– О боже, я… Какой ужас! Я сейчас приведу себя в порядок, – произнесла миссис Марч странно сонным голосом, а Марта тем временем опустилась на колени, чтобы собрать ягоды с пола.
Миссис Марч, пошатываясь, прошла мимо гостиной в спальню и стала там ходить кругами перед тем, как войти в соединенную со спальней ванную комнату. Там она закрыла и заперла дверь. Она уселась на край ванны и вытащила из бюстгальтера серебряный портсигар, погладила выгравированные инициалы перед тем, как раскрыть его с легким щелчком. Достала сигарету, зажгла спичку дрожащими руками, вынув ее из коробка, который лежал в одном из ящиков в ванной. Она выкурила сигарету, потом вторую, третью, жадно втягивая зловонный воздух. Она сбрасывала пепел в ванну и оставляла окурки в сливе. Докурив третью сигарету, которая, как она сама себе пообещала, будет последней, она вдруг заметила, как по полу метнулось что-то черное. Она проследила глазами за этим внезапным движением и поняла, что по плиткам пола бегает таракан – и ее словно накрыло темным покрывалом ужаса. Миссис Марч вскрикнула и выбежала из ванной, захлопнув за собой дверь. Она плотно прикрыла рукой рот, чтобы не закричать, а второй рукой коснулась раны на мочке уха. Затем она схватила подушки с кровати и положила их на пол – чтобы тараканы не могли выбраться через зазор между дверью и полом.
Она в изнеможении опустилась на пол в спальне, прижалась спиной к кровати. Ненадолго задумалась о том, что, может, вообще не стоит возвращаться на вечеринку, но традиции диктовали определенные манеры поведения. Она должна была вернуться. Может, изобразить ужасную болезнь? Но люди начнут говорить. Они воспримут ее отсутствие как подтверждение: Джоанна списана с нее, но еще большую боль ей принесла мысль о том, что они поймут: ее это беспокоит.
– Ты слышала про миссис Марч? – Она представила, как банкир Джорджа задает этот вопрос своей жене. – Бедная женщина. Теперь целыми днями сидит, запершись в их квартире. Какой позор.
Потом она представила, как его жена (которую она никогда не встречала и которой фактически вообще могло не быть) испытывает к ней сострадание – к этой жалкой некрасивой незнакомке (банкир сразу опишет ее как женщину с совсем непримечательной внешностью), которую собственный муж презирает так сильно, что написал с нее свою жуткую героиню.
– Какую именно героиню? – спросит жена, вытирая свои нежные руки кухонным полотенцем.
У банкира на губах заиграет улыбка, и он опишет проститутку Джоанну и то, как с ней никто не хотел спать, даже ее постоянные клиенты.
– На самом деле книга очень неплохая, – скажет банкир. – Говорят, что этот хитрый ублюдок получит Пулитцеровскую премию за оскорбление собственной жены.
Они посмеются над этим немножко виновато, потом жена заметит, что ей очень жаль – жаль, что все так получилось, ведь она считала Марчей счастливой парой.
– Ну, теперь мы знаем правду.
Миссис Марч задумалась, как другие женщины вынесли бы это унижение, если бы оказались на ее месте. Определенно, Патриция, эта простушка из пекарни с вьющимися волосами и глупым тестообразным лицом, пришла бы в восторг от того, что ее муж написал с нее жалкую проститутку. Ей было бы плевать на мнение кого-то еще. Но хотела ли сама миссис Марч быть женщиной такого типа? Женщиной такого типа, который совершенно не волнует свой образ, то, как ее видит мир? Она попыталась представить, как бы все это восприняла Габриэлла. Но подобное никогда не произойдет с Габриэллой, пришла она к выводу, и почувствовала себя несчастной. Несомненно, Габриэллу изобразили бы как привлекательную, уязвимую, но при этом стойкую и неунывающую богиню, такую, из-за которой герои мужского пола дерутся на дуэлях и умирают. Вероятнее всего, получилась бы менее глубокая героиня, менее «реалистичная» (в любом случае что там с реализмом, раз люди его так хвалят?), но гораздо более привлекательная. Конечно, проблема миссис Марч заключалась не в том, что Джоанна была непривлекательной. Проблема заключалась в том, что у людей не оставалось сомнений в том, что и она сама тоже.
Гости вообще заметили, что она ушла? Или они испытали облегчение? Она подумала, не переодеть ли это глупое платье, может, надеть что-то попроще, посексуальнее, но ведь все это заметят, будут ее судить, оценивать, решат, что ее слишком волнует чужое мнение. Миссис Марч страстно желала какой-то мести, и, хотя кража портсигара Габриэллы (который она снова убрала в бюстгальтер) несколько успокоила этот зуд, они заслуживали чего-то похуже. Она стала мечтать о том, как их отравит – мышьяком. Джордж однажды сказал ей, что в Викторианские времена яд хранился в каждом доме. Мышьяк свободно продавали всем, никаких законодательных актов по этому поводу не существовало. Он использовался в красках, которыми красили стены и платья. Она могла бы подать им еще один десерт – отравить их всех тостами с сыром и опиумом. Она представила, как они все валятся у нее в гостиной, потом наступает тишина – странное затишье после такой шумной вечеринки, а она сама переступает через тела – ошеломленная и словно в трансе.
Из этих мечтаний ее внезапно вывело осознание наступившей тишины. Вечеринка больше не шумела. А что, если гости уже ушли? Им это предложил продолжавший хихикать Джордж, потому что они расстроили его излишне чувствительную жену? Знаете же, какая она хрупкая, не может вытерпеть такое смущение, вы же читали книгу?
Миссис Марч поднялась с пола, прошла к двери в спальню и приоткрыла щелочку. Музыка, шум и смех все еще продолжались – звуки вечеринки разносились по коридору. Она сделала глубокий вдох перед тем, как выйти из спальни, а потом уже без колебаний пошла в гостиную, хватаясь руками за стены, потому что ее словно в замедленной съемке отбрасывало от одной стены к другой. Что-то треснуло у нее под ногой. Она опустила взгляд вниз и увидела веточку падуба, несколько маленьких красных ягод покатились по полу.
Как глупо предполагать, что что-то из-за нее остановится. Вечеринка продолжалась, звенели бокалы. На проигрывателе крутилась пластинка, высокие напольные часы тикали в прихожей, а ей улыбался их луноподобный циферблат со «щеками» из красного дерева по бокам. Все оставалось точно таким же, как было, когда она уходила.
На пристенном столике на блюде лежали последние ягоды клубники, на некоторых – только по пятнышку сливок, другие в них утопали, третьи истекали красным соком. Миссис Марч осмотрела их с легкой грустью перед тем, как снова присоединиться к вечеринке. У нее было ощущение, словно она выплывает на поверхность воды, поднимаясь из глубины, и видит конечности других купающихся.
Она приблизилась к одной из увлеченно разговаривавших групп. Они произносили слова «книга», «талант» и «его поколение». Она улыбнулась и кивнула им, но они никак не отметили ее присутствие, поэтому она отвернулась с застывшей на лице улыбкой и смахнула каплю пота с виска. Именно в эту минуту она заметила Габриэллу, которая стояла рядом с Джорджем в центре комнаты. Эти двое светились, словно сами производили этот свет, и он высвечивал их, оставляя все остальное – и всех остальных – в полумраке. Габриэлла одной рукой сжимала его предплечье, а другой прикрывала рот, словно смех считался неприличным в обществе, как зевок или отрыжка. Миссис Марч наблюдала за ними и пила шампанское комнатной температуры из бокала, который нашла рядом с клубникой. Джордж широко улыбался – этой своей раздражающей улыбкой, омерзительной из-за своей фальшивой униженности, – пока к ним не приблизился какой-то его приятель и не представился Габриэлле.
Джордж пребывал в веселом настроении под влиянием алкоголя (и, несомненно, из-за всего внимания к его персоне). Он заметил миссис Марч, приблизился к ней, подхватил под локоток и повел знакомить к двум женщинам, блондинке и брюнетке. Джордж с гордостью объяснил, что они из его последней группы студентов. Он тогда довел их курс и стал заниматься только написанием книг. Миссис Марч не приглашала ни одну из этих женщин – предположительно, их пригласил сам Джордж, ничего ей не сказав, хотя оставалось непонятным, как он восстановил с ними взаимоотношения после всего этого времени.
