– Вы не ответили на мой вопрос, Пётр Яковлевич. Если один человек застал другого человека в переулке с сигаретой – это не значит, что они стали друзьями. И я не преследую такой цели, скажу сразу. Для директора алкомаркета Вы слишком приветливы и радушны. Я думал, что Вы… – Аксёнов остановился взглядом на его лице, видя заинтересованность. Если бы он промолчал, то услышал бы желание знать подробности. Совсем как детское любопытство, которое начинало раздражать. Они ведь не дети. Для чего сюсюканья и лишние вопросы? Интимность их уединения создавало впечатление свидания, вместо официальной встречи в неофициальной обстановке. Именно поэтому один из них был раздражён, а второй не видел явной проблемы, не считая бестактности и дерзкого характера, – …будете выглядеть нарядней. В костюме, например, а не в футболке и кюлотах. Вы ко всем так на встречи приходите? Или это исключение?

– Для неофициальных обстановок можно позволить себе одеваться проще. Клиенты не против. Если честно, беру с них пример. Я проходил недалеко от места встречи. Люблю приходить раньше. А тут Вы. Видимо, я не один такой. Давайте лучше займёмся делом. Время – деньги, – Пётр Яковлевич достал из-под футболки чёрную тонкую папку, открывая распечатанные копии договора и информации о фирме. Прохор в лёгком удивлении приподнял бровь. В его мыслях не было человека в футболке с папкой под ней. К чему же такая скрытность? Огрубевшие пальцы достали ручку из заднего кармана кюлотов, а затем протянули её в сторону Аксёнова. Договорный лист с бледной печатью был следующим. Сколько всего копий было распечатано, что на этот раз стало не хватать чернил? Сколько людей отказало фирме и по какой причине? Ведь работников ей категорически не хватает, раз директор ходит за каждым желающим вместе с папкой, в которой находится очередная копия…

– Обычно я читаю часами документы и всякие официальные бумажки, но сегодня мне хочется довериться интуиции, – Прохор Григорьевич впервые улыбнулся за их пятнадцатиминутную встречу, а затем прищурил глаза, перенимая доминантную позицию. – Где подписать?

Их встреча закончилась, будто воздушный поцелуй. Он есть, но его нет. Пётр Яковлевич ушёл, оставив визитку с контактными номерами и адресом фирмы. А его собеседник остался посреди переулка, как и стоял. Совсем ничего не изменилось. Если бы не визитка в руках, можно было бы подумать про галлюцинации или солнечный удар. Работа начиналась завтра, вместе с ознакомительным процессом. Хотя чему учить? Подбирать дорогой виски покупателю с толстым кошельком и толкать какой-нибудь просроченный коньяк попрошайке? Работа не пыльная, но «запарная», как выражается сейчас молодёжь. А кого сейчас вообще можно назвать молодёжью? Стариков в пятнадцать лет или подростков в двадцать три? Вопрос всегда становится актуальным, как только касается общества и психологии, буквально хватая их одновременно и засовывая в одну бочку для экспериментов. Людям настолько понравилось, когда их анализировали, что они стали фиксировать свой шаг публикой и ожидать общей оценки. Овации или осуждение? Похвалят или раскритикуют? Общество делится, оно разрывается, а затем пытается задавить своего оппонента, не согласного с их точкой зрения. Это вызывает не только бурю конфликтов, но и когнитивный диссонанс у того, кто принял нейтральную позицию и не прочь услышать речь обоих сторон, ведь иначе неосознанно получится принять участие в бесконечной войне.

– Смотри, куда идёшь! – Аксёнов раздражённо прикрикнул на соседа, погружённого в мир своего гаджета. Лёгкое столкновение никого не убило, но добавило агрессии в минующий день. Мужчина не знает, из-за чего человек даже не поднял глаза, от повышения тона опускает голову ниже или пытается закрыться в вымышленном мире от реальности. Возможно, это болезнь, желание уединиться или что-то забыть. Однако Прохор так не считает. Он вообще не считает человеческие права актуальными по отношению к другим людям, кроме себя. Даже Пётр Яковлевич показался ему отвратительным, а его улыбка – гнилой и уродливой. Невозможно оставаться человеком, когда ты рождаешься им. Происходит превращение в животного, развитие инстинктов и упрощение сознания. Не деградация, а развитие вспять. «Отвратительные тела заполонили мир, уничтожили его, а потом стали отбирать друг у друга последний воздух,» – мысли Прохора вполне понятны, как и их направление, но он забывает вписать себя в этот список. Жить человеком среди животных – звучит довольно эгоистично, не так ли? Особенно, если учитывать, что этот человек является копией какого-либо животного, но отличается от неё только своей неприязнью ко всему живому. Означает ли это, что при убийстве своими или чужими руками не дрогнет ни одна мышца лица, как не дрогнула при судорогах матери в последней её эпилепсии в жизни, при смерти голодной дворняжки у ног, при последнем телефонном разговоре с другом, у которого остановилось сердце? Существует множество фактов, имеющих возможность описать и раскрыть причину таких реакций организма, но это остаётся в голове каждого интересующегося и развивается дальше уже там.

Вечер Прохора Григорьевича прошёл достаточно скучно. Желание набить кому-нибудь морду конкурировало с желанием позвонить красивой девушке и пригласить её к себе в дом. Разводить молодых людей на деньги забавно – их алчность творит чудеса, заставляя раздеваться и даже раздвигать ноги. Самых настойчивых в отказе берёт крепкий коньяк в бутылке из-под вина. Отличный напиток для изменения своего мнения. Может ли это называться насилием? В какой-то степени – да. Жертвы, ничего не подозревая, переступают порог, через который не могут шагнуть обратно, не побывав в спальне или в каком-либо другом закутке дома. Их мнение не учитывается. Либо «да», либо они скажут «да» в менее трезвом состоянии, а кто-то даже терял свою речь от большого количества алкоголя в крови. Это не относится только к мужчинам. Холод и отстранённость не позволяет подвергать их сущность сексуализации и беззаконному домогательству. Думая о своём глупом соседе, Прохор умудрялся обвинять его в животных позывах лечь под сильного (что не должен делать настоящий мужчина), не замечая свои склонности к садизму и незаконной деятельности по отношению к другим людям. Он живёт один, поэтому за ним никто не присматривает и не делает категорических выводов. Все знакомые Аксёнова давно уже знают про его дурной характер и скверное поведение. Но, как бы ни было странно, девушки часто романтизируют его натуру, сопоставляют с сексуальным злодеем, «недостойного их». Как же не воспользоваться ситуацией? Жертва буквально подставляется под удар и только после него осознаёт произошедшее. Заявлений на Прохора ещё никто не писал и вряд ли кто-то будет: все, пережившие насилие, замкнулись в себе, после чего хранили тайну, либо делились с близкими людьми, не раскрывая личность насильника от страха или сочувствия. Комплексы обостряются во время психологических травм, и они буквально заставляют человека поверить в собственную вину. Воспользоваться таким можно, даже не умея. Со временем же, полюбившие нечестную игру и власть, забывают про своё прошлое, начиная искажать чувства и сознание. Овечка может надеть шкуру волка и притвориться. Но притворство это будет крайне искренно. Такое, что все окружающие её волки будут видеть в ней своего сородича. Можно обмануть человека, животного, но не природу. Родившись без крыльев, ты не можешь летать. Лишь ходить, если не ползать. Прохору часто перед сном приходили в голову образы, где его натуру «раскрывали» скальпелем без наркоза. То были намёки подсознания, что правду не скрыть, ложь всегда будет разоблачена. Но можно ли верить внезапным мыслям о холодном оружии у живота или горла, надуманному сроку в суде и пытках, когда живётся вполне себе хорошо в такой обстановке, которая складывается на данный момент? Вот и Прохор не верит, перемещая такие мысли, словно на рабочем столе, в «корзину». Нет бредовых мыслей – нет проблем. Легче считать так. Вот только кто-то забывает, что настоящие проблемы находятся глубоко внутри и, если их коснуться, можно вполне задохнуться от боли.