Кушали мы молча. Оба устали очень и проголодались.

— Марфа, а какие у тебя планы на вечер? — спросил князь

— Да хотела в баньку сходить и отдыхать лечь.

— А можно я с тобой останусь? — и столько надежды в голосе — Так тишины хочется! А у тебя здесь так тихо и покойно. Давно я не был в таком покое.

— И что ты спрашиваешь? Это и твой дом теперь. Так что оставайся здесь сколько захочешь

— Спасибо! — тихо ответил князь — Моя бы воля — навсегда с тобой бы тут остался. Однако не могу. На мне все княжество и я за него в ответе.

В баню я сходила первая.

Попарилась, переоделась во все чистое и вышла в столовую.

Князь ушел в баню, а я налила себе свежезаваренного чая и села за стол лицом к окну.

На улице уже темнело.

В комнате горело пара свечей и этот легкий полумрак окутывал уютом.

И опять мне вспомнился родительский дом.

Детство — радостное и полное любви, понимания и доброты.

Папа меня никогда не ругал. Еще и от мамы защищал, когда та сильно браниться начинала.

А браниться мама начинала, когда я нерадиво к делам и ее поручениям относилась. Мне, как и любому ребенку, больше нравилось играть со сверстниками, чем полы мести, да посуду мыть.

Да, в селе было принято помогать по хозяйству с раннего детства и мы все всегда были при деле.

Однако, если кого куда с поручением посылали, то могли встретиться и заиграться. Вот и я, бывало, зацеплялась за селян ребят и теряла счет времени. Тогда и влетало мне от мамы тоже.

— Тебя только за смертью посылать! — бывало начинала она меня ругать в этих случаях

А если я тянула, например с мытьем посуды, то она всегда причитала

— Такую копушу-ленивицу и замуж то никто не возьмет!

И вот почему-то меня пугала перспектива быть незамужней по причине нерадивости.

В селе любая девочка старалась быть умелой, ловкой и хозяйственной. Это было важные качества для будущей жены!

Мама моя, вообще-то, была замечательная и ругалась она на меня редко. И то так, для порядка больше.

А постоянно просто учила, показывала, разъясняла — и все достаточно терпеливо и спокойно. И с папой она всегда разговаривала по доброму.

У нас в селе было несколько семей, где жены вели себя крикливо и хамовато. Однако в нашей семье такого не было. И мама и папа никогда не одобряли такое поведение соседей.

— Ну что же она так кричит? Зачем всему селу знать, что там у них происходит? — недовольно качала головой мама, когда слышала, как соседка ор опять поднимала.

— Согласен с тобой! Слушать неприятно. А уж как потом всем соседям в глаза смотреть? Мне бы стыдно было — поддерживал маму папа.

Я вообще не помню, чтобы слышала, как они ругаются.

Ну по серьезному, по злому. Никогда!

Да, они перебрасывались иногда недовольными словами. Однако ни одного громкого скандала я не помню.

И меня никогда не ругали сильно.

Объясняли, что, как и где я делала неправильно. Мама никогда не ленилась мне все очень четко и подробно разъяснить, если просила сделать что-то, что я еще не умела делать или делала не очень умело.

Одним словом — у нас была самая замечательная семья!

И жилось мне в ней просто замечательно.

Пока замуж не вышла. А вот с мужем у нас была странная семья. По мне и семьей то это назвать трудно.

А вот с бабушкой мы тоже жили дружно и мирно.

Вот с ней я опять была в семье. Бабушка приняла меня сразу, как родную и ни разу я не почувствовала здесь себя лишней или не в своем доме.

Этот дом, как и бабушка Серафима, стали мне родными с первой встречи.

Сейчас я сидела и смотрела в одну точку вспоминая свою, пусть и не длинную, но такую насыщенную на разные события жизнь.

И не замечала, как слезы текли по щекам. Я так глубоко погрузилась в воспоминания о родных мне людях, что действительность просто перестала для меня существовать.

Только мои любимые и родные сейчас тут, со мной, в моем сердце.

Как же много теплых слов хотелось им сказать! Как хотелось их обнять, сделать все, чтобы доказать им свою любовь.

Жалелось, что не находила время лишний раз посетить родителей, донести до бабушки насколько она мне дорога. Порадовать их всех чем-нибудь, наговорить кучу добрый и теплых слов, обнять крепко-крепко.

Жалелось, что не делала все, чтобы передать им свою любовь.

Да и самой оказаться в их объятиях, почувствовать их тепло и заботу.

Да, мне их будет не хватать теперь до конца моих дней.

Вот так живешь и не понимаешь, как здорово, что твои родные живы и здоровы. Обижаешься по пустякам на них, не уделяешь им достаточно своего внимания и времени, не говоришь о своих чувствах к ним.

Кажется, что еще успеется.

И понимаешь, как все быстротечно в миг, когда их больше нет рядом.

И как одинок ты без них становишься.

И время безвозвратно ушло и ничто не вернется назад…

Вот и я осталась одна.

Совсем одна.

И никто меня не похвалит и не пожурит так по доброму, как это делали родители и бабушка Серафима.

И так себя жалко стало!

Вот ушли они и ушли все разом.

А я тут осталась…

Я плакала уже в голос.

— Ну совсем ты расклеилась, маленькая моя! — князь подошел ко мне и обнял меня за плечи.

Я и забыла про него.

Но так хотелось участия живого человека, что я просто не задумываясь развернулась и уцепилась за его рубашку.

От него пахло чистой льняной рубахой, водой, березовым венеком и банным дымком.

Такой родной запах.

Так же пах папа после бани.

И этот родной запах запустил мой рев по новому кругу.

Меня погладили по голове, пытаясь успокоить привычным «тшшш».

Папа так тоже меня успокаивал.

Его действия разбудили новые воспоминания, а вот успокоиться не помогли.

Ни мне, ни князю. Рев набирал обороты.

— Ну, маленькая! — голос князя звучал растеряно.

Он мягко разжал мои руки, подхватил меня на руки и отправился со мной на кушетку у окна.

Сел сам, усадил меня к себе на руки и начал баюкать и успокаивать.

Прямо, как папа, когда я была маленькая.

Вот и князь просто меня качал и гладил по плечу, голове, прижимал к себе крепче и легонько целовал в макушку.

При этом он дал мне выплакать все свое горе.

Не знаю, сколько времени прошло, но вместе со слезами ушли и силы.

Я больше не плакала, а просто сидела на руках князя с закрытыми глазами, а он продолжал меня качать.

И я уснула у него на руках.

Как это произошло и сама не знаю.

А вот проснулась я утром в своей кроватке.

Чувство одиночества оставалось еще со мной.

Такая потеря родных теперь навсегда будет жить в моем сердце открытой раной.

И все же новый день для меня настал.

И я обязана сделать все, что в моих силах, чтобы как можно меньше потерь случилось по вине степняков.

12

Вот, вроде, и нет войны, а села горят, мужчины гибнут от рук степняков, женщины остаются вдовами, дети — сиротами, люди — бездомными…

С этими тяжелыми мыслями поднялась с кровати и отправилась умываться. Вышла из комнаты и учуяла потрясающий запах оладушек.

Первой моей реакцией было полное недоумение.

Неожиданность такое почувствовать здесь и сейчас.

Растерянность от всех этих неожиданностей меня затормозила. Я забыла куда шла.

Этот потрясающий аромат домашнего уюта, продолжения жизни в совокупности с утренним, ярким солнышком заставили меня забыть о своих потерях и бедах, которые ждут меня за стенами этого дома.

Тут и сейчас всю гамму чувств, что я, в данную минуту, испытала мне даже описать трудно. Они волной прокатились по моему сознанию от полной опустошенности, в момент как проснулась, до жизнерадостного возбуждения начала нового дня вместе с запахом утренних оладушек.

Наверное это здорово, что мы люди такие непостоянные.

И это очень замечательное умение не цепляться за прошлое, а идти по жизни дальше.