«Если тебе мерещится, значит у нас массовые глюки».

«Последствия обряда… Кубок Крови… я так и думал. Ты развязала верёвки?».

«Ещё с минут десять назад, он – не только заморыш, каких поискать, он – дубина, который ничего не знает о полицейской аттестации…».

«Давай мы оба этим погордимся тобой, когда всё закончится! Нужно добраться до твоего пугача, поняла?».

«Без тебя знаю!», - только какой смысл в пистолете, на который оба смотрели, как на воздушный шарик – занятный, но безвредный?

«Потом будешь пальцы гнуть, милая. Я тебе все десять предоставляю, хоть ломай, хоть облизывай».

«Есть план?», - она не смогла скрыть улыбку. Да, это была жалкая улыбка, обречённая улыбка, вымученная улыбка, но она была.

«Надо отвлечь его. Как только услышишь моё «вперёд» , подними свою красивую задницу и хватай пистолет, он у ближней, правой ножки комода. Прострели ему ногу, но не убивай. Ты – меткая девочка?».

«Ты будешь в шоке от моих способностей!».

«Он замедлится, не сразу сообразит, что чужое обличье ещё живо. Водоворот не уносит недобитого, и ему потребуется время, чтобы призвать поток. Сразу после выстрела беги ко мне, ориентируясь на глаза. Видишь место между моей шеей и батареей?».

«Плохо, но вижу, и там ниче…».

«Не прикасайся к этому пространству, не проводи там ни пальцами, ни ногтями, ты уже раскроила себе ладонь. На твоём журнальном столике лежат ножницы, хватай их по пути и режь так, словно в воздухе натянута очень толстая нить!».

«Я не понимаю…».

«Твою мать, просто доверься мне! Ножницы начнут накаливаться мгновенно, металл будет плавиться, но если всё делать быстро, ты перерубишь путы и не поранишься сильно!».

«Я всё сделаю… - послышалась пауза, - я всё сделаю, Люцифер».

– Евангелие от Матфея.

– Ты преисполнилась в своём познании, Виктория, браво! – Раздались жидкие хлопки.

– Это из сериала «Константин», додик.

– Раз ты такая находчивая, подскажи, мне тебя убить на его глазах или его – на твоих?

Комнату тут же наполнил гулкий, металлический треск. Разрезая кожу до кровавых борозд, Люций дёрнулся в своих путах.

– Ты смешон. Я нужен тебе живым, ублюдок. Убить меня на Земле – нарушить свои собственные законы, с которыми ты взошёл на этот зассанный страхом и паранойей престол, - демон постарался контролировать себя, придать голосу больше важности, быть идеальным в том, в чём всегда преуспевал. – Тебе твои же не простят, никакая башня не поможет и чары не спасут.

– Это меня огорчает, но я полагаю, что готов риск…

– Другое дело, - не останавливался Люцифер, затыкая Малю рот, - если ты приведёшь меня, схваченного в плен. На золотом аркане, как скотину. Нагородишь с три короба о моём вероломном отречении от нынешнего «властелина», посадишь в темницу и организуешь трибунал. Тогда будут и пытки, и суд, и приговор. А потом и твой апофеоз в виде моей казни.

– Смерть Демьяна, - на физиономии, усыпанной угрями, почти мечтательное выражение. – Был такой великомученик по имени Демьян, я читал о нём ещё в Школе. Его разорвали, привязав к четвёрке лошадей. Но для тебя, наследник без трона, я бы запряг драконов.

– Меняю свою капитуляцию на её жизнь.

– Звучит заманчиво, - Мальбонте возвёл глаза к потолку, - а ещё до умиления трогательно. В иной ситуации, сын Сатаны, я бы с радостью принял такое предложение, но… ставка слишком высока: на одной чаше весов запертые, древние боги, на другой – всего лишь ты.

– Шепфа и Шепфамалум не угроза твоему режиму, дерьмо.

– Вижу, что закончить начатое, не поговорив, у нас не выйдет, - убийца встал со своего стула и направился к Виктории. – Что ж, времени у меня с запасом, давай утолим твоё любопытство. Не возражаешь, если я присуну ей, - он хлопнул Уокер по боку жестом, которым награждают потаскух в тавернах и Орденах, - пока мы тут светски треплемся? Она как любит – грубо и жёстко или ласково и нежно? – Скрежет батареи в дуэте с несущей стеной Бонт пропускает мимо ушей. Делает вид, что ничего не слышит. – Впрочем, это неважно. Признаю́, я не по этой части. Так что не рассчитывай на удовольствие, Вики. Но есть и плюс – это не будет долго.

Не дожидаясь реакций, Маль потянул к её лицу ладонь и тут же завопил, потому что с бульдожьей хваткой девица вцепилась ему зубами в мягкое соединение между большим пальцем и прочими и посмела пустить кровь. И плевать ему, что та видит перед собой уродца в расцвете пубертата, укус травмирует вполне реальное тело Мальбонте, потому что в ней ещё осталась энергия Бессмертной, и минимальный урон эта шалава нанести способна.

– О-ох! – Когда Уокер повторно шарахает чужой магией, она выбивает себе коленную чашечку и верещит от боли.

– Она и с тобой такая несговорчивая, Люцифер?! – Несостоявшийся насильник брезгливо рассматривает место укуса. То затягивается, но медленнее, чем на Небесах. – Не помню, чтобы во времена светловолосого простака по имени Бонт эта лупоглазая щель отличалась принципиальностью. Зеркало давало такой простор для обзора, что приходилось искать маленькие радости в ваших грехах, голубки. Я-то думал, он везде тебя объездил, Вики. Ты же так ему давала и так сосала… уверен, задницу тоже подставила, но… нет, вы только посмотрите, сплошное разочарование! Кобыла строптива по сей день. Ты хоть на что-то способен, демон? Баба не укрощена, Ад не твой, и вы оба вот-вот сдохнете!

Яростно корча лицо в гримасе, Маль снова оседлал стул: седлать стулья ему привычнее, чем женщин.

– Если нам не жить и ты готов ставить на кон всё, ответь, почему Уокер попала на землю, - от ярости и своей бесполезности Люция колотит, и сеть снова и снова надсекает кожу в десятке разных мест.

– Земля то, Земля сё… достал со своими «почему»! – Убийца в бешенстве и орёт, но потом замирает, стихает и продолжает уже спокойнее, - хотя знаешь что? Расскажу. Покажу. Эта прелюдия перед смертью даже пикантнее, чем Уокер выдрать. Девчонка тобой провоняла до рёбер, а я, всё-таки, избирателен.

Первое, что Люцифер видит, это поле несостоявшегося боя. Но побережье смотрится иначе. Повсюду сражения, воздух загажен субантрами, их испражнениями и теми кусками воинов, которых хищники рвут на части и потрошат налету.

Второй слайд – склонённая фигурка Виктории. Она пытается поднять кого-то, надрывается, но неистово тянет вверх, а ещё вся трясётся, словно её попутчик прилёг позагорать и отпустил пошлую, но очень смешную шутку, от которой Непризнанная ржёт. Он щурит глаза и вдруг понимает: она не хохочет, она в истерике. В такой невероятной истерике, каких не бывает.

Третьим кадром он смотрит на Мамона. Тот мёртв, и проверять не нужно. Его тело во второй ипостаси постепенно меняет очертания на человеческое и под рукой у мужчины копна чёрных, удивительно чистых для здешнего смрада волос. У дочери архидемона есть только голова, которую отцовская туша словно спрятала от любопытных зевак. А тела у Мими нет.

Четвёртым кадром что-то падает прямо перед носом, дополняя жуткую, кровавую вакханалию. Удивительное дело, сын школьного учителя не сумел сохранить ни рук, ни лица, зато его рубашка кипельно-белая, а воротничок не помялся.