– Разве огонь не должен был прожечь ковёр или полы?

Вместо ответа Люций щёлкнул пальцами, создавая сияющий шар на ладони, и выпустил тот в воздух под живописное, уокерское изумление.

– Ну что, прожигает?

– А ты… - у неё горло свело от возмутительности этого мужчины. – ТЫ НЕ МОГ СРАЗУ ТАКОЕ ПОКАЗАТЬ, ЧТОБ Я НЕ СОМНЕВАЛАСЬ, ЧТО НЕ СЛЕТЕЛА С КАТУШЕК?!

– Просто признай, мой член куда убедительнее. – Демон беззлобно толкнул её в бок.

– Сейчас. Подожди. – Она часто задышала, наблюдая, как лениво пламя скользит по комнате и исчезает, погаснув. – Выходит, он жёг смолу в воздухе, но что-то где-то накапало, и убийца подтёр следы. Тогда у меня не сходится: он не думает о свидетелях, не скрывает лица, но замывает пол и стены «Мистером Проппером»?

– Ему плевать, какие выводы сделают полицейские. Плевать, что подумают на Земле. Ему всё равно, если твои коллеги его схватят, он возьмёт и сразу испарится. Единственное, что его волнует, что о преступлениях могут узнать на Небесах. Поэтому убивать надо быстро, не растягивая ритуал на несколько людских месяцев, но стараться сохранить своё бессмертное вмешательство втайне. Не от вас. А от нас.

– Почему ты?

– Почему я что? – «Смит» не понял вопроса.

– Почему именно ты взялся расследовать его нарушения? Ты вне системы, верно? – Не дожидаясь ответа, Виктория кивает себе сама, - верно. Никто тебя не попросит, тем более – не прикажет. Скорее всего у тебя огромная куча дел, связанных с тем, чтобы освободить свою часть мира и свой народ. Так почему именно ты находишься сейчас здесь, в этой квартире, в этой комнате?

– А ты не рада? – Он чувствует себя погребённым заживо, потому что внятного ответа у Люцифера нет: ну не говорить же ей, что он почти уверен, это либо сам Маль, либо кто-то из его приближённых, которых по пальцам одной руки посчитать можно, хотя у сатанинского отпрыска ноль доказательств, только чуйка.

– Я-то рада, - Виктория – сама проницательность, - однако что-то тут не сходится, если ты грешишь на Мальбонте и ровно поэтому спустился сам.

– Что не сходится?

– Смотри, Шепфамалум – такой киношный злодей, всравшийся тёмный бог, который сидел в таком же тёмном царстве-государстве, не способный выбраться к свету. Разве, освободи его Маль сейчас, тот не захочет в первую очередь отомстить блудному пасынку?

– Сидел в тёмном царстве-государстве? – Вопрос мужчина пропускает, не расслышав и полностью концентрируясь на своих пятках, в которые словно иглы вдавили. Узнаваемое ощущение – ты что-то нащупал.

– Ну да, ты же сам рассказал, что…

– Непризнанная, я не говорил, где Шепфамалум находился до своего монументального плена. – Пальцами он приподнимает её подбородок и внимательно смотрит, - и я знать не знаю, где его обитель, как она выглядит и что из себя представляет. Никто не знает.

– Тогда откуда у меня эта мысль?

– Потому что ты – единственная, кто был там, кроме Мальбонте. – Неудобная героиня, мешавшая почивать на лаврах, от того и списанная в утиль. – Что ещё ты помнишь?

– Не знаю, - она дёрнула лицом, освобождаясь от цепкой ладони, - я не уверена. Много тьмы и единственная «лампочка», как прореха в небе. Когда я оказываюсь около неё, тот, кто меня преследует, терпит поражение. Он не может выйти на свет.

– Уокер, - Люций звучит сипло, вдруг понимая, что все догадки, домыслы и чутьё его не подвели, - преступник не пытается освободить Шепфамалума. Он пытается его убить.

В качестве заключительного штриха этого полотна в коридорной тиши тут же каркает дверной звонок.

– Ты кого-то ждёшь? – Мужские радужки становятся алыми, гневными и сияющими.

– Нет. Точно нет.

– Херóво.

***

В 1960-м году население Детройта составляло почти два миллиона человек, среди которых было двадцать девять процентов чернокожих, а остальные семьдесят – белые. На сегодняшний день, если судить по последней переписи, в Детройте проживает всего семьсот тысяч человек, из них восемьдесят четыре процента – это чёрные.

Айк Бадди родился и вырос в Детройте, как выросли его отец, дед и прадед и не выросло два брата. Младшего убили в одной из заброшек, когда тому едва стукнуло двенадцать, потому что оказался не в том месте не в то время. Судьба старшего брата по имени Оушен ещё прозаичнее – он сторчался. Сначала попал в одну из банд, потом стал диллером, загремел в тюрьму для малолетних, сумел выйти по УДО, но к тому моменту так плотно сидел на мете, что его смерть была лишь вопросом времени.

Оушену Бадди хватило трёх зимних месяцев.

Мать – крупную, хлебосольную женщину того простоватого вида, про который говорят «мамми нигга», похороны двух сыновей довели до последнего оплота отчаяния, откуда она уже не вернулась. Пребывая стремительно худеющим телом в Детройте, рассудком родительница находилась в мире радужных пони, а врачи спецклиники лишь руками разводили – это её зона комфорта, ей хорошо в ракушке, которую Астория сама себе напридумывала.

С точностью наоборот это сработало на Айке. Он возненавидел старшего брата за слабость, возненавидел тех, кто убил младшего брата, за трусость, и поступил в полицейскую академию, вгрызаясь в гранит науки под смешки товарищей «Что, Бадди-еврибади, хочешь обелить свою расу?».

– Кто там? – Из-за двери долетает голос коллеги и чей-то ещё, кто приказывает не приближаться к проёму.

– Вики-тики-тави, открывай, это я. - Ему очень хочется услышать радостное «Айка-зазнайка», хотя в детстве он ненавидел сказку про ту девчонку и грабли. Но нет, коп не похож на выскочку из книжки, он всего добился сам и никогда не выпендривается понта ради.

– Айк, ты? Что-то случилось?

– Я, я. Открой дверь, надо перетереть по делу.

– Извини, квартал обесточен. Ты можешь… - какой-то шёпот, - …ты можешь подсветить лицо?

– Не вопрос, Вики-тики-тави, - он включает фонарик на мобильном и поднимает тот к верху, зная, что в глазке видно его массивную, темнокожую физиономию добряка, похожего на перекормленного младенца. – Ну как, достоин визита?

– Окейси, я открываю, - доносится до слуха.

– Открывай, - кивает Айк и, внезапно, чувствует страшную тревогу, - откры… стоп… СТОЙ, ВИКИ-ТИКИ-ТАВИ! НЕ ОТКРЫВАЙ!

Всю дорогу до её дома он хотел привести туда этого прыщавого паренька, перехватившего Бадди у Департамента, а теперь не хочет.

Но было поздно.

Когда дверь распахивается, в пустой проём падает тело детектива Бадди, который родился, вырос и умер в Детройте от сломанного тупым, тяжёлым предметом позвоночника.

И, будь здесь патологоанатом, тот чесал бы в удивлении нос – кажется, удар нанесён кулаком, но с нечеловеческой силой.

Комментарий к Ночь

Помянем в отзывах. =(

========== Утро ==========

Комментарий к Утро

перекрестила Помолясь!

Предупреждение для самых пугливых: не проматывайте вниз, иначе вы всё себе заспойлерите; пожалуйста, читайте с начала, здесь вам не причинят никакого вреда (но это не точно). 😳

Красивое

У него красивая мечта, о которой не принято рассказывать. Где-то когда-то услышал, что если раскроешь рот и взболтнёшь лишнего, то пиши-пропало, мечта так и останется мечтой и уж точно не сбудется.

Начало своё эта мечта берёт в раннем детстве, но она совсем не романтичная и на экшен не похожа: в общем, совсем не та мечта, которая вызревает в головах у мальчишек подобного возраста. Но и он – не обычный ребёнок.