Облегчение, которое за собой повлечет только большую боль.

Я сжала пузырек со злобно-язвительной усмешкой на губах. Это, что, проверка? Судьба пытается проверить, насколько серьезны мои намерения?!

— Да пожалуйста!!! — крикнула я в пустоту и, одним движением вытащив из сумки обезболивающее, сделала шаг к выходу с площадки.

Только сейчас я поняла, что разожгли во мне слова Тейта Маршалла. Они разожгли во мне почти затухший огонь, от которого остались едва теплые угольки. Но он смог расшевелить их, снова поднял температуру жара на десятки, а то и сотни градусов.

Голова, щеки горели, а вместе с ними горела и я. Старая я.

С катка я ушла быстро. Лишь у самой калитки ухватилась на край борта, чтобы точно не упасть, но сразу же, как нога моя ступила на бетонный пол, я побежала. Действительно побежала! Чуть не задыхаясь от волнения, от осознания, что, наконец, решилась, я шла по подтрибунному помещению.

Перед глазами мелькали вывески тренерских кабинетов, мужских и женских раздевалок, подсобных помещений. В горле клокотало, когда я влетела в туалет, открыла дверцу первой же пустующей кабинки. Подняла крышку унитаза и, не давая себе даже секунды, чтобы пожалеть, открыла пузырек тем самым «лёгким» движением.

Ничем не примечательные — но только с виду — таблетки, которые всё это время не давали мне сдвинуться с мертвой точки, полетели в канализацию. Они весело стучали о фаянсовые стенки унитаза, и мне тоже было весело. Но радость моя была злой.

Лишь когда я нажала на кнопку смыва, лишь когда бачок зашипел, набирая в себя воду, мне стало чуть легче дышать…

Комментарий к 1.

Благодарю за прочтение этой главы и фанфика! Буду рада вашему отзыву 🥰

========== 2. ==========

На балконе было тихо. В сравнении с тем же клубом, из которого я вышла подышать свежим воздухом — даже очень тихо. Только мощная вибрация от колонок доходила даже до сюда; от битов дрожал пол, стены, ограждения, а вместе с ними и я.

Но дрожь моя была связана не с громкой музыкой, в такт которой билось сердце. Я дрожала от пришедших на телефон сообщений. И фотографий.

На экране смартфона было открыто фото, присланное с неизвестного телефона. Этот некто присылал фото моего номера, на кровати которого даже валялась неубранная мною кожаная куртка. А так же я и Лиз, выходящие из отеля. На втором снимке я улыбаюсь, держу девушку за плечо, даже не подозревая, что, оказывается, за рулем одной из машин с затонированными стеклами сидит, усмехаясь, один из приспешников Оушена и снимает нас на камеру.

Мне нечем дышать, и даже ночной воздух, гладящий холодом плечи, не помог прийти в себя. Ноги подкосились, а телефон чуть не выпал из ладони, когда вдогонку фотографиям пришло сообщение:

«Ты у меня на крючке двадцать четыре на семь. Я имею прямой доступ в твой номер, и в любой момент ты можешь не открыть глаза. Помни об этом, Кэтрин, и поторопись. Часики тикают. Проценты капают»

Секунды молчания, что прерывались лишь моими судорожными вздохами, показались вечностью. В какой-то миг я ощутила, как слеза сорвалась с ресниц и теперь бежала по щеке, по подбородку.

Я оттолкнулась от ограждения, чтобы точно не упасть за перила, и тогда колени ослабели. Так и не дойдя до ближайшего диванчика, я облокотилась поясницей о стальное ограждение. От него по всему телу пробежал холод, но он был не так страшен, как тот холод, который циркулировал вместе с кровью по венам и превращал меня в ледяную статую.

Мысли метались от: «Ненавижу себя за то, что втянулась во всё это!» до «Ненавижу Оушена, ненавижу его алчность!». Я оглянулась, тяжело дыша. Хотелось кричать, плакать, бежать прочь от всех проблем, но по итогу я не сдвинулась с места. Лишь шмыгнула носом — так жалко, что стало противно — и, не удержавшись, ударила себя по коленям.

Через секунду же я об этом пожалела. Бедро, боль которого я несколько дней не утоляла, в тот миг заныло особенно сильно. Вскрикнула и сразу же закрыла себе рот ладонью; не хватало, чтобы ещё кто-то меня нашел в таком состоянии!..

Зажав себе рот, я одной рукой открыла сумочку. Убрала туда телефон с горящим экраном и вдруг нащупала знакомый пузырек.

Тот самый пузырек с легко открывающейся крышкой.

Сердце рухнуло куда-то вниз, грозясь разбиться. Я распахнула слезящиеся глаза, повернулась спиной к двери — чтобы было время спрятать обезболивающее, если кто-нибудь выйдет на балкон — и, не веря, вытащила из бокового кармана таблетки.

«Как? Я же…» — метнулась в голове мысль, но я поспешила себя оборвать. Ведь я всегда имела запасную упаковку болеутоляющих. Чтобы не согнуться пополам даже в самый неожиданный момент.

Теперь этот момент настал. И грозился сломать меня напополам не только физически, но и морально. Я смотрела размытым взглядом на пузырек из темного стекла и чувствовала, как дрожали обратные стороны коленей.

Бедро болело так, словно было сломано какие-то секунды назад.

— Твою мать, — зашипела себе под нос и прикрыла глаза. Слезы мазнули по нижнему веку, когда я одним движением большого пальца открыла крышку пузырька.

Какая я слабая…

— Что это такое?

Смутно знакомый голос раздался за моей спиной и прозвучал гораздо громче играющей в заведении музыки. Я вздрогнула, так и не поднеся ладонь к лицу. На спине выступила отвратительно липкая испарина, к которой сразу приклеилась ткань клубного платья.

Я обернулась в тот же момент, что и раздались шаги.

— Тейт?..

Молодой фигурист подошёл ко мне, я посмотрела на него в ответ. В следующую же секунду я вздрогнула, ибо лицо Маршалла напоминало мне непроницаемую маску. Карие глаза казались черными, а плотно сжатые губы больше походили на прорезь для рта.

От таких ассоциаций мне стало дурно.

Парень подошёл ближе и облокотился поясницей о перила. Я поспешила развернуться лицом к ночному городу, словно могла так спрятаться от его внимательного взгляда. Ага, как же.

— Кэтрин, — позвал меня Тейт. Я не посмотрела на него. Так и стояла рядом и рассматривала небольшой пузырек на своей ладони. Тело продолжало оставаться холодным, а вот щеки, напротив, загорелись.

— Кэтрин! — позвал уже настойчивее. Громче. Я вздрогнула и теперь уже обернулась.

Маршалл выглядел недовольным, но это, в какой-то степени, было понятно. Посмотрела на фигуриста и даже пяти секунд его взгляда не выдержала. Нельзя сказать, что Тейт смотрел на меня со злостью или печалью. Наоборот, взор Маршалла казался мне каким-то… пустым.

А принимать равнодушие оказалось тяжелее, чем любую его другую эмоцию.

Я опустила взгляд ниже.

На нем — черная рубашка с коротким рукавом и каким-то белым, очень контрастным рисунком. Пригляделась и увидела в линиях на ткани змеиное тело, покрытое крупной чешуей, и цветы. По всей видимости, пионы. Выглядело необычно и… довольно красиво.

Попыталась проглотить вставший в горле ком — не вышло. Я не отдавала себе отчета, почему смотрела не на Тейта, а на его одежду. Наверное, чтобы, отвлечься. Или чтобы своим излишним вниманием отвлечь самого Маршалла. Отвлечь от пузырька таблеток на своей ладони.

— Чего застыла? — спросил вдруг Тейт. Не думала, что он заговорит, и я, опять вздрогнув, подняла взгляд обратно на скулистое лицо Маршалла. — Не будешь пить?

Парень подбородком указал на таблетки, и я, как зачарованная, опустила взгляд на руку. Посмотрела на пузырек так, словно видела его впервые. Лицо и шея продолжали гореть; я чувствовала себя пристыженной.

Хотя, по сути, в тот момент я таковой и была.

Маршалл всё понял — разумеется, ведь он тоже спортсмен и явно догадался, что в темном пузырьке без этикеток перекатывались отнюдь не витамины. Поднимать на него взгляд было страшно; мне казалось, что если я посмотрю на Тейта, то сразу же сгорю от стыда.

Он тяжело выдохнул, размял шею:

— Травма, значит, не отпускает?

— Травмы нет, — выдавила из себя и удивилась, насколько тихо звучал мой голос. Тейт подошёл чуть ближе; между его и моим телом осталось около пятнадцати сантиметров. Я сглотнула появившуюся во рту слюну и призналась: