Однако послевоенные конфликты опровергли эту теорию, подтвердив высокую эффективность и необходимость артиллерии как в современных конфликтах, так и в возможных военных столкновениях будущего. Поэтому в СССР были созданы новые образцы артиллерийского оружия, которые намного превосходили то, что было создано в предыдущие годы, по целому ряду характеристик: начальная скорость снаряда, прицельная дальность стрельбы и толщина брони, пробиваемой с дистанции полутора тысяч метров, а кроме того, в самоходных артиллерийских установках были существенно улучшены эргономические условия экипажей по сравнению с тяжёлыми условиями в боевых машинах времён Великой Отечественной войны, одну из которых САУ СУ-76 солдаты между собой называли душегубкой или даже «сучкой».

При слове «сучка» профессор вздрогнул и как-то нехорошо посмотрел на Татьяну. В его взгляде был недвусмысленный вопрос: «Кузнецова, ты что несёшь?» Татьяна испуганно осеклась и, широко раскрыв глаза, пожала плечами, всем своим видом давая понять: «Я не виновата, там так написано».

Опять наступила пауза. Ошарашенный ответами студенток профессор растерялся и не знал, как реагировать. Даже обычная ирония, свойственная ему в отношении студентов, его оставила.

– Давайте вашу зачётную книжку.

Татьяна на ватных ногах подошла к профессору и обречённо протянула ему зачётку. Наступал момент истины. Все, кто присутствовал в аудитории и готовился к ответу, напряглись и с тревогой следили за тем, что сейчас произойдёт. Через несколько секунд Татьяна забрала из рук профессора зачётку, открыла её и радостно улыбнулась. Сидевшие в аудитории незаметно переглянулись: методичка сработала. Это был шанс, надо было прорываться, все вдруг захотели отвечать. В ход пошло всё: и кавалерия, и пехота, и родная рота…

В конце концов к профессору вернулось присущее ему чувство юмора, и он не без сарказма заметил, что впервые видит, как тяжёлый дух милитаризма одним залпом накрыл всю группу филфака АГУ, а потом рассмешил всю кафедру рассказом про этот экзамен.

Валер, но подробнее тебе Ирка Каляева в субботу расскажет. Она же этот экзамен вместе с Татьяной сдавала, так что можешь услышать всё из первых уст. Ну вот видишь, наши методички как-то помогли.

– Да уж, действительно помогли, что тут сказать. Договорились, в субботу без четверти семь буду в лучшем виде.

Несколько часов, оставшихся до конца дежурства, у Валерки прошли спокойно, без дополнительных вводных и происшествий.

После ужина перед сменой Тагиев сбегал в училищный ларёк и запасся на ночь пачкой сигарет, а у знакомого помощника дежурного по камбузу разжился на полбуханки белого хлеба и кусок масла. Кофе, сахар и чай у Тагиева с соседями по комнате были всегда.

Поднявшись в роту, Валерка столкнулся с двумя первокурсниками, которые как-то уныло подметали коридор общежития и наводили порядок в умывальнике и гальюне. Первокурсниками громко и по-хозяйски руководил дневальный курсант Вартанов.

– Сурик, а эти откуда здесь?

– Да я с помощником дежурного по факультету договорился, чтобы он пару человек с первого курса прислал помочь перед сдачей дежурства порядок навести.

– А сами с Геной не можете? Здесь делов-то на двадцать минут, неужели нельзя обойтись без этих годковских замашек?

– Да ладно, через пятнадцать минут я их отпускаю, заодно и мусор вынесут.

В половине восьмого, сменившись, наконец, с дежурства, Тагиев прошёл к себе в комнату, переоделся в рабочую одежду и стал раскладывать то, что ему было необходимо для завершения работы над дипломом. В отличие от курсантов первых-четвёртых курсов, проживавших в казармах, которые называли кубриком, по восемьдесят-сто человек в одном помещении, пятикурсники Каспийского училища жили в общежитии по три-четыре человека в комнате. Обстановка в комнатах была стандартная: три койки, три тумбочки, письменный стол, стул и общий платяной шкаф с вешалками, то есть никаких излишеств в комнате общежития не предусматривалось. Но в любом случае по сравнению с казармой, где всё твоё личное пространство ограничивалось койкой, одной на двоих с соседом тумбочкой, в которой разрешалось хранить туалетные принадлежности, учебники, тетради и книги из училищной библиотеки, и рундуком для вещевого аттестата, комнаты в общежитии были настоящей роскошью.

После заселения курсанты по мере своих возможностей начали обустраивать быт. В комнатах появились нарды, гитары, шахматы, принесённые из дома старые настольные лампы, будильники, кипятильники, вилки, ножи, тарелки, которые, как правило, притаскивали с камбуза, а за шкафом, под матрасом или в других укромных местах у многих была спрятана «гражданка».

Периодически командир и старшина роты в присутствии старшины класса устраивали в комнатах шмон. Изъятая посуда отправлялась назад на камбуз, кипятильники, чаще всего небезопасные, уничтожались на месте, а «гражданка», от которой все отказывались, отправлялась в факультетскую баталерку на ветошь. Но через несколько дней её за бутылку выменивали у баталерши тёти Ани, а тарелки, ложки, кипятильники и прочие радости жизни всё равно возвращались в курсантский быт.

Так продолжалось до конца первого семестра, а после зимней сессии выпускной курс разъехался по флотам на стажировку, и по возвращении пятикурсники приступали к написанию дипломных работ, после чего их уже оставляли в покое.

Сегодня Валеркины соседи по комнате (тоже, как и Валерка, баиловские) после ужина уволились домой до утра. Комната была в Валеркином распоряжении, и он удобно устроился: весь стол был завален дипломными материалами, учебниками, форматными листами, ручками, карандашами, линейками, а на двух тумбочках разместилось то, что должно было поддерживать его во вторую бессонную ночь: хлеб, масло, кофе, сахар, чай и сигареты.

Тагиев выпил стакан крепкого кофе, перекурил и уселся за работу.

К пяти утра текстуальная часть диплома была наконец завершена и подготовлена к сдаче в типографию.

За окном рассветало, а ещё минут через десять, пока Валерка наводил порядок и перекуривал, на улице начался дождь. Состояние было под стать погоде – очень хотелось спать. По распорядку дня подъём в училище был в семь утра, но пятикурсников это уже не касалось. На физзарядку и приборку они не ходили, и спать можно было до начала девятого, так что до этого времени можно было придавить подушку.

Главное – успеть умыться, побриться, позавтракать и к девяти быть в типографии, и Тагиев, не раздеваясь, завалился на койку, а ровно в девять часов уже сдавал свой диплом в переплёт.

После бессонной ночи, завершённой работы и плотного завтрака хотелось одного – спать. Вернувшись в общежитие и узнав, что командира роты на месте нет, то есть гонять праздношатающихся и тем более спящих в рабочее время курсантов некому, Тагиев прошёл к себе в комнату и опять завалился спать.

Казалось, только он коснулся головой подушки, как его уже тряс за плечо дневальный.

– Валера! Вставай, время без двадцати час.

– Что, уже? Чёрт.

– Продрых больше трёх часов.

– Спасибо, Виталик. Честно говоря, не заметил я этих часов и не отказался бы ещё столько же продрыхнуть.

– Через двадцать минут обед, пойдёшь?

– Да нет, наверное. Сегодня хочу пораньше домой свалить, там поем по-человечески. Командир в роте?

– Нет.

С трудом отходя от сна, Валерка встал, заварил чай, разделся до пояса, взял полотенце, мыльницу, сигареты и пошёл в умывальник. Холодная вода и крепкая сигарета натощак быстро разогнали сон. Процесс пробуждения завершил стакан крепкого сладкого чая. Окончательно проснувшись, Валерка засобирался в типографию.

На улице уже чувствовалось дыхание жаркого бакинского лета. Но настоящая жара пока не наступила, а прошедший с утра обильный тёплый дождь усилил запахи кипарисов, травы и цветов, высаженных на многочисленных клумбах. Эти запахи разносились по всей территории училища прохладными солёными ветрами, дующими с моря.

День начинался хорошо, теперь самое главное – чтобы в типографии успели до обеда прошить диплом, а рецензент, не дай бог, не нашёл бы в нём какую-нибудь идиотскую ошибку и не вернул бы всё на переделку. А если всё будет нормально, сегодня надо постараться пораньше слинять домой, хотя завтра снова ехать на танцы. Интересно, что за девчонка Каляева. Говорят, после окончания университета ей предложили поступать в аспирантуру. Не опарафиниться бы перед будущим учёным филологом. Неспешные Валеркины размышления неожиданно были прерваны громкими неприятными криками начальника строевого отдела капитана второго ранга Князева. С перекошенным от злобы лицом он разносил старшину с третьего курса штурманского факультета, который неорганизованной толпой вёл на обед своих одноклассников, да ещё ухитрился не заметить и не поприветствовать его.