Игорь лежал на кровати лицом вниз и не двигался. Страсть немного отступила и появилось стеснение, которое не позволяло ему, голому, встать и вот так просто отправиться в душ.

– Игорёк! Малыш, – поняв проблемы своего «ученика», с улыбкой сказала Надя, – сейчас я тебе принесу мой халат. И перестань стесняться. Всё, что ты хочешь спрятать от меня, я уже видела. Поэтому не комплексуй, мой мальчик.

«Повезло, Игорёк, – с умилением думала девушка, – что тебе попался такой терпеливый учитель, как я. Когда-нибудь и ты обучишь кого-нибудь этой науке. И будешь с ней таким же терпеливым, заботливым и деликатным. Потому что обучение премудростям любви – это не только удовольствие, но и большая ответственность. “Мы в ответе за тех, кого приручили…” Ох, только бы ты не влюбился в меня!»

Надежда, совершенно не стесняясь своей наготы, отправилась в ванную. Кулик увидел её сзади во всей молодой и необузданной красоте. Хотя – почему необузданной? Судя по всему, Надежда уже побывала в руках хорошего дрессировщика. Почему-то слово «наездник» Игорь не захотел употребить даже мысленно. И сейчас, исподтишка наблюдая за Надеждой (вид сзади), Болото отметил, что никакие фотографии самых распрекрасных дамочек не давали того необыкновенного ощущения, которое он чувствовал от созерцания своей подружки.

Он поймал себя на том, что в первый раз назвал Надю своей. В это время она вошла в комнату, и он отметил, что вид спереди был не менее восхитителен. Большая – ну, во всяком случае ему так показалась – грудь, не стесняясь, смотрела прямо ему в глаза. И он под этим взглядом готов был выдать все свои тайны, пароли и явки. Она его буквально деморализовала, и всё же он сознавал, что сам ничего не дал девушке, которая тоже хочет получить удовольствие. Он ещё не знал, что в любовных утехах можно получать радость от того, что отдаёшь… Поэтому Надя была вполне счастлива тем, что у неё в комнате лежит мальчик, который уплывает практически от одного её прикосновения. Мальчик, о котором вчера мечтали многие, многие девчонки, слушавшие, как он поёт, и видевшие, как он хорош мальчишеской непорочной красотой, которая проходит ох как быстро.

Однажды, читая какую-то книжку о французском скульпторе Родене (непонятно каким образом попавшую на их книжную полку, поскольку была издана ещё до революции и текст изобиловал всякими «ятями» и «ижицами»), Надежда наткнулась на прямую речь господина Огюста. Он говорил, что у женщины есть прекрасная пора, когда она уже выросла из девочки, но ещё не женщина. Так вот, говорил великий художник, сорвать цветок с такой девочки-женщины – великое, ни с чем не сравнимое счастье. Уже тогда Надя подумала: а почему, собственно, этой поры не может быть у мужчины? И вот сейчас, лёжа обнаженной в постели с этим симпатичным мальчиком, который ею ещё и не обладал по-настоящему, она себя чувствовала и любовницей, и матерью, и учительницей одновременно. Она придвинулась к нему, взяла его руку и положила к себе на низ живота. Его рука несмело поползла ниже, ниже – и вот она уже беззастенчиво скользит по волнам, которые обильно омывают его пальцы. Она почувствовала, что мужское естество Игорька оживает, но «учительница» понимала, что ещё рано, и она продолжила копаться в его нестриженой шевелюре. Игорь, тоже поняв, что время его реабилитации пришло, начал совершать какие-то суетливые движения.

– Не торопись, милый, я тебе помогу. И, ради бога, не спеши. Чем дольше ты будешь добираться до конечной цели своего маршрута и чем причудливей будет путь, тем большее удовольствие в этом путешествии получит твоя спутница. И пожалуйста, думай о чем-нибудь ещё, а не только о достопримечательностях, которые тебе открываются. Вспомни, например, вчерашнее выступление и то, какую овацию получил Шура за песню «Quizás». Кстати, о чём она?

– Не знаю, Шура поёт её на испанском. Слушай, ты так образно говоришь… Откуда у тебя это? – бормотал Болото, пытаясь овладеть Надюхой.

– Не спеши, милый, уже скоро. А что до твоего вопроса… Я поступала в ГИТИС, но успешно провалилась. Сказали, что мастеру не нужны девушки моего типажа. Теперь я работаю продавщицей и жду нового приёма, что будет весной. Постой, на привале в пути я тебе ещё почитаю стихи и басни… Так, так… Не торопись, – шептала Надежда, направляя Игоря на истинный путь.

И это произошло… Игорь, уже доплывший до цели один раз, почти сумел контролировать себя, ведомый опытным лоцманом Надеждой. Теперь он оценил красоту её тела, которое в «вульгарных», как писали в журналах и газетах, позах становилось ещё более прекрасным. В конечный пункт очередного путешествия Игорь ворвался всё равно раньше партнерши и, обессиленный, ждал, когда она «на вёслах» доберётся до порта приписки самостоятельно. А потом Надежда со слезами на глазах осыпала его поцелуями, пока наконец не отползла от него, измождённо откинувшись на подушки.

– Ты неплох, мой властелин! И у нас ещё есть время снова отправиться с тобой… куда-нибудь. Немного вина?

– Спасибо, я не пью… Это, наверное, странно звучит?

– Почему странно? Я даже рада, что мне попался такой невинный мальчик, которого я научу всем этим безнравственностям.

– А мне они так понравились, что я стану «пьяницей», гуляя по твоей постели, как по буфету.

– Извини, так я выпью вина? – спросила Надя.

– Конечно, а я и так будто хмельной… Мне бы закусить… Хочу тебя съесть…

– Потерпи, дорогой! – лукаво улыбнулась Надежда. – Я сейчас.

Она вышла на кухню и чем-то загремела… Через некоторое время девушка появилась всё такая же обнаженная, держа в руках поднос, на котором стояла початая бутылка вина, бокалы и блюдо с фруктами. Надя напоминала восхитительную вакханку с картин европейских мастеров Средневековья. На голове у неё была надета маленькая кокетливая шляпка. Шляпка, правда, была из другого времени, но это не имело никакого значения. Она была хороша, ослепительно хороша!

– Я принесла выпить мне и закусить тебе, – улыбаясь, сказала она, подставляя грудь для поцелуев Болота. – Не спеши, никто не отнимет, разобьёшь бутылку, – бормотала она, осторожно ставя поднос на пол…

И снова было плавание, и снова шторм сменяло солнышко, и капитан вместе с лоцманом значительно увереннее вошли в порт и «пришвартовали корабль любви» к причалу. Он благодарно целовал свою учительницу, и она своим губами и быстрым языком пробежалась по телу Игорька, обжигая его и вызывая в нём что-то такое, о чём невозможно сказать словами.

Они лежали рядом, и нега, охватившая их, была не менее сладкой, чем безумства, рулившие ими тысячелетия в их нереальном полёте.

– Всё! Пора! Одевайся – и домой. Скоро предки вернутся, а я не хочу их обрадовать мальчиком, за которого не собираюсь выходить замуж.

– У-у-у училка! – пропел Игорь.

По дороге к себе он попал под дождь и поэтому домой пришёл с головы до ног мокрым. «И дождь смывает все следы», – подумалось вдруг. Хотелось ли ему, чтобы кто-то этот след взял, он не знал, но эмоции так и клокотали в его душе, и отчего-то хотелось петь. Игорь взял гитару и как-то сразу, само собой спелось: «И дождь смывает все следы… – И вслед за этими словами вдогонку: – Когда уходишь ты. – И ещё: – И налетает пустота… без тебя…»

Раздался телефонный звонок… Болото отложил гитару и с явным неудовольствием снял трубку.

– Ты куда пропал? – услышал он голос Дрона.

– Ну вот, ни тебе «здрасьте», ни тебе «как дела». Сразу «куда пропал». Ну, пропал, да… А что случилось-то?

– Нет, всё в порядке, просто хотели встретиться и обсудить… э-э-э… стратегию наших дальнейших действий.

– Я готов. Когда, где?

– Давай у меня. Подруливай к восьми.

К восьми у Дрона собрались вчерашние триумфаторы – вокально-инструментальный ансамбль «Птицы». Матушка Брунова Елена Борисовна предусмотрительно приготовила чай, и ребята, неторопливо прихлебывая его, начали разбирать состоявшийся накануне концерт, припоминая чьи-то ляпы и в который раз переживая своё выступление. Суть восторженных речей походила на хвалебные оды, что ораторы посвящали друг другу. Наконец Дрон, который выделялся своими стратегическими замашками, решил перейти от чаепития к проблемам насущным.