Она заорала, потому что пасть действительно приблизилась настолько, что можно пересчитать все трещинки на красных зубах…

И швырнула камень. Прямо в морду твари. Не важно, куда прилетит, важно, что прилетит… может, хоть отвлечет…

Швырнула, инстинктивно присела, заслоняя руками голову, потому что швырять было больше нечего, кончились под ногами мелкие обломки…

Камень, унося на себе синий след, достиг цели. Синий отблеск, коснувшись горгула, не погас, а напротив, вспыхнул ярче, как настоящим огнем вдруг опалив скулу и глазницу.

Тварь отпрянула, обдав Янку потоком холодного воздуха, пропитанного химическим едким запахом, отпрянула, сбивая в полете и увлекая за собой на снег еще одну тварь. Данькин мечник тем временем настиг третьего, пронзил насквозь и рассыпался пеплом. Удачный был образ, но больше уже не повторить…

Сам Даник неподвижно лежал под скалой. В какой момент он там оказался, Янка увидеть не успела. А горгулы, встретив сопротивление, никуда не делись. Они не отступают, когда добыча, столь нужная всей стае — вот она, только надо придумать, как ее свалить.

— Дань… — Янка поспешно перебралась к приятелю и потрясла за плечо. — Дань, ты живой?

Он не отозвался. От макушки до кончиков пальцев ног прокатилась вдруг волна холодной жути — а вдруг это насовсем? Вдруг уже… всё?

Впрочем, «всё» вот-вот наступит и для нее самой.

Камни… да хоть бы один!!!

Пострадавший горгул уже взлетел, и Янка никак не могла понять, насколько он пострадал, и вообще, пострадал ли? Может, просто отлетел от удивления?

Были бы горгулы разумными, они бы сейчас над ней смеялись, наверное…

Перед глазами все расплывалось, она вытерла их рукавом и шмыгнула носом, понимая, что отступать — значит, оставить Даника на растерзание врагу. А потом найдут опутанные паутирной и кислотой кости… а то и не кости, а так, пряжки-пугавицы…

Немыслимо.

На все эти рассуждения у нее было мгновение, потому что горгулы вновь рванули вперед, на этот раз, сопроводив атаку хриплым и высоким, каким-то тоскливым криком, или воем.

Камень… нет камней. Ни единого камушка…

Янка кинула в тварь снежнок, прикрыв собой раненого товарища. Все. Теперь только нож… но что может простой, с ладонь, ножик дочки сапожника против заостренных, в два ряда клыков размером с локоть?

Кто бы мог подумать, что ее учеба в Академии закончится именно так?

27

Мар Шторм из Звездной Академии

Заборы успел увить плющ и хмель, хотя настоящая весна в Белушу пришла всего только дней десять назад. Цвела всюду черемуха, аромат перекатывался по улицам теплыми волнами.

Лаяли собаки, стучали молотки, слышались звуки большой стройки — городок приходил в себя после нашествия химер. Жизнь, все-таки сильна, сильнее смерти: там, где недавно чернели прорехи выжженной земли, уже пробивались молодые ростки, а кое-где, этих прорех уже и не видно! Пахнет свежей стружкой, кто-то отстраивается заново. Наверное, многие решили перебраться вглубь циркуса, особенно люди, потерявшие все, что успели нажить…

Особенно, в самой бедной части города.

Но до самой бедной надо идти по другим улицам. Кратчайшая, она же главная, ведет к крепостным воротам Зеленых Гротов. По ней-то Мар и пришел в город.

Стражник у ворот — княжеский солдат, не из ополчения и не из гарнизона — потребовал было предъявить печатку, но отстал, заметив бляхи на портупее и «перо дракона» на наручах. Любопытно было взглянуть на городок в его «мирной жизни»…

Вот мальчик с газетами «за монетку», вот торговец: лавка открыта, запах чешуи и тины на полквартала. Вот бригада чинит крышу добротного домика на углу улицы…

В прошлый раз Мар с командой подошли к стене совсем с другой стороны. Там не было таких домиков — развалюхи и лачуги. А сейчас, наверное, так и осталось безлюдное пепелище.

Точильщик ножей подкидывает и ловит блестящий ножик не глядя, одной рукой, скучает.

Стайка подростков играют в мяч на пустыре за сараями — выбивалка для ковров у них вместо ворот, а две дворняги рыжей масти вместо болельщиков.

Свистит полицейский, заметив начинающуюся драку. У полицейского усы и белый кожаный ремень, но линялая синяя форма с заплатами на локтях.

За поворотом маленький рынок. Продают семечки, скобянку, находки трапперов, что попроще, вроде небьющегося стекла или мотков очень тонкой и прочной проволоки. Кружки, «вечные картинки», бисер и мелкий инструмент. Покупателей немного. Они явно подходят к торговцам не от скуки, а за конкретной надобностью — за кусачками или за кульком гвоздей, или еще за чем-нибудь столь же нужным в хозяйстве.

Телега везет свежий лес, бык невозмутимо пылит по центру неширокой дороги. На возке, помимо возничего, еще стайка детишек. Просто катаются, им разрешили.

Мар проводил их взглядом даже с некоторой завистью.

Да, скорей всего, у этих детей жизнь не такая уж беззаботная, какой может показаться. У них сбиты коленки, у них бедная одежка и наверняка полно домашних обязанностей и мелких ежедневных забот. Они наверняка даже не все в школу ходят.

Зато у них в этой самой жизни есть мяч и скрипучая телега с пахучими бревнами, и можно ехать, устроившись на самом верху, пока возчик добрый…

«А у меня был Фер. И, кажется, была Нана Пух… я теперь ее лучше могу вспомнить».

Такая хитрая вещь — память. Казалось бы, забыто давно и прочно — и эта девочка с пушком на щеках и пятнышком на руке, и ее серьезные большие глаза, когда вдруг она что-то не понимает. А теперь, оказывается, стоит только потянуть за ниточку, и вернется. Вплоть до сиреневых кружков на платье. И до потерянной, а на самом деле спертой кем-то из старших заколки.

И рисунок мелом на стене: огромная рыжая кошка. «Это она мне лапку оставила, только никому не говори!».

Песчаный пол круглой арены в садке, и Вит, мутузящий Алика Кондора за то, что дразнил малявку…

Мар остановился, нахмурившись. Сам он в тот день не мог бы вступиться за Нану, потому что гордо и неподвижно сидел в углу со сломанной рукой и двумя треснувшими ребрами. И после Клариного криоса. Но от души желал Алику хотя бы сломанного носа.

Но досталось в итоге Виту, как более мелкому и слабому. Кажется.

Он постоял с прикрытыми глазами, прокручивая то воспоминание.

В нем Мару уже почти двенадцать. Он уже научился бить первым в любом сомнительном случае. У него уже даже есть… не то, чтобы друзья… просто те, кто не лезут первыми и не участвуют в традиционном шоу «задень Вальдемара».

Или, если все расставить в правильном хронологическом порядке, «ещё есть». Еще есть те, кто готов с тобой говорить, не цедя презрительно слова, и кто может позволить себе сесть с тобой рядом на тренировке. У них у всех уже есть крылья…

У Ференса нет и у Наны. Но у Наны они еще будут — кажется, через год или чуть больше. А у Фера — нет. Не успеют.

Отца, Изера Шторма, официально обвинят в подготовке убийства сюзерена Алфира Ястреба из Радужного чертога. Его лишат права на чертог и изгонят в пустоши, а его место займет дядюшка Тедор, отец Клары.

Тедор Шторм из Старицы Водопадного чертога…

Много лет Мар мечтал, что однажды вернется в Водопадный, чтобы отомстить ему за семью и за себя…

А потом в его жизни случилась Академия магии, и это все перестало быть важным.

Как оказалось, правда, не навсегда.

Небольшое уличное кафе под самой стеной.

Мар с удивлением узнал место — это здесь они в прошлый раз встретили княжеских солдат и грифоны расположились лагерем у круглой угловой башни. Но десять дней назад это кафе стояло пустым, словно брошенным, даже окна были заколочены, а двери — завалены булыжником в попытке сберечь их от химер.

И зелени еще не было — голые ветки. А сейчас листочки уже развернулись, а за оградой цветет что-то красивое и белое. Может, яблони.

Он помедлил немного и зашел внутрь. С чего-то нужно же начинать поиски. А в кабачках, харчевнях и прочих местах, где можно не пафосно поесть, всегда много разговорчивых и внимательных горожан…