Глупая, никчемная идея – сорвать цветок. Он никогда и никому не дарил цветы, не знал, как это делать и никакого желания учиться не испытывал. Кларий чувствовал себя неимоверно глупо, возвращаясь к экипажу с этим несчастным цветком в руках. А потому просто воткнул его девушке в волосы.

Благодарность в ее взгляде мгновенно исправила его настроение. Ее радость нашла отклик в его сердце, а потому он сбежал, не желая показывать всем свою слабость. А ничем иным, как слабостью, он свое состояние назвать не мог.

Клария тронуло появление рядом Вейланы. Точно так же, как ее неожиданная забота, поэтому он позволил себе быть с ней откровенным. Не стоило, она и так считала его чудовищем, а он лишь подтвердил ее мнение. Но тем удивительнее ее чуть игривый тон, каким она предложила поспособствовать его сну. Он отказался с долей сожаления. Целовать Вейлану – это боль и сладость, и ему не нужно ее разрешение, чтобы прикоснуться к ней. Кларий не сдержался и озвучил ту единственную причину, по которой ограничивал себя.

А после, пока Вейлана спала, он не отказывал себе в удовольствии разглядывать девушку. Ее безупречная красота, сияющая кожа, белоснежные волосы, идеальной формы губы – ею можно любоваться вечно. Особенно, когда она так безмятежна. И кажется такой беззащитной. Поэтому ее хочется защищать, и это совершенно непривычное чувство.

Тем более, что беззащитность эта – кажущаяся.

Кларий видел, насколько сильна в колдовстве непробужденная ведьма. А еще она отлично управлялась с ножом, в чем он убедился во время упокоения мертвых. Отнюдь не беспомощная, несмотря на всю свою хрупкость. И все же нуждается в нем, пока не нашелся этот ее рыцарь.

При мысли о юном Сеавендере вспыхивает гнев, который Кларию с трудом удается подавить. Прежде у него никогда не возникало такой необходимости. Всегда он срывал гнев на его источнике, но сейчас даже не знал, на кого злиться. На Вейлану? Не ее вина, что она – ведьма и нуждается в рыцаре. На рыцаря? Тот даже не знает Вейлану. На себя? Вот уж бессмысленное занятие. Вот и приходится учиться справляться с собой.

И даже хорошо, что никто за ним не наблюдает.

Кларий ничуть не преувеличивал, объясняя Вейлане причины чуткого своего сна. Он действительно высыпался, проводя дни в полудреме, чувствуя себя в странной безопасности в компании этих троих. Непривычное ощущение – одно из многих непривычных ощущений, с которыми ему не доводилось сталкиваться вплоть до того момента, как ему пришло в голову украсть у отца белую ведьму.

Но сейчас он совершенно об этом не сожалел. Хотя причин для сожалений имелось предостаточно, но думать над этим ему не хотелось.

Резкая остановка экипажа разбудила Клария. Многолетняя привычка позволила ему мгновенно избавиться от остатков сна. Кларий прислушался к суете снаружи и остался крайне недоволен услышанным. И как только Вейлана умудряется влипать в неприятности, даже ничего не делая? Спасать ребенка от колдуна – что может быть бессмысленнее? Она не знает этого ребенка, так какое ей до него дело?

Ложное воспоминание вспыхнуло в памяти без его на то воли. Попавший в беду ребенок – нет, Вейлана определенно не могла пройти мимо. Укол ревности Кларий проигнорировал: как бы ни хотелось ему целиком завладеть ее вниманием, темный рыцарь знал, насколько мало он ей интересен сам по себе. Но вот стоило лишь представить, как упрямая девчонка снова рискует собой…

Кларий отогнал видение ее безжизненного тела и решительно вышел из экипажа.

Он не собирался позволить ей сражаться с риском для жизни. Больше никогда.

Кларий не испытывал ни малейшего желания спасать незнакомого мальчишку. И по дороге к логову колдуна ворчливо прикидывал, был ли способ отвертеться от этой затеи. Конечно, он мог бы силой увезти Вейлану прочь, вот только у нее есть верное средство сопротивления. Один ее поцелуй – и он обезврежен, а рисковая девчонка в одиночку пытается спасти ребенка, которого даже не знает. Слишком вероятное развитие событий, чтобы допустить его.

Ничего удивительного, что до жилища колдуна он добрался в отвратительном настроении. Вполне, впрочем, обычное для него состояние в последнее время. Хотя Кларий не сумел бы припомнить, когда пребывал в благодушном настроении последний раз. Им обычно двигала злость, в иное же время – равнодушие. А всякое удовольствие – плотско, будь то красивая женщина в постели или умирающий от его руки враг. Никогда прежде Кларий не знал, что удовольствия могут быть другими. Мимолетный взгляд. Улыбка. Нехитрая забота. Чужая благодарность. То, что кто-то другой живет… дышит. Так просто.

И так бесконечно сложно, потому что Кларий не в силах разобраться, что с ним происходит. Его учили убивать, ненавидеть и мстить; брать все, что он пожелает. Отдавать, любить, прощать – все эти слова были для него пустым звуком. И теперь он пытался соотнести их со своими новыми чувствами. Потому что знакомые ему понятия во все это никак не вписывались.

И все же Кларий оставался самим собой, несмотря на эти небольшие изменения. Однажды он словно воочию увидел, как сложилась жизнь ребенка, которого пожалела Вейлана – и твердо знал, что не имеет с этим человеком ничего общего, кроме нелепого воспоминания о том, чего никогда не происходило. Он не стал ни добрее, ни отзывчивее, просто белая ведьма для него слишком ценна, чтобы жертвовать ею. Именно поэтому мальчишка и будет спасен.

Хотя совершенно не стоит затраченных на него усилий.