Кстати, а позволит ли папа́ посещать мне занятия в следующем семестре? Наверняка у меня ничего не выгорит: этот поезд уже ушел.

Меня отстранили от всех лекций по литературе и обществознанию полгода назад. Кроме того, я свободна от любой работы и от каких-либо – желанных или нет – обязанностей, однако сейчас, пока вода поддерживала меня и мягко вращала по кругу, мне казалось, что я тону. Погружаюсь в ошибку прошлого. Я никогда ее не исправлю, но могу попробовать искупить.

И искуплю единственным способом, который мне оставался.

Мои мысли прервало тихое бурчание двигателя.

Я распахнула глаза.

Подплыв к краю бассейна, я ухватилась за бортик и увидела, как рядом с грузовичком Райана припарковался блестящий черный автомобиль. Я не знала, кому он принадлежал, но дверь распахнулась и наружу вышел худший человек из всех, кто только мог приехать.

Меня прошиб холодный пот. На горизонте замаячила катастрофа. Еще больше крови. Молодые безжизненные глаза. Нет. Ничего такого больше не повторится.

Я вылезла из бассейна и направилась к крыльцу, игнорируя желание двигаться в противоположную сторону. Николас, который держал в руке конверт из плотной желтоватой манильской бумаги, захлопнул дверь машины.

Кожу жгло, босые ноги замерли на краю дорожки.

Я стояла в белом бикини, мокрая, и сердце билось как бешеное.

Когда взгляд незваного гостя наконец достиг меня, мужчина застыл как вкопанный. Мы уставились друг на друга. На нем были черные строгие брюки и белая рубашка с короткими рукавами. Я сглотнула. Почему-то казалось, что он обнаженнее меня. Одна рука была покрыта чернильным узором, вторую украшали лишь мускулы под гладкой загорелой кожей.

Волна тепла спустилась к животу и разлилась по телу.

Дышать становилось все тяжелее, а Николас смотрел на капли воды, сбегающие вниз по моему телу. Каждая капля, падающая на бетон, ощущалась как еще одна спичка, загорающаяся в тесном пространстве между нами. Взгляд Николаса остановился на моем лице, глаза сузились.

– Ты всех гостей так встречаешь?

Я моргнула, удивленная грубым тоном. Не могу сказать, что когда-либо стояла практически обнаженная перед чужим мужчиной и вызывала у него злость.

– Некоторых. – Я попыталась отвечать непринужденно, но внезапно у меня перехватило дыхание.

Николас покачал головой и хмыкнул, дескать, я его позабавила. Но ни о каких забавах, конечно же, и речи не шло, что было заметно по заигравшим желвакам молодого дона. Раздражать людей мне доводилось нечасто, и я не могла понять, нравилось мне это или нет.

Когда он направился к входной двери, я похолодела и сделала шаг вперед.

– Николас, подожди!

Он косо взглянул на меня.

– Папа́ нет дома, – выдавила я.

– Я в курсе, – сказал он и снова направился к двери.

Сердце захолонуло.

Не задумываясь (потому что иначе я бы струсила), я догнала его и торопливо преградила ему дорогу. Ник резко остановился и пробуравил меня взглядом.

Теперь сердце обезумело, как потревоженная струна. На мне не было каблуков, и Николас казался еще больше и опаснее.

– Ты не можешь туда войти. Так… неправильно, пока отца нет дома. – Папа́ не мог пригласить этого мужчину в гости в свое отсутствие. Как Руссо вообще проехал через общие ворота? Впрочем, я уже знала: Николас делал то, что хотел, независимо от правил, и папа́ наверняка все понимал, когда жених подписывал стандартный в наших кругах контракт.

Глаза Николаса сверкнули.

– У тебя есть секунда отойти в сторону, пока я тебя не подвинул.

– Попробуй. Вымокнешь до нитки. – Каким-то непостижимым образом я посчитала это остроумным ответом, но в итоге мы лишь оба осознали, что я была полуголой и промокшей. Ветер стал горячее, воздух – плотнее.

Николас стиснул зубы и шагнул вперед. Я не шевельнулась. Белая рубашка почти соприкоснулась с моим белым верхом от купальника. Грудь покрылась мурашками в предвкушении, и от ощущения скатывающихся по животу капель стало щекотно. Тепло его тела, как живое, впитывалось в мою кожу и подзывало приблизиться вплотную, прижаться к Николасу.

Он наклонился ко мне, и низкий голос раздался у моего уха, отбирая способность дышать:

– Тебе повезло, что я сегодня занят.

Хриплый звук прокатился по шее, вызывая стаю мурашек. Невольно мелькнула мысль: «А что бы он сделал со мной, если бы не был занят?»

Наши пальцы соприкоснулись, когда он вложил в мою руку конверт.

– Положи отцу на стол. – Николас сделал шаг назад. Все мое тело горело. – И не вздумай совать туда нос. – Хотела бы я сказать, что от его тона меня словно холодной водой окатило, но куда там.

Я прищурилась. Солнечный свет превратил янтарные глаза Николаса в золотые.

– Ваши дела – последнее, что интересует меня в жизни.

Он помрачнел.

– Отлично.

Еще секунду мы смотрели друг на друга. Он позвенел ключами, которые вытащил из кармана и опять медленно шагнул назад, прежде чем развернуться и направиться к машине. Я смотрела ему вслед: со спины Николас был ничуть не хуже, чем с лица.

Он открыл дверь машины и громко заявил:

– К слову, я Нико! Никто, черт возьми, не зовет меня Николасом.

Пока он выезжал на дорогу, я поклялась с этого момента звать его исключительно Николасом. Я вошла в дом, положила конверт на отцовский стол и внимательно посмотрела на небольшой сейф в углу комнаты. Поежившись, подошла к нему и дернула за ручку, хоть и знала результат заранее. Заперто.

Вина заставляла меня цепляться за малейшие ошметки надежды.

Я проверила каждый ящик огромного стола из красного дерева, хотя, конечно же, понимала: я не найду того, что нужно. Папа́ хранил банковские реквизиты под замком, но однажды был просто обязан оступиться.

И тогда этой семье придется заплатить за отнятую ими невинную жизнь.

Я вышла из кабинета и обнаружила, что Адриана выпихивает Райана через парадный вход.

Скрестив руки на груди, я отметила ее неровно завязанный сбоку верх купальника и надетые наизнанку трусы. Значит, пока я спасала ее задницу, она сексом занималась? Вот же мелкая… уф.

Когда Райан убрался восвояси, Адриана прислонилась к стене, бледная и довольная.

Я разочарованно поджала губы и развернулась к лестнице.

– Точно, «Сладкий лимон»! – воскликнула я и начала подниматься по ступеням.

Язамерла в дверях комнаты Адрианы и зажмурилась, отказываясь верить своим глазам.

– Папа́ тебя убьет, – сказала я.

– Ну и хорошо, – пробормотала она в ответ и провела кисточкой очередную длинную дугу по прислоненному к стене холсту. На рисунке была бы радуга, если бы только полосы не оказались черными.

С тех пор как к нам заезжал Райан, сестра была мрачнее тучи. Она посещала занятия, но остальное время проводила в своей комнате. Вот уже неделю над домом висело черное облако из ее эмо-рисунков и сентиментальной музыки. Я снова начинала чувствовать себя виноватой, однако ни на грамм не хотела поменяться с ней местами. Я предпочту жениха, который не будет отличаться ни грубостью, ни излишней сексуальностью (а ведь этот еще, по слухам, и бабник). Да, такой расклад вполне неплох. Может, звучит странно, но для меня все было предельно логично.

С первого этажа донесся смех, и я опять на миг закрыла глаза. Вечеринка по случаю помолвки Адрианы началась пять минут назад, а сестра сидела на полу в комбинезоне, перепачканная в краске.

Я почувствовала, как взрыв папиного темперамента маячит на горизонте, и понимала, как попаду ему под горячую руку, как самая легкая добыча. Адриана никогда не реагировала, когда папа́ срывался на нее, что раздражало отца, поэтому он обычно переключался на меня.