1

Аня узнала, что с ее внешностью что-то не так, в свой четвертый день рождения. Мама уже битый час пыталась заплести ее волосы в какую-то сложную прическу, но видимо, ничего не получалось. Мама злилась, все чаще смотрела на часы, все сильнее чесала ее огромной старой щеткой, которая рвала волосы и царапала кожу головы. Аня мужественно терпела, мама выходила из себя. Как вдруг щетка пролетела через комнату и врезалась в противоположную стену. Аня рефлекторно вжала голову в плечи.

– Пойдешь так! Это не волосы, а наказание! Черт знает, что! В нашей семье ни у кого нет таких ужасно непослушных волос. С ними просто невозможно сделать абсолютно ничего приличного! Пойдешь распатланая, как мартышка. Позорище! Где ты только взяла эту паклю вместо нормальных волос!

У Аниной мамы и правда были красивые светлые волосы, опускающиеся на плечи ровным водопадом. Это было очень красиво. Каждое утро мама собирала водопад своих волос в ровный аккуратный пучок, из которого не торчала ни одна волосинка, а вечером, укладывая Аню спать, она вытаскивала шпильки и разрешала дочери себя расчесать. Аня обожала нежно проводить тяжелой щеткой по маминым волосам, трепетно касаясь прядей маленькими пальчиками левой руки. Это был их волшебный ритуал.

У Ани никогда не было таких красивых волос. Ее волосы были намного темнее, закручивались и торчали в разные стороны. Это были не красивые аккуратные кудри, какие закручивают другим девочкам на праздники. Это был очаровательный хаос пружинок. Впрочем, Аниной маме очаровательным этот хаос совсем не казался. Особенно утром, когда она потратила столько времени на укладку, из которой все равно ничего не вышло, вместо того, чтобы поспать лишние полчаса или хотя бы не опоздать на работу.

Когда мама нервно выбежала из комнаты, втаптывая в пол остатки своей ярости, Аня подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на свои волосы. «Все так, – подумала она. – Конечно, все дело в волосах. Они действительно ужасны». И все же это было благо. Мама и раньше высказывала Ане свое недовольство, но обычно это были слова вроде «растяпя», «рохля», «мартышка» и «наказание». Аня совершенно не понимала, что с этим делать. А волосы, ну, волосы – это что-то понятное. У нее ужасные волосы, действительно, разве можно полюбить девочку с такими-то волосами?

2

Анин папа был добрым, но почему-то всегда уставшим. Папа приезжал редко, но каждый его приезд был настоящим праздником: он водил ее гулять в парк, на батут и аттракционы, раскачивал качели так высоко, что она зажмуривалась от страха и восхищения, казалось, еще чуть-чуть, и она улетит прямо в небо, стоит только отпустить руки. Он водил ее в кафе и покупал в магазине все то, что мама никогда бы не согласилась купить: самые красивые платье, куклы и платья для кукол. Когда папа приводил ее домой довольной и уставшей, Аня со всеми своими сокровищами бежала в комнату и пряталась под кровать – родители всегда ругались. Мама зло шипела, а потом срывалась на крик, а папа наоборот, говорил все тише и тише, а потом уходил, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Аня хотела, чтобы папа приезжал чаще, а мама чаще улыбалась. Но папа говорил, что приезжать чаще не может, а мама – что он не хочет. А еще говорила, что Аня после этих прогулок становится совершенно неуправляемой, и «Мне бы стоило давно это прекратить, но он платит за это хорошие деньги». Ане было пять, она не понимала, что это значит, она просто хотела, чтобы ее родители никогда не ссорились, но все, что она могла – это спрятаться под кроватью. Она забивалась в самый угол, зарываясь лицом в шуршащие пакеты, накрываясь с головой одеждой и игрушками. Она представляла, как становится маленькой-маленькой и сбегает через крошечную дверь в другой, сказочный мир, где родители любят ее и друг друга, улыбаются при встрече, мило беседуют за ужином и спрашивают, что интересного было сегодня в саду. Иногда она засыпала, так и вернувшись из этого чудесного путешествия.

А потом папа не приехал. Не приехал на день рождения, и на новогодних каникулах тоже. Аня спросила у мамы, почему он больше не приезжает, но та лишь пожала плечами: «Не знаю, может, надоело играть в заботливого папашу». Но Аня знала, что все дело в ней. Конечно, все дело в ней. Ей уже шесть, недавно у нее выпал первый зуб. Разве охота кому водить в кафе ребенка без передних зубов?

3

До того, как стать Аниной мамой, Марина была тонкой и звонкой студенткой третьего курса химфака. Она обожала химию, свою комнату в студенческой общаге и молодого преподавателя по философии. Он был старше ее на 15 лет, женат, имел двоих детей, собаку породы хаски и страсть к юным студенткам.

Она поняла, что беременна на сроке около 10 недель. Потому что с ней такого не могло произойти. Незапланированные беременности случаются только с дурочками, а она умная, ее ждет карьера и большое будущее. У нее есть таблетки и презервативы. Сначала. Потом остались только таблетки и кажется, возможно, она пропустила одну. Ну, то есть не совсем пропустила, она ее, конечно выпила, но позже, чем обычно. Хотя, может быть, не одну. Так бывает.

Сессия в разгаре. Летом – приемная комиссия. Ему это все ни к чему. Он готов, конечно, готов все оплатить. Процедуру, палату, любые расходы. Ему это все ни к чему.

Старая брюзжащая врачиха ткнула пальцем с плохим маникюром в монитор аппарата УЗИ:

– Видишь точку? Вот твое будущее.

Ее будущее мерцало на экране. Маленькое сердечко билось со скоростью 154 удара в минуту. Нома. Ее собственное сердце, кажется, пропустило удар.

Зачем-то Марина решила позвонить маме. Много раз, десятки, сотни раз она будет спрашивать у себя: «Зачем?». Мама сказала спокойно и строго: «Приезжай, как-нибудь вырастим». Она не хотела слышать, что Марина вовсе не собирается никого растить. Ей нужен не надсмотрщик и не судья, а кто-то, кто будет держать ее за руку и гладить по голове, когда наконец все закончится. Но мама сказала: «Только через мой труп». Мама сказала много страшных, чудовищных и не справедливых слов, о том, что надо было думать мозгами, перед тем как раздвигать ноги для кого попало, о том, что аборт – это убийство, и она не будет в этом участвовать, что теперь это крест, который ей предстоит нести всю жизнь, а если Марина собирается взять грех на душу, то она ей больше не дочь, а значит, она не будет с ней говорить и уж тем более ее содержать.

Марина лежала на своей узкой кровати в студенческом общежитии и смотрела, как медленно опускается солнце за груду серых бетонок. За стеной смеялись девчонки, сегодня они сдали самый сложный экзамен. Она была одна. Свернувшись калачиком, накрывшись покрывалом, она тихо плакала и чуть дышала. Ей хотелось перестать существовать. Закрыть глаза и умереть. Тихо и спокойно, прямо сейчас. Она представляла себя крошечным беспомощным зверьком в свете фар: что-то огромное неслось на нее с чудовищной скоростью, что-то, от чего ей уже не убежать, не скрыться, остается лишь замереть в ожидании удара.

Много месяцев и даже лет спустя, она будет думать, что из этой ситуации были выходы и получше: взять деньги на аборт, соврать про выкидыш, купить справку, найти подработку по вечерам, взять детей на репетиторство – у нее было много вариантов. Но ей было чуть за двадцать, она была одна в чужом городе, переполненная стыдом и страхом. Она закрыла сессию, как всегда на отлично, перевелась на заочное, собрала чемодан и уехала домой, к маме.

Марина родила дочь, маленькую, но здоровую девочку, назвала ее Аней и поставила прочерк в графе «Отец». Когда Ане исполнилось три, она собрала волосы с аккуратный пучок, купила новый костюм на те деньги, которые время от времени все же привозил тот молодой красивый преподаватель, и отправилась работать в школу учителем химии, в ту самую школу, которую мечтала никогда больше не видеть.

В самые тяжелые дни, когда Марину донимали детские зубы, колики и скачки роста, несносные подростки, бессмысленные школьные методички или бывший любовник, изображающий великодушного отца, она брала дочь в свою постель, прижимала ее к себе, как плюшевую игрушку и прокручивала в голове все эти страшные поворотные моменты ее жизни: глупый роман, УЗИ, палец, тычащий в монитор, звонок маме, 10 часов схваток, потуги под крики недовольной затянувшимися родами акушерки, косые взгляды медсестричек на выписке, прочерк в свидетельстве о рождении, крошечное пособие, постоянные упреки от матери, подачки и снисходительные взгляды от человека, которого она когда-то так обожала – это все прокатилось по ней, как фура, не убило, но искалечило до неузнаваемости. Она лежала в своей постели, как побитая собака на обочине жизни, прижимая к себе крошечный сопящий комочек, и пыталась убедить себя, что это все того стоило, ее дочь того стоила, пыталась отыскать в себе хотя бы кусочек той самой безусловной материнской любви, которая должна была озарить все вокруг. Пыталась, но находила.