Сотрудники советской торговли не проходят никаких курсов, и семинаров. Но всегда отлично понимают, когда можно открывать рот, а когда нет. Валентина Марковна ни одним движением или взглядом не показала, что мы давно и хорошо знакомы. А лишь безучастно выставила коньяк в ответ на мою просьбу.

Увидев бутылку, вместо двух бокалов, Серегин усмехнулся:

— Все-таки поругались.

— Скорее расстались — проворчал я, открывая бутылку и наливая.

Я знаю, что в КГБ берут посредственностей. Но еще я знаю, что их здорово учат. В частности — учат нравиться собеседнику. Общаясь с бывшими и действующими ребятами из спецуры, я много раз ловил себя на том, что они мне нравятся. Хотя я точно знаю, что у них есть спецкурс- располагать к себе собеседников. Вот и Серегин мне понравился. Спокойствием, несуетливостью, легкой иронией в глазах.

— Вас, Михаил, на службе не хватятся?

— Четвертый час. — пожал он плечами — так что, в контору мне только завтра.

— А! ну это же полностью меняет дело! — я разлил.

В рюмочной, кроме нас, еще пять человек. Работяги, и какие то по виду фарцовщики. Заполнится заведение часа через четыре. А пока мы сидели у окна, и вокруг никого не было. Серегин кинул вокруг профессиональный взгляд лишь мы вошли. И остался доволен.

— Ну, со знакомством, сказал я — и поднял бокал.

Мы чокнулись, и отпили по половине. Я поставил бокал на стол, выложил сигареты и вопросительно поднял брови, взглянув на капитана.

— Тебе позавчера звонил американец- не стал ходить вокруг да около гэбешник. — расскажешь, чего хотел?

Хм. После прикидки роста, я ожидал расспросов где был что делал. Поэтому вопрос оказался неожиданным.

Я бы никогда не подумал, что попадание в прошлое прежде всего избавит меня от кучи страхов. Только сейчас я сообразил, скольких вещей и событий я боялся. Ну не боялся, а загонялся уж точно. Встреча с действующим оперативником ГБ меня если и встревожила, то не так как могла бы. Тем более что он отыгрывал роль своего парня. Это если и сулит неприятности, то не сразу.

— Тебе позавчера звонил американец. Не расскажешь, чего он хотел? — не затягивая, признался он, что телефоны граждан прослушиваются.

А я что? Мне скрывать нечего. Рассказал.

— А почему он тебе позвонил, нет мыслей?

— Да сколько хочешь, — буркнул я, наливая по новой. — самая простая- ему в Обнинск из Питера ходу нет. А может, и провокацию какую замутит. Чтоб скомпрометировать саму идею.

Наблюдать работу ГБшника вблизи, было забавно. Он явно кому то подражал. Толи своему преподу, то ли своему шефу. Что само по себе не отменяло темы разговора.

— А что, стоящая идея?

— Не лишняя. Скажем так. Понимаете, Михаил…

— Давай уже на ты. Мы же не в управлении.

— Твое здоровье.

— Аналогично.

Пригубили.

— Смотри. Достаточно простая приблуда, позволяющая оперативно понять степень и тип радиационной опасности. Ну и мобильность. Что в некоторых случаях — важно.

— А они сами что, придумать не могут?

— Зачем, если мы уже придумали? Да и по любому, полезно сравнить со своими идеями и образцами.

— То есть ты считаешь публикацию в альманахе- ошибкой?

— Вовсе нет. Хотя бы потому, что интерес пиндосов говорит, что вопрос поставлен правильно. Пойми, там нет открытий и прорывов. Просто немного другое использование уже существующих разработок, что есть в открытом доступе.

— А почему они так оперативно отреагировали?

— Так у них недавно авария была, на Тримайл Айленд. В отличие от нас, им ясно, что в аварийной ситуации- отличная вещь.

— Ты его послал, — вот же. И не стесняется, что слушают граждан- может зря?

— Да нафиг он мне? Был бы еще специалист, а то- журналюга.

— Как ты сказал?! Журналюга? — Серегин заржал. Черт, такое прогрессорство мне ни к чему. Ввести в обиход этот термин я и не думал. Просто на автомате выдал.

Отсмеявшись, Серегин достал блокнот и ручку, и поинтересовался, что может понадобиться для продолжения проекта. Пояснил, что об этом лучше в Обнинске разговаривать. Вот тебе, Михаил, телефон Татищева — он весь твой. А чо? Я же предупреждал Валеру, что сдам. Вот пусть и не обижается.

На самом деле человек, оказавшийся в атомной отрасли СССР, постоянно сталкивается с вопросами секретности. И появление на горизонте ГБшника Валеру не удивит. Я до сих пор помню, как устраиваясь всего лишь на подработку, в Управление Механизации, расписался в Инструкции. Первым пунктом там стояло что то типа — «ни при каких обстоятельствах не раскрывать посторонним принадлежность нашей организации Министерству». Я, вчерашний школьник, немедленно поинтересовался у кадровиков, а к какому министерству мы принадлежим? Под смешки мне рассказали, что мы работаем в СредьМаше. Но это секрет! Но с другой стороны — вдруг этот Серегин и вправду как то поможет? Хотя, там где действуют правила и меры работы с реакторами, ГБ не пляшет. Но мало ли, посодействуют.

— Слушай, Коль, а чего ты из Обнинска то уехал? Такие связи, да и в технике вопроса понимаешь…

— Хе. Да много всего наросло. А тут еще и троюродная бабка, с квартирой в центре, помирать вздумала. Сам понимаешь- не бросать же. Ты лучше скажи, если можешь, как американец меня так быстро нашел?

— Да чего тебя искать? В справочном делаешь запрос, и платишь рубль. И через два часа получаешь телефон и адрес. Ты же не под грифом, простой студент. Кстати, не хочешь, с этим Биллом пообщаться?

— Это как?

— Легко. На выставке каких ни будь неформальных художников познакомишься.

Хе. В восемьдесят третьем году, начальник питерского КГБ, генерал Носырев, потребовал от властей города, дать возможность существовать разного рода неформалам. Известна его фраза, сказанная в Обкоме:

— Его сегодня на сцену побренчать не пустят, а завтра статья в Нью-Йорк Таймс, о притеснениях. У КГБ есть чем заниматься, кроме этой публики.

Так появился Рок — клуб, какие то сквоты, и в Питере забурила андеграундная жизнь. Много позже, в прессе писали, что это, как не странно, способствовало агентурной работе. Среди неформалов было много завербованных, которые облегчали отслеживание и вербовку иностранцев.

Серегин, между тем, внимательно смотрел на меня.

— Как бы тебе сказать, Миш. Я эту публику не люблю. И это не скрыть. Сам я, туда только под пистолетом пойду. Это с подружкой мы ходили. Ей это все нравиться. А я — по Вуоксе сплавиться, песенки под костерок и водочку. Ну, ты понимаешь.

ГБшник непроизвольно кивнул. Вообще, наш диалог был забавным. Мы оба слегка играли и слегка были честны. Я увидел, что мало интересен ему, как источник информации, просто звонок, как я понял из посольства, требовалось отработать. Заодно он, как водится, изучал меня на предмет вербануть. А я изображал чувака в меланхолии, от ссоры с подружкой. Что мало бывает там, где я был бы ему интересен. Да и устанавливал он меня наспех. То есть, запросил паспортный стол, ментовку… что там еще они запрашивают. Везде — обычный чувак. В деканате поговорил. Там меня вряд ли ругали. Ну и решил поговорить. И пока я не чувствовал его интереса.

— А в финку ты ездил, как, понравилось?

— Бггг… там такой мороз был, что я прабабку уговорил меня в Данию отправить.

— И как тебе Дания?

— Скучновато. Да и языка я не знаю. Погулял, Эльсинор со стороны заценил. Теперь я девкам могу такое заливать!

Смешно, но Серегин слегка дернул ртом при слове Эльсинор. Не знает, или не помнит что это такое.

Дальше мы с ним сидели, я рассказывал про Данию, про Финляндию. А потом мы и вовсе стали обсуждать «Зенит» и что в этом сезоне его утрамбуют. И что жаль Казаченка. И Брошин вроде переходит…

Я проводил его до Апраксина, где он сел на троллейбус, пожав мне руку, и договорившись как ни будь созвониться. Проводив взглядом увозящий ГБшника тролейбус, повернулся и пошел домой. Есть о чем подумать…