«Разве он меня лучше?» – «Нет».
«Разве память пуста обо мне?» – «Только след».
«Разве всё, что было, игра?» – «Вряд ли».
«Разве тут далеко беда?» – «Рядом».
«Ты бежишь от меня?» – «Никуда».
«Ты и раньше была неверна мне?» – «Да».
«Значит, правду мне говорят?» – «Лгут».
«Так зачем мы жили?» – «Зачем живут?»
«Ты сегодня решилась?» – «Разом».
«Ты свободой прельстилась?» – «Раем».
«Разве ты не будешь жалеть?» – «Буду».
«Разве так расстаются?» – «Так любят».
Натурщик
Я напишу с тебя статую, ты прекрасен.
Будешь моим Аполлоном, когда я (Зевс)
Буду смотреть на тебя, замерев на террасе,
Вместе со скульптором в гипсе тебя раздев.
Жаль, отпылают губы во тьме кромешной,
Мягких волос твоих золото скоро осыплет снег.
Значит, что мы со святым одинаково грешны,
Если стареет в мире любой человек.
Только моргнёшь, а летят перелётные птицы,
Только родишься, как путь отсчитали уже –
Надо со статуей поторопиться,
Если так скромно отмерено честной душе.
Южный друг
Мой южный друг! Насколько было глупо
Лгать, верить и любить.
Каприза времени мне не остановить,
До нас дойдут и ссоры, и разлука.
И в день очередной я образ твой забуду,
Ты будешь ждать, ревнуя без ума,
Но я уже не напишу письма,
Не прикоснусь к краям разбитого сосуда.
В тот день ты не уснёшь, измучен, до рассвета,
И сладко пьяный от вина,
Ты будешь спрашивать, за что твоя луна
Ушла с твоих небес, но не дадут ответа.
Игрища
Я встретила вас, вы сидели в кафе, а справа
Сидела не то ли подруга, не то ли шалава.
Стесняясь, вы отвели глаза,
Вам нечего было сказать
Той ночью нервно-усталой.
И я вас, смущённой, смущать не стала.
Я вышла – так чёрство и глухо –
И вывела за собой не то ли такую же шлюху,
Не то ли шлюху с душой.
Признаюсь, мне нечего было ответить.
Мы снова играли, как будто от скуки играют дети.
Мы снова тянули к игрушкам руки,
Как к солнцу цветы на рассвете.
На окраине
Он дверь закрыл и снял пальто,
Я ветрено его спросила: «Никто не видел?»
«Нет, никто!»
Он, как всегда, был в лучшем виде.
Мы пили сладкое вино, мы выходили на балкон,
Ютясь на городской окраине.
Был без любви прекрасен он!
Слегка небрежен без раскаяния.
Вдали – горячая гроза.
Халатом стянутая талия.
Лишь в камне прятала глаза
Невероятная Италия.
Так бесконечно и легко
Мы жили с чувством, с безмятежностью,
Мы заходили далеко,
Мы верили любви и нежности.
И мы спускались в город, там
Всё возникало, просыпалось.
С нас осужденье тучных дам
Снимало сладкую усталость –
Мы возвращались.
Звонки из Парижа
Я только вам несколько строк –
Напишу, начерчу
И выйду из вашего дома на Петровке в старом пальто.
Я только хочу объяснить –
Если вы зашли за черту,
Вас не проводит уже никто.
Вы встанете завтра, выпьете кофе: «Париж!» –
Крикните мысленно, горячо, предвзято к Москве.
А меня уже нет – и на вас навалится тишь,
Вы уедете из ничего никем.
Вы будете ходить на цветущий Монмартр,
Смотреть с упоением на Эйфелеву башню.
И каждым шагом считать, что вы ставите мат мне,
Что я никогда не сменю улицу, дом, подъезд, этаж.
Друзьям расскажете, как незанятна Москва,
Как прожорлива и не идёт климат,
А главное – я как в Москве черства,
Как снег, как ливни, как стужа, как град.
Потом заживу с другим, вы с другой – на просторах земли,
И, казалось, мы с вами во всём равны,
Но меня на Монмартр вы перевезли,
А со мной вы нигде – и давно не нужны.
Разговор с писателем
Ты веришь в чудо? – Нет, не верю.
Ты верен слову? – Нет, не верен.
Ты ищешь счастья? – Вечерами.
А чем? Словами? – Да, словами. (Молчание.)
Кем ты любим? – Любим супругой.
А любишь? – Вечную подругу.
Но не уйдёшь? – Мне так спокойней.
Кто (чёрт?) рискнёт уйти к мадонне?
К картине, к песне, к прозе, к розе?
Жить, как в тумане, как в гипнозе?
Я не хочу. Мне так спокойней! (Смех.)
Луч белых звёзд мелькнул в бутоне.
Пепельница
Окурок тлеет, мягкий белый дым
Всё выше, напоминает парус.
Ты смотришь зло. Но как? Ты не был молодым?
Ты сразу встал на самый верхний ярус?
Так не бывает! Да, шалю. Шалю!
И если ищешь виноватых кроме –
Тогда ещё вини мою швею
И розы с утренней водой в бутоне.
Вини мой день, мой вечер, ночь, рассвет
И моего неправедного бога.
Мой друг, на свете преданности нет,
А безысходности, согласна, очень много.
Нет никаких традиций, нет борьбы,
Ты убедишься сам в подобном крахе:
Постели превращаются в гробы,
А в нравственность – все маленькие страхи.
Ужас
И ничего в тебе, и никого с тобой,
Дорога в никуда и стёртая граница.
Ты возвращаешься, как блудный сын домой,
К тем, от кого бежал обогатиться.
Ты повествуешь им, как прихотлив успех,
Ругаешь жизнь, хамя до неприличия,
Но все молчат, поскольку, друг, из всех
Здесь ты один герой известной притчи.
Немая сцена
Чуть сползшее с постели одеяло.
Она пришла домой к утру – он ждал.
Встав у дверей, она молчала.
Он всё уже перерешал.
«Ты – уродливость в красивой коже! –
Хотел сказать. – Оставь! Уйди!»
Но чувствовал, что даже больше
Болело у неё в груди.
Она дышала нервно, громко,
Рассвет за шторами затлел.
И, как капризного ребёнка,
Невольно он её жалел.
Лишь только день преобразился
Лишь только день преобразился,
Лишь только вспыхнула зарница,
Наш цельный мир уже разбился
И мы живём через границу.
Собой обманутые снова,
Уходим в тот же сумрак, в тени.
Когда хотело сердце слово,
Мы выбрали не объяснения.
Письма по ночам
Я твой конверт вскрываю на десерт.
Письмо твоё читаю, как в тумане.
Поговорим! Ну как твой Рим?
Прекрасен слог, зовёт и манит.
Какой ночлег, мой человек,
Ты отыскал в краю пустынном?
Ты пишешь мне: «Горю в огне!»
А я напротив – только стыну.
Наваждение
Никогда не проститься!
Пускай обсуждают люди.
Я тебе никогда не скажу, когда встреча последняя будет,
Когда мы разминёмся, простившись в Ницце.
Наши встречи под звёздами –