И продолжит свой чувственный сон.

И исчезнет её увлечение с розами,

Обещания все отзвучат.

Потеряла я веер свой розовый

И забыла ваш ласковый взгляд.

Рыбаки

Что сказать? Не имею слов.

На такое совсем не бывает фраз.

Это был взаимно хороший улов,

Но уже под котлом огонь погас!

Под завистливым взглядом других рыбаков,

Им запомнилась наша страсть,

И они ходят с сетью вдоль берегов

И добычи ждут, не смеясь.

Так проходит которая ночь,

И сидит у зелёного камыша

Неизбежная в мире из нош –

Развалившись и плача, душа.

Слышен шорох шагов по песку,

Но ведь скоро начнёт светлеть.

Никому на этом веку

С нашим кладом не вытянуть сеть!

Человеческое одиночество

Когда сосуд разбит,

Когда на окнах снег и жизнь остановилась,

Не забывай упорно делать вид,

Что ничего на свете не разбилось.

Верь в этот вид всегда,

Когда на сердце хмуро и если слёзы душат.

И завтра ты отыщешь берега,

Которые ни вихрь, ни годы не разрушат.

Как эта тень на мраморной стене,

Играй со светом, подражай движениям.

Все были одиноки, но все

Готовы сострадать проклятым отражениям.

Я посвящаю вам моё «Люблю»!

Я посвящаю вам моё «Люблю!»,

Моё «Прости!», я посвящаю вам мой самый лучший день,

И ночь вам лучшую я тоже отдаю,

И эту гипсовую розу на плоскости высоких стен.

Когда вас нет – и счастья тоже нет,

Моё «Люблю!» особенно для вас и лишь для вас,

И это не «Люблю!» – «Прощай!» и не «Люблю!» – «Привет!»,

И не «Люблю!» – «В какую цену час?»

Не то «Люблю!», где лгут, где делят пополам

Итог, где выгоду потом годами ждут свою,

Из всех значений, смыслов, видов вам

Я посвящаю чистое «Люблю».

Дом без фарфора и льняных скатертей

В одну из снежных личных зим

Я ссорилась до слёз с судьбой,

И между встречами с другим

Я виделась с тобой.

Мы при закатах золотых

Прощались молча у дверей,

Стол был так прост – ни хрусталя и ни льняных

Красивых скатертей.

И стены угнетали без

Лепнины и картин,

Ты приходил – тогда как мир, печальный весь,

Преображался в мир хрустальных ночных витрин.

Они светились за окном,

А дальше – дальше только страсть,

Вся ночь в любви, в мечтах, вдвоём,

Всю ночь хотело небо жадно к земле в объятия упасть.

И души были не пусты!

Спасибо, мой любимый гость,

Что приходил счастливым ты

В мой дом, который был так прост.

Обаяние

Страсть к красивым не уйдёт из моды,

Не померкнет никогда в годах.

Те, кто эротичен от природы,

Больше не нуждаются в дарах.

В мире скучном, постоянном, сером

Два луча сливаются в флюид:

Взгляд, который смотрит прямо в сердце,

Тембр голоса, который опьянит.

Не забывайте любовников и любовниц

(Шутка)

Ты говоришь, что это безобразие.

Я думаю, таланта больше нет,

Чем научиться, не нарушив связи,

Завершать лирический сюжет.

Кто умеет, тем легко живётся,

Чувства их не колют, как игла.

Ведь когда любви не остаётся,

Остаются иногда дела.

Над землёй

Взгляд от земли рискнул преступно оторваться

И в наказание завистливо блуждает

Там, где прошедший век и новый в вихре, в танце

Кружит водоворот, а белокурый бог планеты замышляет.

В масштабном поэтическом пространстве,

На покрывале облаков красуется молоденькая нимфа,

В попытке ангела завлечь поёт романсы,

Но ангел любит хор – и все попытки мимо.

Под вечер нимфа, не дождавшись ласки,

Тунику скинув с плеч, бросает нервно к тучам,

Всё небо искупав в её бордовой краске,

Ложится; как назло, ей светит на лицо янтарный звёздный лучик.

Она раздражена, и утешает только

Единственная мысль – её последний парус,

Что это про неё прекраснейшую польку

Когда-то написал австрийский гений Штраус.

Любовь к человечеству

Любовь очаровательно невинна

В манящей искренности лица.

Где нет любви – там всё непоправимо,

Где нет любви – там подлость без конца.

Там перемешаны понятия и цели,

Нет принципов и каждый вектор сбит,

Там всё погребено в прекрасной колыбели,

Где первая душа, не пробудившись, спит.

Молодой человек

Глаза – бескрайний океан,

Ни бурь, ни волн, ни ветров,

И не знаком ещё обман

Гулящим возле берегов.

Улыбка – безупречный свет,

Но будет грусть – и будет тень,

Как будто бы её букет

Отбросил – расцвела сирень.

Весёлый нежный хрупкий смех,

Душа изящна и чиста,

Но мне не верится в успех

Такого существа.

Он поменяется, клянусь,

Улыбка, голос, жесты, стать –

Всё поменяется, боюсь,

И будет даже не узнать.

Письмо о новой жизни

Говоришь, в Риме холодно жуть?

Ничего, полегчает потом!

Я в Москве не могу уснуть,

Потому что такая же песня кругом.

Все ветра в страшный хор собрались,

Воздух влажный, тяжёлый стал,

И последний качается лист

На сирени: уже опал.

Я уйду в эту ночь, просчитав

Каждый сладкий грешок наперёд.

Я сторонник свободы, ты прав.

Ты поэтому выбрал её!

Дориан

В прекрасный гроб упасть! Ты смотришь вниз.

Ты красотой красив жестокой, дикой, громкой,

Здесь принимают каждый твой каприз

Как шалости любимого ребёнка.

Тебя зовут в Нью-Йорк поговорить

Так много женщин – молодых и взрослых,

И парни смотрят вслед – кем надо быть,

Чтоб не задать тебе все на земле вопросы?

Ты – терапия! Безупречный яд,

В тебя влюбились все, попав в силки природы,

Владельцы вилл, особняков и яхт,

Владелицы домов высокой моды.

Ты с ними бренди пил и под Луной гулял,

Они тебе: «Прощай!» сказали вдруг небрежно.

Клялись быть нежными, но так и не узнал

Ты, милый Дориан, что существует нежность.

Циник

Ты обычно шутишь зло и груб,

Никогда не пленник вдохновения,

Но сегодня ты молчишь и в глубь

Смотришь ты ночного сновидения.

Там весна, там соловьи поют,

Веселятся тени-привидения,

И в слезах ты говоришь: «Люблю!»

В этом странном-странном сновидении.

Время встало, время не течёт,

Ты там связан страшными веригами,

Ты, до гроба сделавший расчёт,

Плачешь там, как самый нищий – выгнанный.