К счастью, он оказался сообразительным: чтобы понять, как устроен капкан, ему хватило пары минут. Даже лом не понадобился — Олег наступил на рычаг, сжимая пружину, нащупал вторую другой ногой и перенес на нее весь свой вес. Металлические челюсти разомкнулись, лапу обожгло болью, и Сережа поспешно, насколько мог, ее вытянул. Облегчение затопило с головой. Сережа зафырчал и бездумно лизнул одного из лисят, сунувшегося к его морде. В следующее мгновение раздался звонкий щелчок, и Сережа вздрогнул, оборачиваясь на звук, но оказалось, что Олег всего лишь обезвредил капкан, ударив по центру концом лома. Смертоносные челюсти снова сомкнулись, на этот раз никого не поранив, но Сережа все равно поежился. Лисята попискивали и жались ближе. Юди подскочила ему прямо под морду и потерлась о нижнюю челюсть головой. Ох и достанется тебе, засранка, подумал Сережа, но скорее, чтобы успокоить свое все еще гулко ухающее в груди сердце. Мона, самая застенчивая и осторожная из всех, покрепче прижалась к его боку, подальше от Олега.

Сережа попытался подняться на лапы, но задняя левая все еще ощутимо болела, и пришлось ее поджать. Олег, наблюдавший за всем этим действом, скрестив руки на груди, задумчиво пожевал губами. Потом присел на корточки и сложил ладонь лодочкой. Юди, а за ней Ника тут же к ней подбежали, деловито обнюхали и синхронно фыркнули, не обнаружив угощения. Не отводя взгляда от Сережи, Олег подхватил Нику под животик и, когда Сережа не зарычал и не попытался напасть, поднял. Ника засучила лапками, но вырваться не пыталась, и Олег после секундного раздумья усадил ее в карман своей куртки. Потом поднял Юди и усадил во второй. Сережа, поняв его намерение, лег и снова прикрыл нос лапой, как бы говоря: я безопасен, насколько это возможно в сложившейся ситуации.

Я не трону.

Олег поднялся на ноги. Фонарик отправился во внутренний карман. Ломик не влез, Олег вздохнул и прислонил его к дереву, наклонился, подсунул под Сережу руки и поднял, крякнув от неожиданности.

— Ну ты и лось.

Сережа обиженно заворчал, но позволил поудобнее себя перехватить, а потом и загрузить себе на спину трех оставшихся лисят. Он свернулся клубком, и лисята съехали в ложбинку между его животом и лапами, устроившись более-менее безопасно. Мона встревоженно запищала, и Сережа лизнул ее в горячий нос.

Олег казался довольно крепким и сильным, но эти действия дались ему с явным трудом. Он снова переместил ладони, чтобы взять Сережу понадежнее, и сделал первый шаг. Потом второй, третий, и они медленно двинулись в неизвестном направлении.

Сережа не знал, сколько они шли. Уже через пару минут его начало клонить в сон от усталости и пережитых потрясений. Он очень старался держать глаза открытыми, но большую часть дороги все равно провел в каком-то вареном состоянии. Когда они вышли к дому, уже окончательно рассвело. Олег занес их внутрь и очень аккуратно сгрузил на пол. Сережа кое-как очухался и осмотрелся: они оказались в простой, но просторной и чистой кухне. Лисята тут же несмело отправились разведывать обстановку, но у него не было сил даже рыкнуть на них. Олег деловито суетился у холодильника. Через несколько секунд он поставил на пол пару тарелок. Еще одну, с водой, он подсунул Сереже прямо под нос, и тот от души напился. Олег выпрямился, оглядел подбежавших к тарелкам щенят и нахмурился. Потом заметил свернувшуюся и уже уснувшую у Сережиного живота недостающую Мону и облегченно выдохнул.

Все еще в полудреме Сережа позволил осмотреть пострадавшую лапу и, услышав задумчивое “кажется, перелома нет”, вырубился окончательно.

***

Приходить в себя было странно.

Во-первых, вокруг было подозрительно тихо и спокойно: никто не тягал его за хвост, не жевал ухо, не пищал под боком и даже не тыкался по старой памяти в меховой живот и не пытался кусать за соски. С тех пор как у лисят прорезались зубки, это стало настоящей напастью, и, хотя в последнее время они привыкли к мясу и почти не пытались доесть недоеденное из Сережи, кого-нибудь спросонья нет-нет да и глючило иногда. В такие моменты он с визгом подрывался, чем до полусмерти пугал щенят, и потом целую вечность их успокаивал.

А во-вторых, Сережа… выспался?

Это осознание здорово его встревожило, и он окончательно проснулся. Закономерно не обнаружил ни у живота, ни спрятавшимися под хвостом лисят, тут же подскочил и чуть не взвыл от боли, прострелившей заднюю левую лапу. Мозг, только приходящий в себя после длительной отключки, стремительно воскрешал в памяти недавние события: неудачная охота, капкан, Олег. Лапа болела сильно. и сдержать тихий жалобный скулеж все же не удалось. Сережа рухнул обратно, повернул голову, пытаясь понять, как там дела, и обнаружил сразу две вещи. Для начала пострадавшая от капкана лодыжка — были ли у лис лодыжки, Сережа не знал, — была туго перебинтована. На бинте виднелось несколько пятнышек крови, но особо страшными они не выглядели. Сережа снова подвигал лапой. Если делать это осознанно и приготовившись к боли, то было терпимо. Но далеко на таком не убежишь.

Вторая вещь заключалась в том, что Сережа возлежал на каком-то цветастом то ли пледе, то ли покрывале, сложенным в несколько раз. И находился явно не на кухне, где Олег утром — сегодняшним? Или уже вчерашним? — осматривал его рану. Должно быть, Сережу здорово срубило усталостью и стрессом, раз он не почувствовал ни как его перемещали с места на место, ни как куда-то подевались щенки. Да и были ли щенки? Сережа только помнил, как к нему жалась Мона, а остальные радостно толпились у мисок.

Едва вспомнив о мисках и еде, он почувствовал, как запершило в пересохшей глотке. Сережа облизнул нос шершавым языком, повернул морду и — обнаружил с другой стороны от своей условной подстилки низкую широкую пиалу, до краев наполненную водой. Он снова приподнялся, выхлебал почти половину и, блаженно выдохнув, принялся осматриваться.

Судя по всему, его перенесли в спальню: об этом говорила и массивная кровать, и высокий платяной шкаф. Помимо этого Сережа обнаружил прикроватную тумбочку и скрученный в рулон половичок в углу. Вот, собственно, и все. Мебели в комнате было немного, но вся она выглядела довольно добротной, хоть и очень простой. Она, как и все остальное — ажурная занавеска на стеклянном, а не пластиковом окне, дощатый пол, не очень высокий потолок — навевала мысли о деревенской даче, которой у Сережи никогда не было, но которую он нередко представлял в детстве по рассказам одноклассников и отрывкам из фильмов. За окном, кстати, едва-едва начинало смеркаться, и это значило, что Сережа проспал целый день, но уж точно никак не больше суток.

Из спальни вела одна-единственная дверь, она была прикрыта, и он, набравшись сил, кое-как по направлению к ней поковылял. За их с лисятами спасение Олег заработал себе лишних очков, так что за сохранность детей Сережа особо не переживал, но все же в их наличии неподалеку и целости и невредимости стоило убедиться лично.

Дверь, ему на удачу, открывалась наружу. Встать на задние лапы и толкнуть ее передними Сережа, помня о ранении, не решился, вместо этого он просунул в небольшую щель нос и принюхался. Пахло определенно лисятами, а еще чистотой и кофе — боже, как же страшно захотелось кофе! — и Сережа сунул нос дальше. Дверь с тихим скрипом поддалась под напором, впуская его в кухню-гостиную, в которой Сереже уже довелось побывать. Вот только утром он едва мог соображать от стресса и теперь оглядывался как в первый раз. Древняя газовая плита, грубо сколоченный стол у окна, пара таких же табуретов. Всамделишная деревенская печка, занимающая добрую четверть помещения, снова низкий потолок и занавески с рюшами. А вот диван у дальней стены казался как будто привнесенным извне — с изящными подлокотниками и ножками, обитый красивой темно-зеленой тканью, мягкой даже на вид. Сережа аж облизнулся, представив, как было бы здорово на нем лежать, вытянувшись во весь рост — не то что в узкой сырой норе.

Посреди всего этого великолепия прямо на полу в окружении лисят восседал Олег. Он имел крайне довольный хоть и уставший вид и то и дело дергал тонкую длинную бечевку с привязанным к ее дальнему концу… носком? Или что это такое бесформенное и тряпичное?