— На самом деле какая-то часть меня даже рада происходящему. Без учета контекста. И спасибо. Что приехал и привез парней.
— Сочтемся.
Вадик протянул руку к Истребительнице. Та с подозрительным видом понюхала его пальцы и спряталась глубже в карман.
***
Вернувшись домой, они нашли Славу и Шуру самозабвенно спорящими над одним из листов. Время близилось к обеду, и медлить дальше было нельзя, так что Олег разогнал их чуть в стороны, опустился на пол и указал кончиком карандаша на жирную точку на плане.
— Вот тут, — начал он, — скорее всего, что-то вроде КПП и…
Отрицать было глупо, он действительно соскучился: по работе в команде, по работе в поле. По тому, как начинает закипать от обилия информации мозг, как стихают все споры, потому что есть командир, чье слово последнее, и этот командир — он.
По тому, как выполнить план становится твоей основной, единственной задачей, и все бытовое, физическое и духовное будто бы исчезает. Теряет всю свою важность, оставляя в фокусе только текущую цель: на ближайшие три часа, сутки, неделю, которые понадобятся не ее выполнение, ты существуешь только здесь и сейчас, без прошлого, без будущего — просто человек, умеющий хорошо выполнять свою работу.
На два полноценных прогона у них ушло чуть больше полутора часов. Потом Олег вытащил из холодильника все, что было наготовленного и что можно было сожрать так, без термической обработки.
— Точно не хочешь обратно к нам? — с набитым ртом поинтересовался Шура, подцепляя на вилку очередной кусочек рагу. — Не обязательно прям в поле, можешь продумывать свои схемы, координировать и кормить потом тех, кто облажается меньше других.
Олег дернул углом губ.
— Кухаркой при твоей наглой вечно голодной морде? Увольте.
Слава хохотнул, Шура надулся.
Поели быстро, но не торопливо, все четверо понимали, что силы еще понадобятся. Потом покидали по машинам оружие и выдвинулись. Истребительницу пришлось оставить дома, хоть она и заволновалась и заголосила, когда заметила, что они начали собираться. Заносилась по дому, поджав хвост, пару раз попыталась повиснуть у Олега на штанине. Вадик, к которому она наконец начала, на страшась, подходить, присел перед ней на корточки.
— Участие в боевых действиях только с письменного согласия обоих твоих папаш, прости, красотка.
Олег, затягивавший в этот момент ремни наплечной кобуры, вытянулся по струнке и почувствовал, как предательски краснеют кончики ушей. Он знал, что это ловушка: если на такое начать возражать, защищаться, на Вадика это подействует, как красная тряпка на быка. Вцепится намертво, хуй потом отдерешь. Проще проглотить и переждать мучительные секунды смущения. Вот только была одна проблемка: если ярое отрицание убедило бы Вадика в его правоте, то отрицание вот такое, внутреннее, убеждало в Вадиковой правоте уже самого Олега.
К чести Шуры и Славы, они промолчали, а потом вместе с Вадиком пошли на улицу, “прогреваться”. Олег же приблизился к Истребительнице и тоже присел перед ней на корточки. Она отвлеклась от входной двери, которую яростно царапала лапками, прискакала к нему галопом и — Олег едва успел подставить сложенные вместе ладони — с разбега рухнула ему в руки. Ощутимо подросшая с их первой встречи, она уже не помещалась так целиком — хвост свисал вниз, а мордочку приходилось держать на весу.
— Вуф-ф! — сказала она обиженно, и Олег кивнул, соглашаясь.
— Знаю, что нечестно. Но Сережа мне голову оторвет, если узнает, что я тебя не только плохим словам научил, а еще и поволок с собой на задание.
Истребительница прижала ушки к голове и издала очень несчастный, очень противный звук. Она была всего лишь щенком, пусть и таким, который однажды вырастет в человека, и вряд ли осознавала всю серьезность ситуации. За то время, что они сидели над планом, пару раз она даже разыгрывалась и начинала требовать почесушек. Правда, очень скоро снова становилась беспокойной, бегала по всему дому, обнюхивая углы, и, не найдя ни отца, ни братьев и сестер, пряталась обратно под диван и принималась поскуливать. Так что, да, в насколько глубокой жопе они оказались, она не понимала — зато наверняка понимала, что по какой-то неведомой причине осталась единственная из всей стаи, с Олегом и незнакомыми, непривычно пахнущими людьми.
А через пару минут должна была остаться совсем одна.
— Я скоро вернусь, — пообещал ей Олег. — М ы скоро вернемся.
Прежде, чем поставить Истребительницу на пол и выйти на улицу, он поднял ее чуть выше и поцеловал в мокрый черный нос — на удачу.
***
Если считать по гугл-картам, лабораторию и дом Олега разделяло всего сорок два километра. Но это через лес, напрямик, а по факту им пришлось сделать крюк почти в две сотки, заехать в четыре ПГТ и на краткие счастливые полчаса вырулить на федеральную трассу, по которой можно было гнать с ветерком и ни о чем не думать. Шура со Славой загрузились в Вадиков внедорожник, а сам Вадик плюхнулся на пассажирское к Олегу, “составить компанию”. Олег предполагал, что парни за дорогу от Москвы уже подустали от его попсового плейлиста и, если бы Вадик поехал с ними и снова потянулся к ауксу, кровопролитие случилось бы раньше запланированного. И точно, стоило им отъехать от дома, Вадик по-хозяйски переключил магнитолу на блютус-режим и подрубился к ней с телефона.
Плейлист у него был на зависть любому меломану: какая-то совершенно дикая мешанина из Гаги, Литл Бига, МакSим, Гоголь Борделло и чего только не. Олег помнил, как однажды с его телефона прямо посреди пустынной дороги заиграла шальная императрица — Вадик не только не смутился и не полез переключать, а наоборот, сделал погромче и принялся качать головой в такт. Ко второму припеву они уже голосили, причем все вчетвером, и, если бы однажды Олега попросили составить список самых счастливых воспоминаний, это точно вошло бы в топ-десять.
Сейчас Вадикова музыка его тоже не смущала: при всех недостатках она была абсолютно не прилипчива. Или это у Олега за годы совместной службы выработалось что-то вроде иммунитета. Аудиосистема наполняла салон фоновым шумом, Вадик с энтузиазмом ей подвывал, Олег крутил баранку и следил за дорогой, думая ни о чем и обо всем одновременно.
— Я правильно понимаю, что единственный вариант — это “съебывать”? — спросил он, когда одна из песен включилась уже во второй раз.
Вадик вслепую нащупал кнопку на корпусе телефона и сделал потише. Потом скосил взгляд на Олега. Олег заметил это боковым зрением, но не повернулся в ответ, и так прекрасно зная это Вадиково выражение лица: удивление вперемешку с жалостью и самой чуточкой искреннего непонимания. Они оба были заинтересованы в успехе мероприятия, просто по-разному. Для Вадика это было что-то сродни захватывающему проекту на волнующую его тему. Если все удастся, он получит Олега Волкова в качестве должника, хорошо проведенное время в давно сработанной команде и пожизненный запас фоток милых пушистых лисят. Если не удастся, то у него, как минимум, будет материал на научную статью о ликофобных зверствах на просторах необъятной, их причинах и следствиях, которую либеральный запад сожрет за милую душу.
Что будет у Олега, если их миссия провалится, представить было сложно. Или чего у него н е будет. Лучшего друга? Но странно думать так о человеке, с которым Олег и парой слов за последние месяцы не перекинулся, про которого даже не знал до недавнего времени, что он человек. А с другой стороны, кто еще стал бы понимать его с полуслова, будить от кошмаров, укладываться ему на грудь и тыкаться влажным носом под подбородок, если Олег хандрит, доверять своих детенышей, слушать бесконечные мишленовские рецепты и армейские байки. Олег бы все отдал, только бы услышать ответный — почему-то думалось, что непременно острый — комментарий. Узнать, как Сережа звучит, когда не визжит, не фырчит и не тявкает на своем лисьем, как он улыбается. Всегда ли так лихо и обаятельно, как на своем юзерпике, или иногда застенчивость ему не только в животном, как когда он жалобно смотрел на Олега и скреб лапой прижатую к только застеленному постельном белью морду, не чужда, но и в человеческом тоже?
