Надо будет наверстать упущенное и, когда все устаканится, отснять лисят со всех ракурсов. Для Вадика в том числе. Руки у Олега росли не из того места, чтобы запросто получались красивые фотографии, почему-то казалось, что у Сережи — называть его Сергеем не поворачивался язык, а для “Разумовского” они после всего пережитого были слишком близки — снимки вышли бы лучше. В профиле фейсбука у него было несколько картин собственного авторства: Олег разглядел в углу размашистое “С. Р”. Один городской пейзаж, изображающий Петропавловку на фоне весеннего заката, — весну можно было угадать по занимающей большую часть картины Неве, уже почти готовой освободиться от сковывающего ее льда, вздыбленного и грязно-серого. Еще была перерисовка Венеры Ботичелли. Референс узнавался моментально, но в карандашных штрихах чувствовался индивидуальный, какой-то резкий стиль: от оригинальной возрожденческой нежности не осталось и следа. Сережа был творческим человеком: Олег был уверен, что даже если он щелкнет затвором камеры не глядя, у него получится идеально выверенный кадр с нужным светом и композицией. И если лисенок в процессе дернется и смажется, это непременно будет концептуальная смазанность о мимолетности детства и быстротечности жизни в целом.

От таких мыслей настроение неумолимо поползло вверх, и вторую половину пути домой Олег провел в немного нервозном, но приятном возбуждении. План был прост: вернуться и поговорить. Дешево, сердито и, с одной стороны, трудно выполнимо. А с другой, Олег еще не встречал более действенного способа разрешения околоконфликтных ситуаций, чем вдумчивая уважительная беседа. С Сережей надо было объясниться, максимально кратко и мягко, чтобы не испугать; уверить его, что ему можно доверять, найти проклятый чип и обезопасить их — всех семерых — на срок, необходимый для обдумывания дальнейших действий. Что потом, решат по ходу дела: деньги, документы проблемой не были. Чуть сложнее с оглаской, на Сережину историю направлено слишком много внимания, не настолько, конечно, как когда каша только заварилась, но все равно. Пчелкина еще эта со своей статьей. Непонятно, оказала она Сереже всамделишную услугу или медвежью — не поднимись хай, глядишь, его бы так фанатично и не искали, и…

Олег рассуждал мысленно, не вслух, но периодически ему все равно приходилось тормозить себя и переводить дух — мозг буквально кипел, точь-в-точь неисправный мотор в жаркий день, когда нужно останавливаться через каждые триста метров и остужаться, чтобы не взлететь на воздух.

Будет, кстати, забавно, — воспользовавшись паузой, вклинилось вдруг в мысленный поток, — если он все же поехал крышей от тоски и уединенности и напридумывал себе совпадений, а на самом деле лис это просто лис, и лисята это просто лисята, и сейчас Олег приедет и будет уговаривать довериться, показаться в человечьей форме, и вот это все самую обыкновенную лисицу. Черт. Вадик оборжет его и больше никогда не возьмет трубку.

Олега и самого пробрал нервный смех. Пальцы прошлись по рулю дробным перестуком — чем ближе он подъезжал, тем волнительнее ему становилось.

Наконец дорога вывернула к дому. На фоне потихоньку сгущающихся сумерек горящее теплым желтым светом окно кухни выглядело даже уютнее обычного. И немного пугающе. Олег припарковался, заглушил мотор и несколько секунд просидел в тишине. Интересно, лучше прямо с порога или все же подождать? А если Сережа подбежит его встречать, его можно привычно почесать за ухом? Олег никогда его не трогал, если только не чувствовал, что можно — интуиция в этом вопросе у него была что надо, и он легко отличал живот, игриво подставленный под почесушки, от живота, подставленного из страха и надежды, что враг убедится в твоей безвредности и беспомощности и смилостивится. Сережа доверял Олегу, Сережа любил, когда его чесали и гладили, но это было раньше, а теперь было ощущение, что нужно согласие какого-то нового уровня. Что-нибудь повесомее поддевшего ладонь мокрого носа и требовательного фырчания.

И надо было хотя бы начало речи придумать, что ли, а то теперь придется импровизировать с нуля. Или все же подождать, потянуть время, у них все так хорошо пока, и… черт.

Черт.

Олег несильно хлопнул ладонями по рулю, заставил себя собраться с мыслями, выбрался из машины и направился к дому.

***

Что что-то не так, он понял, едва открыл входную дверь: было подозрительно тихо. Лисята, даже если спали, обычно просыпались к его приезду и либо неслись встречать и инспектировать привезенные пакеты с продуктами, либо, если Сережа успевал к этому моменту стаскать их всех в коробку, начинали шумно о нее скрестись и проситься на свободу. Сережа уступал им пальму первенства, после чего подходил к Олегу сам.

Но не сегодня.

Сегодня Сережи не обнаружилось ни радостно виляющим хвостом у двери, ни чинно возлегающим на его любимом месте на диване.

На душе заскребли кошки. Олег по старой привычке обшарил помещение профессиональным взглядом: в глаза бросилась распахнутая настежь дверь в спальню и валяющаяся на полу у вешалки сигарета.

— Что за?.. — пробормотал Олег, прямо в ботинках ступая вперед и присаживаясь на корточки. Он поднял и повертел сигарету в пальцах — целая, только фильтр чуть смят. Олег напрягся и прислушался: по-прежнему ничего. Взгляд сам собой устремился через дверной проем на кровать, и тогда переферийным зрением Олег заметил еще одну странность.

Не было коробки.

Сердце забухало в груди совсем уж отчаянно, Олег поднялся, не сводя взгляда со спальни, и отступил ко входной двери. Мозгами он понимал, что это ерундистика и ему нечего опасаться: если они пришли за Сережей, то вряд ли бы стали дожидаться хозяина, чтобы провести воспитательную беседу об опасности содержания оборотней в домашних условиях, но выдроченные, приправленные паранойей инстинкты шептали: будь настороже. Следи за периметром, не подставляй спину.

Олег снова посмотрел на кровать, — под матрасом его ждал пистолет, с ним будет поспокойнее, — она была ровно в том виде, в каком он ее оставил, когда уезжал. Аккуратно заправлена, без единой складочки на покрывале.

Что странно.

Сережа бежал из той проклятой лаборатории, потом столько месяцев прятался. Сережа защищал своих лисят, всегда уступал им еду и любил их с таким отчаянием, с каким никогда бы не смогло полюбить своих детенышей ни одно животное. Он просто не мог сдаться без боя — не мог не свернуть в процессе пару стульев, не сбить лапами одеяло с кровати, не оставить на полу царапин или следов крови. Даже если они успели раньше Олега, застали Сережу врасплох, он зверь, и инстинкты и сила у него тоже — звериные. Они не смогли бы взять его тихо и просто уйти, аккуратно прикрыв за собой дверь. И разве не было это слишком удачным совпадением: до поселка отсюда было сорок километров, как они вычислили нужную кучку сена так сразу и уложились ровно в то двухчасовое окно, что Олег отсутствовал?

Что-то не сходилось.

Что-то очень, очень сильно не сходилось.

Олег нахмурился, облизнул пересохшие губы и на всякий случай потянулся к стоящему у тумбочки со всякой мелочевкой ломику, за которым вернулся к капкану несколько недель назад. Удача удачей и здравый смысл здравым смыслом, но перестраховаться никогда лишним не будет. Сначала ломик, потом пистолет, потом тщательно осмотреться.

И именно когда обхватил пальцами холодный металл, Олег заметил еще кое-что. На самом краю тумбочки лежал вчетверо сложенный листок.

— Бля, — выдохнул Олег, уже зная, что это, но все же взял листок свободной рукой, развернул и многозначительно повторил: — Бля.

Он держал в руках объявление о пропаже с обещанием награды за любую посильную помощь.

А еще несколько часов назад он получил таинственную смску и смылся из дома без какого-либо повода и…

В мозгу щелкнуло, последняя деталька пазла встала на свое место: следов борьбы не было, потому что никто никуда Сережу не забирал.

Сережа ушел сам.

***

Идиот.

Олег был гребанным идиотом, которому всего-то и требовалось, что не выебываться и надеть сегодня кожанку и тогда, возможно, в этот самый момент, они бы сидели с Сережей на диване и говорили словами через рот как взрослые разумные люди. На шее или руке у Сережи красовался бы пластырь, потому что они бы уже давно нашли, извлекли и уничтожили маячок, а лисята мирно бы спали у него на коленях. Возможно, Олегу тоже выделили бы парочку для успокоения нервов.