Присутствие по очереди Мелиссы и Дина немного успокоило Гермиону, которая с приближением роковой даты нервничала все больше и больше. Ей приходилось буквально бить себя по рукам, чтобы не ходить за Скорпиусом непрерывно, став его тенью. Но мальчик, да и его отец, едва ли поняли бы её желание спать у его постели и зорко следить даже за тем, как ребенок посещает уборную, так что ведьме пришлось значительно поумерить свой пыл. Но все же Гермиона неизменно встречала Скорпи у его дверей каждое утро, провожая его вниз, где в холле дежурил кто-то из авроров, и дожидалась его там же – после чего забирала в детское крыло и не упускала из виду ни на минуту, нахально напрашиваясь даже присутствовать на его уроках с преподавателями. Им казалось, что они предусмотрели решительно все, и ничего страшного произойти не может, но на Гермиону перестали действовать любые разумные доводы. Было ли дело в близости Рождества, или же в том, что после их последнего разговора, если его можно было так назвать, с Малфоем, её нервная система окончательно полетела ко всем чертям, и без того расшатанная гормональными скачками и постоянными болями – но она больше не могла нормально ни спать, ни есть, и не способна была расслабиться ни на секунду. Каждую ночь она вертелась в постели до изнеможения, и в тишине ей казалось, что она слышит звуки и шорохи в коридорах, которые неизменно оказывались пусты, стоило ей выйти за дверь. Сквозь завывания ветра снаружи ей слышались шаги, а иногда она принимала звук сломанной ветки за окном за хлопок трансгрессии – но на поверку это оказывались лишь страхи, от которых только бешено колотилось сердце и становилось совершенно невозможно уснуть. Гермиона не могла себе позволить ни кофе, ни сигарет, и даже Умиротворяющий бальзам не рисковала принимать, чтобы не снизить скорость реакции. Еще несколько дней в таком режиме могли бы добить её окончательно, но, к счастью, эти предпраздничные дни пролетели быстро, и наступил Сочельник.
От приглашения Скорпиуса на семейный ужин девушка решительно отказалась – спасибо, хватит с неё уютных семейных вечеров. Еще одного такого она, пожалуй, не переживет, а испытывать судьбу лишний раз не хотелось. Зато она с чистой совестью отпустила Дина на вечер к его девушке, заняв его пост в холле – и старательно игнорировала застывшее лицо Малфоя со сжатыми челюстями, когда он её там увидел, провожая сына после ужина в детскую. В конце концов, её контракт заканчивается тридцать первого декабря, и если этот индюк полагал, что она соберет вещички и выметется из его дома пораньше, чтобы не портить своим присутствием праздник – то он мог катиться со своими предположениями ко всем чертям, его там примут с распростертыми объятиями.
Злость от мимолетного взгляда на слизеринца переполнила её до краев. Больше не собираясь бегать от него и прятаться по углам, Гермиона дождалась, пока Скорпи уснет, наложила на его дверь Воющие чары, которые сработали бы, если бы дверь открыли снаружи, как делала каждую ночь в последнее время, и, прихватив подушку и плед из своей комнаты, спустилась в гостиную.
Комнату освещал лишь теплый свет от камина да волшебные огоньки на дереве, создавая невероятно прекрасную, сказочную атмосферу. Под ёлкой уже были сложены горкой подарки – Гермиона не удержалась и пересчитала их, после чего озадаченно нахмурилась. Двадцать два. Свертков было двадцать два, а в её сне – двадцать три. Значило ли это, что она ошиблась, и это было не то Рождество?..
Но потом, усмехнувшись, она полезла в зачарованный карман брюк и достала оттуда небольшую, красную с золотым бантом, коробочку. Легко пробежавшись кончиками пальцев по нарядной ленте, такой гриффиндорской, такой вызывающе-смелой, какой никогда не была она сама, Гермиона осторожно опустила двадцать третий подарок в то самое место, в котором он лежал в её сне. Теперь все было так, как должно было быть. Декорации расставлены. Сцена готова. Но черта с два она позволит неизвестному режиссеру довести этот спектакль до конца.
С этой мыслью она аккуратно переложила декоративные подушки, украшавшие софу, на одно из кресел, положив взамен одну – большую и мягкую, устроилась на ней поудобнее, укрылась пледом и приготовилась к долгому ожиданию. Гермиона сомневалась, что ей удастся поспать этой ночью, но постепенно легкое потрескивание огня в камине убаюкало её, и крепкий сон без сновидений сомкнул веки. Последняя мысль, мелькнувшая в сознании перед тем, как оно погасло, была о том, что проклятой колонны здесь больше нет. И наверное, бояться было больше нечего…
========== Глава 62. ==========
Несмотря на сомнительное место для сна, Гермиона давно не спала так крепко и спокойно. Она не просыпалась беспрестанно, не вскакивала в постели с бешено колотящимся сердцем, не чувствовала ставшей привычной боли в спине. То ли дело было в накопленной усталости, то ли в том, что она уснула там, где совершенно точно не могла пропустить ничего важного – но утро давно наступило, и из-за плотно закрытых дверей кухни уже начали просачиваться аппетитные ароматы свежей выпечки и жарившегося бекона, а она все продолжала спать.
Разбудили девушку вовсе не эти жизнерадостные запахи, а отчетливое ощущение чужого присутствия в комнате. Она распахнула глаза – и сразу же встретилась с серым, пристальным взглядом. Малфой, в одних черных шелковых пижамных штанах и с волшебной палочкой в руке, стоял прямо возле изголовья её импровизированного ложа и смотрел. Просто смотрел на неё. Взгляд его не выражал ничего – ни удивления, ни раздражения, ни злости. Он был равнодушным и каким-то пустым, и сердце Гермионы тревожно сжалось: что-то было не так.
Она села на диване, выпутавшись из теплого уютного пледа, но Малфой продолжал просто стоять и смотреть на неё, не делая ни малейшей попытки отвести взгляд или отойти в сторону.
- Мистер Малфой?.. Что-то случилось?.. Почему вы здесь?..
Она встала и потянулась рукой к его лицу, но не успела ни дотронуться, ни закончить вопрос: за дверью раздались торопливые легкие шаги.
Дальше все происходило так быстро, что Гермиона не успевала ни обдумать, ни даже как-то осознать происходящее.
Белые двери распахнулись, и в гостиную влетел радостный Скорпиус, одетый в свою любимую пижаму с разноцветными драконами. Он заметил отца, и, подпрыгнув, бросился к нему со всех ног со счастливым воплем “Папа!.. “
Девушка смотрела на ребенка во все глаза, и с математической точностью могла предсказать, что произойдет в каждую следующую секунду. Уловив краем глаза движение руки Малфоя где-то рядом, она развернулась на месте, и в один прыжок оказалась напротив него, закрывая своим телом все еще бегущего к ним Скорпиуса. В ту же секунду красный луч из его палочки врезался в её грудь и отбросил обмякшее, бессознательное тело к стене, по которой оно медленно осело вниз, на пол, оставляя на белой стене смазанную алую полосу свежей крови.
Испуганный крик Скорпиуса словно нажал на какую-то кнопку внутри Драко, и он моментально пришел в себя, глазами, полными ужаса, глядя на то, что сделал. Он отшвырнул палочку прочь, как будто она была ядовитой змеей, ужалившей его, и рванулся было к Мие, но остановился на полдороге, развернувшись к захлебывающемуся рыданиями сыну. Драко сделал осторожный шаг в его сторону, протянув вперед дрожащие руки, чтобы не испугать еще больше, но тут в открытые двери ввалился Поттер. При виде бессознательного тела на полу из горла аврора вырвался животный полувой-полурык, и он, забыв обо всем, бросился к подруге. Гарри щупал её шею, гладил по волосам, лицу, прижимал к себе, бесконечно твердя одно и то же слово, которое, становясь все отчетливее и разборчивее, наконец достигло ушей и затуманенного сознания Драко.
- Гермиона… Гермиона, пожалуйста… Гермиона, очнись, ты не можешь, тебе нельзя… пожалуйста, Гермиона….
Малфой застыл, как громом пораженный. Что он несет?! Миа… Гермиона?.. Все это время?.. Но, святой Салазар, как?!