Рон шел и придумывал, что скажет, когда наконец найдет их. Представлял себе, как войдет в палатку с повинной головой, как извинится перед Гарри за все злые слова, что сорвались с языка, как попросит прощения у Гермионы за все-все, как будет отныне вести себя совсем по-другому. Она была права, права во всем: сейчас, когда они не знали, куда им двигаться и что делать, другу как никогда прежде нужна была поддержка, а не бессмысленные обвинения. Да и Гермиона после всего, что она сделала не только для них, но и для других, заслуживала немного отдыха и покоя — глядишь, и её ясная голова тогда произведет на свет какую-нибудь светлую идею, если не будет занята мыслями о том, как накормить и защитить двух взрослых, в общем-то, мужиков.
Поскользнувшись в очередной раз на каком-то мокром осклизлом торчащем из земли корне и едва не разбив себе нос, Рональд решил, что можно и немного передохнуть. Все равно раньше утра друзья никуда не двинутся, а, когда рассветет, он, глядишь, и сможет сориентироваться в окрестностях и переместиться поближе к нужному месту. Кое-как устроившись под каким-то деревом, чьи голые ветви сплетались достаточно густо, чтобы хоть как-то защитить от дождя, он наложил согревающие чары и забылся тревожным, поверхностным сном.
Проснулся Рон от того, что его трясло от холода, и жгучей боли в раненой руке. Завтракать было особенно нечем — палая листва в этом смысле не стала со вчерашней ночи ни на кнат привлекательнее, с неба все так же лило без остановки, а потому он забросил рюкзак на плечи и продолжил путь. Пальцы уже перестали кровоточить, но теперь отдавались пульсирующей, острой болью во всей правой половине тела при любом движении, так что трансгрессировать он не рискнул.
К реке парень вышел, по собственным прикидкам, когда время уже приближалось к полудню, и стал спускаться вниз по течению. С каждой минутой он все яснее понимал, что прошло слишком много времени, что он, вероятнее всего опоздал, и никого не найдет, но безумная надежда гнала его вперед и вперед, несмотря на боль, льющуюся с небес ледяную воду и голод. Идти вдоль берега было проще, чем по лесу, и Рон немного повеселел, приободрившись при мысли, что совсем скоро он вернется к друзьям. Однако его ждало жестокое разочарование. Несколько раз обманувшись, Рон наконец вышел на широкий участок берега, полукругом врезавшийся в русло реки — то самое место, где еще вчера стояла, скрытая чарами, их палатка. Но сейчас берег был абсолютно пуст, как будто ему все это только приснилось. Не было ни палатки, ни следов костра, за которым сидели беглецы и гоблины — ничего. Только в воздухе витал едва уловимый аромат кофе и жареного бекона, который наверняка был лишь плодом его воспаленного усталостью, холодом и голодом воображения.
Они ушли.
И где их теперь искать, Рон не имел ни малейшего понятия.
Сейчас, стоя здесь, на опустевшем берегу, он окончательно понял, что, поддавшись эмоциям, позволив дурному настроению взять верх над собой, он потерял все. Верных и преданных друзей, которые были рядом все эти годы, что бы ни случилось. Цель своего пути. Сам этот путь, который оборвался прямо вот здесь — точнее, продолжился, но уже без него.
К кому ему было идти?.. Куда податься?..
Отправиться в Орден, чтобы быть полезным хотя бы там? Но как найти их теперешний штаб или убежище, знала только Гермиона — а он ни разу и не подумал спросить. Родители наверняка тоже знали, но как объяснить им, почему он оставил друзей?.. Как смотреть после этого в глаза матери? Отцу?.. Братьям?..
Или, может быть, и вправду сделать вид, что вылечился, и вернуться в Хогвартс?.. Гермиона что-то говорила о том, что там мог быть спрятан крестраж. Он мог бы поискать… Но что отвечать Джинни на вопросы о том, где Гарри и что с ним? Как перенести еще и её упреки в трусости и предательстве, когда и от своих-то собственных тошно так, что хочется лечь и сдохнуть прямо здесь?..
А может быть, проверить последние места их стоянок в надежде на то, что друзья вернулись на одну из них?.. Хотя это была глупая трата времени, зная осторожность Гермионы — она никогда бы не поступила так опрометчиво.
Так и не придумав ничего дельного, Рон надвинул капюшон куртки поглубже и трансгрессировал прочь, в одно поселение, где, как он слышал, была небольшая гостиница для волшебников. По крайней мере он сможет согреться и обсохнуть — а там и решить, что делать дальше.
====== Глава 131. ======
Следующие несколько дней были потрачены на подготовку к вылазке в Годрикову впадину. Гермиона планировала все так дотошно, как будто они опять собирались посетить Министерство магии.
Она настояла на использовании Оборотного зелья, как будто мантии-невидимки было недостаточно, и сама похитила волосы у двух ничего не подозревающих магглов, совершавших покупки в одном из лондонских супермаркетов.
Уже смеркалось, когда они приняли зелье, превратившись в лысоватого пожилого маггла и его худенькую, похожую на мышку, жену, набросили на себя мантию-невидимку и трансгрессировали.
Чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, Гарри открыл глаза. Они стояли посреди дороги, по сторонам узенькой улочки виднелись домики, а чуть впереди золотистый свет уличных фонарей указывал центральную площадь деревушки.
Внимательно оглядевшись и не обнаружив ни одной живой души, Гермиона чуть сжала руку Гарри, и он стянул с них мантию и запихал её за пазуху.
Любой из коттеджей, мимо которых они проходили, мог оказаться тем самым, где когда-то жили Джеймс и Лили, а может быть, сейчас жила Батильда. Гарри разглядывал двери, крыши и крылечки, и пытался понять, помнит ли он их, зная в глубине души, что это невозможно, ведь ему едва исполнился год, когда его забрали отсюда. Он даже не был уверен, можно ли увидеть их прежний дом – он не знал, что происходит после смерти людей, на дом которых было наложено заклятие Доверия.
Вдруг улочка свернула влево, и перед ними открылась уютная деревенская площадь. Рядом виднелись несколько магазинчиков, почта и паб; на дальней стороне площади драгоценными камнями сияли цветные витражи в окнах маленькой церкви. Гермиона легонько толкнула его в плечо.
- Они.. они, наверное, там, да? Твои мама и папа… Вон кладбище, за церковью.
Гарри охватило чувство, скорее похожее на страх. Оказавшись так близко, он уже не знал, хочет ли в самом деле увидеть их могилы. Гермиона с глухой тоской подумала о том, что у неё самой было куда меньше, чем у Гарри: она не знала, как выглядели её родители, не знала никого, кто был бы знаком с ними, и понятия не имела, где в конечном итоге они нашли свой последний приют. Может быть, когда все это закончится, она спросит о них у Люциуса – и он, если повезет, отведет её в какой-нибудь древний старинный склеп… Хотя, если они были предателями, едва ли их допустили даже туда… Отогнав тяжелые мысли, она схватила Гарри за руку и потянула вперед. Посреди площади Гермиона вдруг остановилась.
- Гарри, смотри!
Девушка показывала на обелиск. Стоило им приблизиться, как он преобразился: вместо стелы с множеством имен перед ними возникла скульптура. Трое людей: взлохмаченный мужчина в очках, женщина с длинными волосами и младенец у неё на руках.
Гарри подошел вплотную, вглядываясь в лица родителей. Он и представить себе не мог, что им поставлен памятник… Так странно было видеть самого себя в виде каменного изваяния. Счастливый, веселый малыш без шрама на лбу…
- Пошли, – буркнул Гарри, насмотревшись, и они снова повернули к цекрви.
Переходя через дорогу, Гарри оглянулся через плечо – статуи опять превратились в обелиск.
На кладбище вела узенькая калитка. Гермиона как можно тише отворила её, и они с Гарри протиснулись внутрь. За церковью тянулись ряды надгробий. Гарри подошел к ближайшей могиле, стискивая волшебную палочку в кармане куртки.
- Смотри, здесь какой-то Аббот! Может быть, дальний родственник Ханны!
- Тише ты! – шикнула Гермиона.
Они побрели дальше, нагибаясь, чтобы рассмотреть надписи, постоянно всматриваясь в темноту – не следит ли кто за ними. То и дело им попадались знакомые по Хогвартсу фамилии вроде Аббот. Иногда рядом оказывались несколько поколений одной и той же семьи – судя по датам, можно было предположить, что тот или иной род прервался или переехал из Годриковой впадины. Гарри уходил все дальше, и каждый раз, приближаясь к очередному надгробию, замирал от волнения и ожидания.
