– Ты с ней знаком?

Кажется, только в этот момент она заметила меня и улыбнулась. Я не уверен, живет ли она здесь или, как и я, пришла навестить кого-то.

– Это твоя девушка?

Люсьен просто захлебывается в собственном энтузиазме. В белках его глаз набухли красные жилки, он давится воздухом и судорожно выдыхает его обратно.

Девушка машет ему двумя руками. Я похлопал Люсьена по спине, и он притих. Девушка ушла. Люсьен снова закашлялся. Повсюду капли яблочного пюре: на губах, на подбородке и на футболке.

– Тихо-тихо, не подавись.

Я беру его кружку с тумбочки и вставляю узкое горлышко для питья ему в рот. Он отчаянно трясет головой.

– Тише-тише.

Он пытается оттолкнуть кружку, которую я держу перед ним. Я надеюсь, что кто-нибудь, кто может помочь, пройдет по коридору мимо палаты, потому что я боюсь оставить Люсьена одного, пока буду бегать за помощью. К счастью, его дыхание постепенно выравнивается. Налетает еще один приступ кашля.

– Все нормально?

Он пытается что-то сглотнуть. Я подношу кружку с водой к его губам. Он отпивает пару глотков и отворачивается.

– Дай знать, если еще захочешь, – говорю я и ставлю кружку на подоконник так, чтобы ему было видно.

– Это ведь была твоя девушка или типа того? – Я выглядываю проверить, не спряталась ли она под окном, но обнаруживаю там только поросшие мхом плитки и полоску позеленевшего гравия. – Она часто вот так приходит?

Ответа, конечно, не последовало.

У дверей послышалось шарканье, и я подумал, что это па с кофе вернулся. Или кто-то из персонала. Ручка двери опустилась, так что там точно кто-то есть.

– Здравствуйте, – говорю я. В дверь заглянула лизунья окон. – Это ты?

Хихикнув, она снова прячется.

– Ты можешь войти.

Дверь распахнулась, ударившись ручкой об ограничитель на стене.

– Вот она я! – воскликнула она, подняв обе руки вверх. Ее уже нельзя назвать девочкой, но еще нельзя назвать женщиной. Такая «девщина», у которой уже есть грудь. На ней юбка, похожая на абажур, а одна нога завернута внутрь, из-за чего кажется, что левая нога все время норовит подставить подножку правой. У кровати Люсьена она останавливается. Уставившись на меня, она будто пытается проникнуть ко мне в голову через зрачки.

– Брайан, – сказал я, – меня так зовут. А тебя?

– Щелма.

– Привет, Щелма.

– Не-е-е-е-ет, Щ-щ-щ-щелма.

– Щелма?

– Не дразнить! Щел-ма!

Она вытаскивает свою футболку с Минни-Маус из-под юбки и задирает ее до подбородка. Под футболкой у нее черная майка, с которой она срывает нашивку с именем.

– Гляди, – сердито приказывает она.

Та сторона, на которую приклеивается нашивка, вся в черных катышках. Она прикладывает наклейку обратно к груди и прижимает.

– Должна клеиться.

– Селма, – читаю я вслух.

Она довольно кивает.

– Ты тоже живешь здесь?

Ее лоб собирается в складочки.

– Я почти новенькая.

– Как давно ты тут?

– Длиннее, чем неделю, – неожиданно громко отвечает Селма. В ее исполнении все слова звучат как будто более выпукло, чем когда я сам их произношу.

– Две недели?

– Длиннее!

– Месяц?

– Может быть. – Она запрокидывает голову и смотрит на меня так, будто я должен знать ответ. – Раньше я жила с бабушкой.

Люсьен, насколько мог, развернулся в нашу сторону.

– Его я уже знаю, – говорит она и неловко ковыляет мимо меня к кровати. – Я же тебе нравлюсь, да?

Люсьен воет.

– Я же тебе нравлюсь, да?

Она берет его лицо в руки и сжимает щеки, так что губы складываются в трубочку. На мгновение я испугался, что она его сейчас поцелует. Ресницы Люсьена трепещут от испуга, когда она проводит большими пальцами под его глазами.

– Ему так не нравится, – говорю я.

– Нравится-нравится.

Теперь Селма гладит его закрытые веки. Мышцы шеи у Люсьена напряглись. Кажется, он хочет вырвать лицо у нее из рук. В то же время его пальцы расслабились и постепенно разгибаются из состояния согнутых веточек, начиная выглядеть как нормальные. Когда Селма вдруг отпускает его лицо, Люсьен падает обратно на подушку.

– Хм-м-м-м, хм-м-м-м, – губы растягиваются в кривой, словно банан, улыбке.

– Это мой брат, – сообщаю я.

Селма оборачивается ко мне и упирается кулаками в бока. В это время Люсьен пытается звуками и жестами снова привлечь ее руки к своему лицу.

– Нет, – строго отвечает Селма. – Мне нужно работать. Одной рукой держась за поручень кровати, а другой за мое плечо, она протискивается мимо.

– Ты придешь еще?

Она прошаркала по комнате и вышла в коридор. Люсьен вытягивается, чтобы посмотреть ей вслед.

– Ушла, – говорю я, – хочешь еще шоколада?

Люсьен опускается назад, его пальцы беспокойно закапываются в простыню.

– Хочешь, сделаю так же, как она?

Я беру его лицо в руки и сжимаю щеки, пока губы не складываются в трубочку. Я чувствую, как двигаются его челюсти. Может, я слишком осторожничаю. Большими пальцами я глажу у него под глазами. Некоторое время я делаю это, и, когда отпускаю, его голова откидывается назад. Но в этот раз он не улыбается.

В коридоре ее уже нет. А па наверняка застрял в курилке.

– Тебя-то я и искал, – сразу выдает он, когда я вхожу. – Как раз собирался идти в вашу сторону.

– Люсьен снова заснул.

– А… тогда сидеть тут смысла нет. – Он наклоняется к аппарату с кофе. – Хочешь?

Я отрицательно качаю головой. За столом в углу сидит пожилой лысый мужчина с окладистой бородой, подстриженной полукругом. Он трет указательным и большим пальцами друг о друга так, словно пытается разжечь огонь. Ногтем указательного пальца другой руки он постукивает по столу. Видимо, он умеет читать, потому что перед ним стоит согнутая пополам картонка, на которой крупными буквами написано: ЖАК, ТЫ МОЖЕШЬ ВЫКУРИТЬ ОДНУ СИГАРЕТУ В ЧАС. Его походный будильник показывает начало первого. Автомат с кофе плюется и затихает. Па нетерпеливо жмет на синюю кнопку, пока машина снова не начинает жужжать.

– Эти скряги так его настроили, что он никогда не наливает целый стаканчик.

Кофе переливается через край.

– Вот это я называю нормальной чашкой кофе.

Мимо проходит медсестра, я вылетаю в коридор.

– Зубида!

Когда она оборачивается, ее пластиковые тапки скрипят об пол.

– О, Брайан, давно не виделись, – она сдержанно улыбается па.

Зубида – моя любимая медсестра.

– Я думал, вы тут больше не работаете.

– Работаю, работаю. – Она провела рукой по животу. – Я стала мамой, так что…

– Замечательно, – говорит па, – надеюсь, вы понимаете, во что ввязываетесь, – и толкает меня в плечо.

– С этим советом вы уже опоздали…

Проходит пара секунд, прежде чем до па доходит, что Зубида тоже пошутила. Но когда он понял, его смех прокатился по коридору так громко, что все на нас обернулись. Зубида мне подмигнула.

– Мне надо идти, – сказала она. И, как всегда, когда мы видимся, она на секунду дотрагивается до мочки моего уха, как будто это еще можно как-то поправить.

– Выглядит круто, – говорит она. – Пока.

Кажется, я покраснел. Вместе с па я пошел к выходу.

– Ну что, вот и навестили.

Па вскидывает руку в знак прощания, проходя мимо женщины за стойкой регистрации, но она смотрит в монитор.

Солнце стоит высоко. Нашим коротконогим теням приходится поторапливаться, чтобы поспеть за нами. В углу парковки вокруг своих автобусов сидят на корточках рабочие. Один из них с клокочущим звуком вливает в себя бутылку воды практически целиком, а остатки со дна выливает соседу за шиворот. Рядом присел на корточки другой парень. Похлопав руками и подняв целое облако белой пыли, он отломил кусок хлеба от ломтя, лежавшего между ними на полиэтиленовом пакете.

– У вас есть минутка? – Я сначала даже не осознал, что голос обращается к нам. – Господин Шевалье?

За нами идет мужчина, держа в левой руке папку.