— Семя, ваше семя, о великий, — полностью откинувшись и схватившись пальцами за простыню простонала та, при этом не забывая требовать, чтобы я не останавливался. Раз за разом, быстрее и быстрее, я наращивал темп, вгонял в ту так, как только мог и она радовалась, обнимала, целовала и облизывала меня везде, где только могла.

Моё принуждение оказалось для той наградой, а то, что я считал изнасилованием — величайшей милостью. Этот проклятый мир просто создан для отброса вроде меня и обязательно попробую всё, что только тот может мне предложить!

Впившись зубами в левую грудь рабыни, под её дрожь и сладостный крик кончил прямо внутрь. Больше минуты та боясь и на секунду отстраниться, жалась ко мне, обнимала, и не смотря на то, что мы уже закончили, продолжала ласкать меня как снизу, так и сверху, языком облизывая мой живот и грудь.

— На сегодня мы закончили. — Понимая, что устал и навряд ли возбужусь в ближайшие часы, произнёс я, и девушка, покорно спустившись с кровати на ковёр, тихонько произнесла:

— Ваша милость, прошу, дозвольте ночевать на вашем ковре, а не в клетке, клянусь, я вас не побеспокою!

Вот тебе и новость. Я вновь забыл, в каких условиях содержаться местные рабы. Тяжело вздохнув, прикинул все за и против. Из плюсов: в шатре действительно было прохладно и её упругое тело могло стать хорошей подушкой «антистрессом». Из минусов: она вполне могла ночью меня придушить, порезать, или ещё как-то сделать так, что я не проснусь.

— А в друг ты решишь меня прирезать пока я сплю… — Решив поглядеть на реакцию блондинки, проговорил я.

— Никогда в жизни! — С силой ударившись лбом об ковёр, вскрикнула та, отчего даже стража за пределами шатра поспешила поинтересоваться, всё ли у нас впорядке. — Знай я, что волею небес мне уготовано стать наложницей самого сына императора, самолично пошла бы в рабыни!

Ну пиздец, опять этот культ психанутых и помешанных на том старом кобеле, сидящем на троне. Да этот хрыч ложку себе в рот без чьей-либо помощи не вставит, не говоря уже о чём-то другом, а его боготворят, да ещё и как.

— Хорошо… — Произнёс я и рабыня, довольно поскуливая, как дворняжка, сжавшись комочком, спиной стала прижиматься к моей деревянной лежанке. Глумливо наблюдая, как девушка пытается устроиться поудобней, дождался, когда она уляжется и произнёс: — Мне не нравится то, что я вижу…

Подняв голову и взглянув на меня, рабыня задумалась, а следом взглянув на прорезь у шатра спросила:

— Прикажете лечь у выхода?

— К ноге, — похлопав ладошкой по белоснежной, влажной простыни, проговорил я, и та, ломая все мои стереотипы о неприступности женщин, радостно сверкая своей красивой улыбкой, чуть ли не в один прыжок оказалась на моей кровати, а следом, положив голову мне на бедро, обняла меня, взявшись за мои игры. Приказ «к ноге» восприняли слишком буквально.

Усмехнувшись, одним из трёх одеял, предоставленных мне для сна, укрыл свою новую «игрушку», другим укрылся сам, а третье и вовсе не понадобилось.

Так вот, лёжа в шатре, возведённом возле леса специально для одного меня, я глядел в потолок, думал и боялся. Что вот сейчас в очередной раз расслаблюсь, закрою глаза и проснусь, но только не в мире, где я четырнадцатый сын, а в другом, том сером, злобном, неблагодарном и очень жестоком ко всем слабакам, вроде прошлого меня.

Под тяжёлые сон, в котором я воевал с бомжом за случайно обронённую мною сотню, принятую тем за милостыню, резво подорвался. Тот бой я безоговорочно проигрывал, но больше всего в этом меня пугал не урон, который я от того получал, а стояк, коим старый и вонючий хер собирался воспользоваться. Разлепив глаза, заметил всё так же лежащую у моих ног рабыню. Проснувшаяся раньше моего, та не нашла занятия лучше, чем своими тонкими пальчиками гонять из стороны в сторону мой стручок и то, что болталось чуть ниже его.

— А я знала, что вы скоро проснётесь, мой господин, — весело проговорила та, пальчиком указав на мой детородный орган. — Желаете расслабиться, или быть может позже, после завтрака?

Насчёт утра у меня были совершенно другие планы. Изначально весь сегодняшний день я планировал провести в обществе той смуглой пышногрудой дамочки, что сейчас томилась в очереди ко мне на приём. Но видя эти жаждущие моего внимания глаза, ничего с собой поделать не смог.

Как итог, пока я дожидался пищи, кое кто очень старательный, при помощи своих тонюсеньких губок, помог решить мне проблему утреннего стояка. Следом был обед, за которым, беседуя с той же рабыней и узнавая всё больше нового об этом мире, я упустил момент, когда нам вновь предстояло отправится в дорогу. Несмотря на то, что блондинка была старше нынешнего меня на целых шесть лет, если брать в расчёт моё прошлое «я» — мы являлись ровесниками. До сего момента частенько упрекающий свою судьбу за жестокость, я с открытым ртом слушал, как жестоко поступили с Лили собственные родители, что под тяжестью долга сначала продали её невинность одному из приграничных баронов, а после, когда не смогли ту выдать за мудака, и вовсе продали дочь как товар в один из городских борделей, откуда вскоре девчушку со смазливым личиком выкрали, толпой изнасиловали и перепродали, но только уже на другом невольническом рынке, с которого её забрал какой-то мелкий аристократ, что уже спустя сутки проиграл ту в карты тому же торговцу.

И подобные случае по её же рассказам здесь были не единичными. Женщины — это свиноматки, товар, малоэффективная рабочая сила, от которой больше проблем, чем пользы. В бою малопригодны, способны развратить и переманить даже самого преданного слугу, а если забеременеют, так ещё и новых ртов, а вместе с ними и бастардов могут наплодить. Всё это крайне пагубно сказывалось на значимости женщин в нынешнем, средневековом обществе, где за одну корову, дающую молоко, можно было купить сразу двух, а то и трёх молоденьких рабынь восемнадцати лет от роду. К тому же, несмотря на междоусобные войны, генеральный штаб империи крайне эффективно из года в год расширял территориальное влияние нашей державы, посему цены на рабов с каждым месяцем становились всё ниже. В стране с огромнейшей армией и числом рабов, так же остра чувствовалась нехватка продовольствия, дефицит которого острее всего ощущался на периферии. Малоразвитые окраины империи, отдалённые от основных городов и поселений, умирали под тягостью непомерных налогов, коими тех облагали помещики и знать. Со слов моего советника, похожая картина наблюдалась и в моём имении, дарованном мне при рождении отцом. Всё, что я имел, так это небольшой городок, да с два десятка малых деревень, расположенных у лесов, одной не сильно широкой речки, и шахты. Именно шахта, в которой добывалась руда для создания оружия, приносила мне больше всего денег. Однако, от чего-то с каждым годом из моего города их приходило всё меньше и меньше. Ворчливый маг-целитель, обходя стороной некомпетентность старого «меня», предположил, что всему виной вор-бургомистр, о котором ходило множество дурных слухов, проверить которые мне в ближайшее время и предстояло.

Святых чиновников не бывает, это я хорошо знал. Вопрос оставался лишь за тем, достаточно ли тяжёл его грех, и как я буду того наказывать. Ведь убей я его уродца сразу, кого мне назначить решать его вопросы? Город — это ведь огромное множество проблем, дел и вопросов, требующих наискорейшего решения. Тонуть в бумажках, когда вокруг такой прекрасный и любящий меня мир я не хочу. Заниматься изучением магии, говорить, что нам нужно и где строить, а так же управлять армией, которой у меня нет это запросто, но только не работать!