– А все-таки странно… Что? Ни одной картины американского художника не нашлось? – неожиданно задал вопрос музыкант. – А ведь у нас богатая школа живописи, несмотря на то, что история нашей страны насчитывает всего, – и он стал загибать пальцы на одной руке, – всего пять или шесть… Нет, пять… веков… – удовлетворенно разогнул пять пальцев на одной руке, а на второй обратно согнул палец.

– Секундочку, секундочку, то есть пьяный куратор – это вы? – перехватил нить разговора философ.

– Да! Это – я! – признался политик.

– А… Ведь есть же процедура досмотра, атрибуции художественных ценностей с занесением в реестр. Нужен второй представитель, точнее – несколько представителей, – пытался грузить информацией философ.

– Да отстань ты! – И политик полез резко срывать картины.

– Прекратите, что вы делаете! Нужны специальные рабочие, стремянки, лестницы, инструменты – пассатижи, резак, ножницы… – парировал философ.

– Смотри не подавись знаниями! – злобно, с ожесточением, рьяно огрызался политик и продолжал лезть на стены.

– Не дам! Не дам уродовать Гейнсборо! За нас с вами спросят! И спросит, между прочим, ваша родная партия! – выдохнул последний аргумент философ.

«А ведь верно, черт, он прав!» – И политик медленно осел и прекратил срывать картины.

– А что же делать?

– Погодите, погодите, надо остыть, все на нервах… – Задыхаясь, философ снял очки и стал их протирать.

– Для начала расскажи нам, откуда у тебя это богатство, – спокойно задал вопрос трансгендер. – Наверное, опять афера? У вас там в партиях всегда аферы… Одно и то же… Одно и то же… Каждый день… Никакой красоты в душах! Где же быть тут красивому телу? А нигде! Совесть грязная – страх заедаешь в ресторанах ведрами еды… А я, наивный дурачок, душу тут перед ним расковыривал, про Аполлона рассуждал, про идеальный пресс мечтал! Все как всегда, – трансгендер продолжал качать мускулы рук.

– Да… Это… Из арестованных картин… Подпадают под предметы роскоши… – начал неохотно политик.

– Так… Продолжай… – тихо проговорил трансгендер.

В галерее воцарилась полная тишина.

– Ну… Вы знаете, что… в мире неспокойно… в каких-то местах… и это… это… – Он встал и замолчал, как осел.

– Это картины в залоге из арестованных, – продолжил мысль трансгендер.

– Это как? – спросил музыкант.

– Ну… У русских олигархов отобраны под арест по всему миру, потому что они, русские олигархи, поддерживают правительственный, недружественный нам режим, – выдавил из себя политик. – Со всяких там выставок, на таможнях, в галереях. Аресты.

– Да!

– Так… Уже яснее. А документы на них как оформлены? – задал следующий вопрос трансгендер.

– Никак. С таможенником выпили в аэропорту Даллеса…

– Вы смотрите, да ты нас в политику втягиваешь?! – агрессивно задал вопрос музыкант. – Мне проблемы с законом не нужны! У меня перелеты по всему земному шару…

– Да погоди ты, музыкант, – остановил его трансгендер. – В общем, ты в преступном сговоре с властями штата?

Политик горестно кивнул.

– Так…

Все вдруг ясно и отчетливо поняли – надо бежать из галереи, надо бежать с острова. А куда бежать? Санитарная зона! Расстрел!

– Здесь неподалеку от галереи шахта с ракетами… – уйдя в себя, промычал политик и спрятал глаза.

Воцарилось немое безмолвие стен. Даже стены замолчали…

Первым из «комы» вышел трансгендер.

– То есть ты хочешь сказать, что это был план? У тебя изначально был план? Ты нас сюда специально заманил? – Догадка, как молния, пронзила мозг трансгендера. Он опустил штангу из книг. Взял полотенце и начал им обтираться.

– Ты нас испытываешь, как подопытных обезьян?

И все сгрудились вокруг политика.

– Это не я.

– А кто? Кто, скажи нам, заставил тебя собрать нас здесь всех вместе?! На верную погибель! – кричали все трое.

Политик закрыл себя руками, боясь, как бы его не побили.

– Меня заставили!

– Кто? Назови имя!

– Назови имя! Кто? Скажи нам!

– Назови по-хорошему, – произнес трансгендер. – Иначе философ сейчас внесет поправку в наш устав: «Любого, кто отступится от клятвы верности гедоническому ордену “Греческий сувенир”, ждет казнь».

– Философ… – повелительно потребовал трансгендер.

– Я записал…

– Ну что? Политик, говори! Кто тебе нас заказал?

И трое встали в круг позора и казни, обрамляя ссутулившееся тело политика.

– Трансгендер, – в отчаянии начал политик. – Ты же умный, ты все понимаешь…

– Допустим. Расскажи нам, кто ты есть на самом деле. Бежать тебе некуда – тебя бросили свои же подыхать в этом дерьме вместе с нами. Один – телесно красивый. Эталон красоты. Другой – величайший композитор тяжелой музыки. – И на этих словах музыкант встрепенулся. – Да, да, я узнал тебя, музыкант! Ты знаменит своей музыкой «Вечерний ноктюрн»! Я слушал его очень часто… Дальше. Третий – философ. Философ как футурист, как мыслитель будущего! No-no FUTURE! NO FUTURE! Черт побери, как же актуален «SEX PISTOLS»! – горячо воскликнул трансгендер.

– То есть все три среза общества, которые отвечают за тело, душу, общество в целом – должны быть уничтожены?

– Я этого не говорил… – со стыдом в голосе выдавил из себя политик.

Музыкант не выдержал:

– Мужики, надо искать выход. Родненькие, у меня гастроли! Меня ребята из группы не поймут!

– И величайшее искусство живописи тоже должно быть уничтожено? Вы там все с ума посходили, что ли? – зло спросил трансгендер.

– Какой тяжелый разговор! – Философ не выдержал. – Какой тяжелый разговор! Я сойду с ума!

– Прекрати скулить, философ! – остановил его трансгендер.

– Это что же? Мужики, мы должны жить в клетке? – пораженный собственным открытием, проговорил музыкант. – Я в жизни никогда не жил в клетке! Никогда! Слышите! Никогда! Я всегда был свободен! И душой и телом! Я – свободный художник! Я – свободный музыкант!

– Кому это интересно? – сдержанно проговорил трансгендер. – Сейчас нигде и ни у кого нет никаких прав!

– Не-ет! Не-ет! Так не пойдет! Так не пойдет! Я так не играю! – агрессивно заключил музыкант.

– Да подожди ты, музыкант… Дай подумать, – сказал трансгендер.

Он сидел и думал, понимал, что от музыканта толку мало – его первого и единственного нужно отсюда выкинуть. Только мешает. И… И у него, возможно, есть будущее. Парадокс?

«Философ… Философ – крепкий мужик. За идею, за искусство жизнь отдаст. Он – на своем месте.

Политик… Политика нельзя отпускать. Эта гнида вместе со мной уйдет под воду: должно же быть воздаяние за грехи здесь и сейчас на этой грешной земле?»

Трансгендер облегченно и незаметно вздохнул. Уже было легче. Он разобрался в ситуации. Хотя бы частично.

На ночь трансгендер расписал план побега музыканта:

– Философ, – он подозвал философа в сторону. – Ты будешь сидеть рядом со связанным политиком и охранять его. Он не должен сбежать. Мы все здесь остаемся. Мы не знаем, что будет завтра. Но мы должны выпустить только одного из нас – музыканта.

– Почему?

– Потому что только он способен дать будущее этой планете. Ты понимаешь, о чем я?

– Не совсем, – растерянно проговорил философ.

– Ну, малыш, соберись, ты же ученый!

– Ха! Я ученый… Ученый – дурак!

– Ну-ну! Не надо! Не унижай себя! Ты способен на подвиг. Ты способен на жертву. Я верю в тебя! Ты – мой герой!

– Как? Трансгендер? Ты что? Это ты – мой герой!

– Перестань! Ты все понял? Политика надо остановить!

– Я понял.

– Ну вот и хорошо. Посиди рядом со мной – мы свяжем с тобой политика. Но вначале я переговорю с музыкантом.

– Музыкант, – трансгендер подошел к музыканту. – Есть разговор.

И трансгендер с музыкантом отошли к окну. И стали они разговаривать. Очень долго разговаривать. Трансгендер задавал вопросы, музыкант отвечал. На лице трансгендера не дрогнул ни один мускул: он был как сама скала, сама сталь. А музыкант оживился. Повеселел. В его жизни наметились перспективы…