Ты с ней и ласково говоришь, и пытаешься остудить пыл – никакого эффекта! Один холод. В общем, не поддающиеся перевоспитанию! Ха-ха-ха! Я всю жизнь любил книги и сейчас их люблю, но тридцать пять баб в одном коллективе в течение десяти лет десять часов каждый день на работе – я возненавидел баб всей душой! И всем телом своим! Так не должно быть! Но так есть! Так есть везде! Потому что везде одно и то же. И я терпел, терпел из любви к книгам, а потом плюнул. Надо развиваться! Надо познавать горизонты! Эх, мужики, надо выпить…

– Во! Точно! У кого что есть?! Давайте согреемся, а заодно отметим наше знакомство! – весело подхватили все мужчины.

И на столе образовалось такое знакомое поле из бутылок и бутылочек различного цвета и формы.

– А я со своей познакомился в университете, – начал исповедоваться политик. – Так банально. Всё как у всех: дети, работа, продвижение по карьерной лестнице. Вступил в партию – и вот, поздравьте меня, сенатор на самом верху! – Тычет пальцем в небо и смеется.

– Ну а что изменилось в твоей половой жизни? – резонно спросил трансгендер.

– Ну… Как это… Девки молодые сильно нравятся. В бане… Там то-се…

– Ты себе наврать можешь, мне-то не ври, – устало проговорил трансгендер. – Раз через раз… И то… Когда тебя сильно напугают… сиськами четвертого размера!

– Ты это про что? – испуганно задал вопрос политик.

– А про то самое…

Политик опустил глаза.

– Ладно. Мы поняли друг друга… А что скажет философ? – с улыбкой произнес трансгендер.

– Я? – искренне испуганно уставился философ в очках. – А что я? Я… я… всю жизнь работаю.

– Да мы это поняли, что ты весь в искусстве, весь в культуре. Так сказать, на передовой, в авангарде защищаешь бастионы нетленного искусства…

– …Прошу заметить – настоящего искусства!

– А вот здесь поподробнее!

– Ну, друзья мои, настоящее искусство – это не шоу-бизнес! Настоящее искусство – это…

– Ты хочешь сказать, что это – отшельники, которые отдают себя на заклание, словно овцы?

– История знает немало тому примеров, – утвердительно подхватил философ. – Ван Гог! Пожалуйста, сейчас никому не интересно, как он заправлял кровать и какой свежести были его простыни. Но все помнят его «Подсолнухи», «Красные виноградники в Арле», «Любительницу абсента»! А как, вы думаете, должно делаться настоящее искусство? Ведь после нас останутся только полотна, книги, музыка… Ведь мы все уйдем… Рано или поздно…

– Музыка? – встрепенулся музыкант. – Конечно, музыка вечна! Музыка остается после нас! Без сомнения! «Метал» навсегда!

– А шоу-бизнес? – спросил заинтересованно политик.

– А что шоу-бизнес? С ним все хорошо – он цветет и пахнет… запахом кала… ой, простите, навоза… – ответил музыкант.

– Ой!.. – по-женски отреагировал философ.

– Ну что? Что я не так сказал? Опять грубо и резко выразился?.. Но у нас здесь баб нету! – И развел руками. – Можем говорить как угодно и что угодно! – Музыкант выразительно посмотрел на каждого присутствующего. И каждый в знак одобрения закивал головой.

– Кто пришел с чемоданом денег, того… и тапочки… и бухло… и трава… и бабы. А самое главное – гонорары! – пропел сакральные знания музыкант.

– То есть вы хотите сказать… – начал нерешительно политик.

– Я хочу сказать, что если ты хочешь заработать двести долларов, то должен вложить в производственный процесс две тысячи долларов! Таким образом крутится этот шарик под названием шоу-бизнес!

– О! А вы можете разъезжать по Америке с лекциями! – воскликнул философ.

– Перестаньте! Это все знают! – кисло отреагировал музыкант. – Одна грязь и шелуха… И ты еще должен арендаторам за разбитый аппарат… Так больно на душе! – И музыкант взвыл, вгрызаясь в мозг слушателей. – Если бы кто-нибудь из вас врубался в понятие «музыкальное искусство»!

Перед глазами музыканта всплыла картина с разбитым под конец концерта усилителем звука.

А в глазах присутствующих проплывали красочные видения разгрома и погрома дорогостоящей аппаратуры…

– Друзья мои, – поднял бокал трансгендер, – наконец-то мы приблизились к самому важному открытию в ходе нашей беседы – мы все ищем красоту! Реальную красоту, – Он затормозил и закусил нижнюю губу. Его губы задрожали. – Я очень люблю красивое мужское тело… Вы просто себе даже не представляете, насколько сильно… – И слезы проступили из его глаз. – Я готов лететь на другой край планеты, чтобы дотронуться до красивого тела. Ведь… Этой красоты… Ее очень мало, мало, мало! Поймите меня! Время Вероккьо, Леонардо, Микеланджело и Джорджоне прошло! Уже давно прошло! И ничего, ничего, ничего не появилось столь же мощного, всепоглощающего, испепеляющего душу и чувства! И ничего не возносит тебя на небеса! – Страстно, в запале проговорил: – А должно возносить, должно! – И трансгендер заплакал. – Идеального пресса у мужиков теперь нет! Нет! Нет! А это самая главная часть в мужском теле!

– Как? Разве не член? – забеспокоились все. Больше всех музыкант.

– Подожди, подожди, а член?! Ну как же? – попытался строго воздействовать политик, внимательно и пристально глядя в глаза трансгендера.

– А ты и так член! Член партии! – ткнул в него пальцем философ.

Но трансгендер несгибаемо продолжил, подняв указательный палец вверх:

– Только пресс показывает, проявляет мужскую принадлежность, указывает на охотника, борца, спринтера!

Я скучаю по тебе, «Давид» Микеланджело! Я скучаю по тебе, Аполлон! Я скучаю по тебе, настоящая мужская красота! Вне времени! Вне пространства! Животворящая! Вечная!

И Христос не имел живота, и Прометей не имел живота. Ни один пророк не имел живота!

– Да-а-а… И Будда Шакьямуни… И Кришна… – удивился самому себе философ.

– Вот видите… – развел руками трансгендер. – Я понимаю, что кого-то из вас покоробит такое сравнение, но в данном случае я перечисляю только одни исторические факты. – Трансгендер плакал. Плакал и говорил.

– Браво! Браво! Браво! – Кто-то захлопал в ладоши. Кто-то полез целовать трансгендера.

– Я тебя люблю, транс! Ты – настоящий мужик! – снимая очки, расчувствовавшись, проговорил философ.

– Ты настоящий мужик, транс! – полез целоваться к нему музыкант.

– Мужики, вот мой пресс! Смотрите! Я ничего не скрываю, – И трансгендер в порыве чувств обнажил свой торс.

У всех троих мужчин случилась истерика.

– А-а-а! Идеальное тело!

– Не может быть?!

– Как у Геракла!

– Ты качаешься сколько лет?

– С пятнадцати, друзья мои, с пятнадцати лет. Гантели, эспандеры, гири по два подхода по восемь раз. Все достижимо! Главное – задаться целью!

Мужчины стали обнажать свои округлые животики. Сняли брюки, рубашки, майки.

– О, нет, нет! Это никуда не годится, отвратительно! И живот есть! И член есть! Вот это – абсурд! Так не должно быть! – пламенел трансгендер.

– Но это есть, и это у меня! – радостно пропел музыкант. – Хава нагила! Хава нагила! Эй-эй-эй!

Да! Зрелище «беременных» животов мужчин не внушало никакого оптимизма. Как убого!

Мужики трясли и раскачивали свои бочонки вправо и влево, пытаясь станцевать ламбаду.

– А что? Давайте танцевать! – предложил политик.

И музыкант подыскал подходящий танцевальный мотив.

Грустно начавшийся вечер продолжился искрометным весельем и танцами.

– За наш мальчишник!

– Без баб!

– Даешь мужскую силу!

– Ура! Даешь пресс!

– Даешь идеальное тело!

– Трицепс! Бицепс! Трапециевидную мышцу!

Танцующие мужчины выкрикивали счастливые фразы.

– Мужики, нам же хорошо! Нам очень хорошо всем вместе! – Они дружно обхватили друг друга в плечевой круг и вначале нестройно, затем все лучше и лучше понеслись в греческом танце сиртаки. – Давайте не расставаться! Давайте спишемся в сетях!

– Мужики, это наше спасение, что мы здесь оказались запертыми на сто дней!

– Не-е-е-ет! Мне надо на гастроли! Мужики, меня группа не поймет! Я, конечно, вас всех люблю! Поймите, я живу только с концертов, гастролей! – пытался сопротивляться музыкант.