«Ниже пристани Вахново, – листаете Вы далее все тот же путеводитель (а мы подойдем к Вахново в восемь часов утра, как только минуем Вичеловские мели), – есть село Любец, которое считается родиной трех довольно известных братьев Верещагиных.
Один из них – знаменитый художник В.В. Верещагин, безвременно погибший в последнюю японскую войну. Другой – Н.В. Верещагин, замечательный сельский хозяин, основатель в России маслоделия и сыроварения. Третий – генерал А.В. Верещагин, писатель рассказов, преимущественно из военной жизни».15
Село Любец, расположенное на крутом берегу Шексны, еще издали привлекает внимание своими благовидными каменными церквями: зимней – во имя Преображения Господня и летней – в честь Казанской иконы Божией Матери. Последняя, большая и нарядная, построена в 1800 году. Совсем недавно в сотне-другой шагов от них стоял крашенный в зеленую краску большой барский дом с мезонином, белыми колоннами и такими же ставнями. Построен он был в конце XVII века и принадлежал бабушке братьев Верещагиных – Наталье Алексеевне. Она имела большое состояние и происходила из старинного боярского рода Башмаковых. Предки ее служили царям – Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. В 1682 году царь Федор Алексеевич дал Лукьяну Башмакову жалованную грамоту, по которой ему в Любецкой волости Пошехонского уезда «пожаловали, похваляя его службу, промыслы и храбрость, в роды и роды (…) из его поместья в вотчину (…) треть села Любца, половину деревни Вичелава, половину деревни Раменья…» 16
Александр Верещагин в книге «Дома и на войне. 1853–1881» писал: «Верст на двадцать, тянулись по берегам Шексны великолепные леса и заливные луга моей бабушки; много сотен крестьян и много всякого добра у нее было».17 Любец – родовое имение Натальи Алексеевны, переданное ею во владение своему старшему сыну Алексею Васильевичу Верещагину. По воспоминаниям художника Василия Верещагина, «дядя зажил в Любце барином, кормил и поил весь уезд. (…)
В большом доме, пропитанном запахом сигар, вина и водки, графины и бутылки не сходили со стола. Для нас, детей, всегда были пряники, какие-то особенные, покупавшиеся на ярмарках ящиками и пудами, и для еды которых необходимы были именно наши детские зубы и желудки. Все мы с большим удовольствием ездили в Любец и также радостно встречали дядю, когда он приезжал к нам» (в Пертовку – Р., Б.). 18
В любецком доме побывали в гостях два императора – Александр I и Александр II. В память о первом в обширной зале, где стояли огромные изразцовые печи по углам, на самом видном месте была прибита мраморная доска с золотой надписью: «В сем зале изволил кушать Государь Император Александр I-й, 14 октября 1824 года». Он пользовался гостеприимством Натальи Алексеевны.
Император Александр II, путешествуя Шексной в конце 1850-х годов, еще задолго до приезда, спрашивал: «Далеко ли до Верещагина?» Алексей и Василий (отец художника) Васильевичи со всей местной аристократией и властями ждали императора на берегу. Исправник И.С. Левашов объявил собравшемуся народу: «Смотри, ребята, о «воле» Государю не заикаться! Кто только пикнет, тот со мной будет иметь дело! Помните, что царь приедет и уедет, а я останусь с вами». Когда пароход причалил к берегу, императора встретило со стороны десятков тысяч собравшегося народа страшное, оглушительное «ура!».
Александр II обедал в том же зале, в котором кушал Александр I. Для него была припасена огромная, почти двухаршинная стерлядь, ждавшая в садке чести быть поданной на стол Его Величества. «Уха, как, впрочем, и весь стол, вышли очень хороши», – рассказывала мать художника А.Н. Верещагина. Понравилась Государю и приготовленная Анной Николаевной неслащеная наливка-морошка, «которой он взял с собою целый ящик».
В ночь с 12 на 13 ноября 1869 года любецкий дом и стоявший рядом с ним флигель «сгорели до основания с всею движимостью».19 А в 1877 году Александр Верещагин – последний владелец усадьбы Любец – продал ее вместе с заливными лугами и лесами, из которых его «дядя вырубал направо и налево огромные пространства. Нужны деньги для поездки в Петербург, – отдаст срубить на 5000 руб. и, конечно, смахнув на 10000 руб.; ему и горя мало – на его век хватит».20
Следует заметить, что, несмотря на страшное истребление лесов порубками и пожарами, окрестности Шексны в ее верховьях и особенно по берегам Суды, впадающей в Шексну в одиннадцати верстах ниже Череповца, все еще лесисты. Р.С. Дорошкевич, автор очерка «Тверское и Ярославское Заволжье», опубликованного в «Живописной России», пишет, что река Суда доставляет и наибольшее количество леса, барок, дров. Через нее выходит на Шексну ежегодно до 700000 деревьев, до 20000 кубических сажен дров и до 300 барок и других судов. Последние весной для сплава их к Рыбинску стягиваются вместе по три, четыре, даже по пять штук. В благоприятную погоду суда достигают Рыбинска на пятый или шестой день.
Места, мимо которых мы проходим, посетил в XVIII веке новгородский губернатор Якоб Сиверс. Они напомнили ему предместье Вулкана. Здесь, в так называемой «Уломе» (Уломская, Самосорская и Горская волости Череповецкого уезда),21 с незапамятных времен производилась выделка железа из местной болотной руды, сопровождаемая большим количеством дыма от сжигания дров на уголь и стуком молотов о наковальни в сельских кузницах. «Сию часть подлинно Железопольской назвать можно», – писал губернатор.
Разработкой железной руды занимались и оброчные крестьяне владельца Пошехонской вотчины графа П.М. Бестужева-Рюмина, проживавшие в деревнях Вахново, Городище, селе Любец. Граф предписал им «искать в своих землях и по всем болотам и истокам ржавца железной руды; где сыщется брать на пробу и дуть в крицы, и будет выгода и годна будет в сковородное дело, и такую руду копать и выжигать, и чистить и плавить в крицы и кришной завод размножать; понеже уже несколько домниц есть. (…) С осени жечь уголье, до января возить его к кузницам, а с января месяца чтоб все были по местам: по кузницам бить молотом до конца зимы и по весне готовить дрова на уголье».
Через 120 лет доктор медицины П.И. Грязнов, изучая условия быта крестьян Череповецкого уезда, свидетельствовал: «Вблизи кузниц обыкновенно где-нибудь в бугре вы видите ямы, покрытые землею с отверстием вверху – это так называемые томлянки, где приготовляют для кузниц уголь. Проезжая деревнями зимою и осенью, вы иногда задыхаетесь от дыму этих томлянок».22
Уломские гвозди ручной работы приобрели большую известность еще в древности. Расходились они далеко во все стороны и благодаря своей дешевизне не имели соперников. И сейчас здесь работает несколько промышленных заведений, но уже на уральском железе, как, например, в людном селе Попадьино. В деревне Вахново, расположенной в версте от Шексны, есть железорезательный завод «Торгово-промышленного Товарищества Ярославской Большой мануфактуры», изготавливающий прутового железа (при более чем 100 рабочих) на сумму около 30 тысяч рублей. Еще более крупный завод купца Заводчикова по производству все того же прутового железа находится в селе Кондаша, расположенном в 9 верстах от села Пехтеева по Устюженской почтовой дороге.
За селом Пехтеево Шексна делает большую луку и подходит к селу Луковец. От него до Череповца примерно верст одиннадцать-двенадцать.
Здесь в 1896 году устроен перекоп длиной в 791 сажень, сокративший путь на 7 верст. О нем камергер Высочайшего Двора К.К. Случевский, сопровождавший Великого Князя Владимира Александровича в его поездках по Мариинской водной системе, говорил как об одном из самых красивых мест в этой части пути. «Здесь именно, – писал он в путевых заметках, – на двух противоположных берегах Шексны отбывали время своей ссылки: княгиня Е.Р. Дашкова и канцлер А.П. Бестужев-Рюмин; места подобных и временных заточений встречаются на нашем Севере довольно часто».23
Поэт сожалел, что «нигде по всей России исторические памятники былого не исчезли с такою обидною последовательностью, как именно здесь, на нашем «деревянном» Севере. Человеку, проезжающему этими местами, на первый взгляд легко может показаться, что ничего тут особенного, исторически важного не было, ничего замечательного не совершилось. Тихо, однообразно тянутся поля, леса, пустыри; скромно ютятся деревни; не часто встречаются усадьбы…»24
