В конце сентября 1989 года уже тысячи беженцев из ГДР жили в стесненных условиях (в частности, на территории посольства ФРГ в Праге) – и их количество продолжало расти. Геншер, улетевший в Нью-Йорк на Генеральную Ассамблею ООН, воспользовался присутствием на ней других министров иностранных дел, чтобы пообщаться не только со своим коллегой из ГДР – Фишером, но и с Эдуардом Шеварднадзе из СССР. По-видимому, рассказ Геншера о восточнонемецких детях, оказавшихся под открытым небом, не оставил Шеварднадзе равнодушным. В результате просьб Геншера советский министр иностранных дел призвал Восточный Берлин «сделать что-нибудь».
К этому моменту Хонеккер уже достаточно поправился для того, чтобы прервать свой затянувшийся больничный. Вернувшись к работе в конце сентября, он предложил Бонну разовую сделку, возможно, под давлением СССР: «изгнать из ГДР» всех, кто разместился на территории посольств. Иначе говоря, в этом случае именно Хонеккер считался бы тем, кто принял решение о необходимости их отъезда из ГДР. Сквоттеры в посольствах и так уже, разумеется, уехали, но не на условиях Хонеккера. Хонеккер был настолько одержим стремлением все контролировать, что предлагал использовать опечатанные вагоны – сыгравшие трагическую историческую роль в годы Второй мировой, когда нацисты перевозили в них людей для интернирования и уничтожения, – чтобы провезти беженцев через ГДР. После установления их личностей, что давало ГДР право конфисковать их собственность, их «изгоняли» прямиком в ФРГ, причем на тех же самых поездах. Хонеккер добился, чтобы Политбюро утвердило соответствующую резолюцию 29 сентября, и Бонн на это согласился.
Геншер вылетел из Нью-Йорка, чтобы проследить за реализацией плана, но сперва отправил Шеварднадзе благодарственную записку. После остановки в Бонне Геншер вместе с Рудольфом Зайтерсом из ведомства канцлера и несколькими помощниками направились в Прагу. Другие дипломаты поехали с аналогичной миссией в посольство ФРГ в Варшаве. Все они заранее получили разрешение Восточного Берлина сесть в опечатанные вагоны вместе с беженцами, но Хонеккер сомневался в том, насколько это умно – разрешить высокопоставленным лицам ФРГ вызволить восточных немцев из их отчаянного положения. К тому времени, как Геншер и Зайтерс приземлились в Праге, условия сделки изменились. В поезда разрешалось сесть менее именитым помощникам, но не двум видным политикам.
Впрочем, это не помешало осуществиться задуманному плану. Вечером 30 сентября Геншер, рядом с которым на балконе пражского посольства стоял Зайтерс, эффектно объявил о достигнутом соглашении более чем четырем тысячам находившихся там восточных немцев. После напряженных проволочек западногерманские чиновники невысоких рангов вместе со сквоттерами выехали на шести поездах из Праги в ночь с 30 сентября на 1 октября. Аналогичные приготовления происходили и в Варшаве, где примерно 800 человек нашли прибежище в посольстве ФРГ. Западные немцы в этих поездах старались предотвратить какие-либо инциденты во время тревожной поездки обратно через ГДР. Особенно пугающими были моменты, когда поезда остановились в Восточной Германии и сотрудники спецслужб вошли в вагоны, чтобы записать данные всех уезжающих; но все прошло без конфликтов, и поезда продолжили свой путь. Зайтерс позже подсчитал, что примерно пять с половиной тысяч восточных немцев уехали в ФРГ таким способом.
Но на этом кризис не закончился. Напротив, ситуация стала только хуже, когда 3 октября Хонеккер принял еще одно судьбоносное решение. В этот день он полностью закрыл Восточную Германию; еще до публичного заявления об этом представители спецслужб ГДР на границе с Чехией развернули 1400 человек, собиравшихся ее пересечь. Беспрецедентный поступок Хонеккера имел далеко идущие последствия. Впервые пересечение любой границы требовало не только паспорта, который был у меньшинства жителей ГДР, но и специального разрешения на каждую поездку – даже в другую страну Варшавского договора. В напряженные октябрьские дни 1989 года получить такое разрешение казалось крайне маловероятным.
Дело осложнялось тем, что начинались осенние праздники и тысячи людей уже забронировали туры в Чехословакию или через нее. Рассерженные восточные немцы, многие из которых застряли на границе между ГДР и Чехословакией в юго-восточном регионе разделенной Германии, исторически известном как Саксония, открыто выражали недовольство по поводу отмены поездок. В результате закрытия границ количество демонстраций в Саксонии стало рекордным для ГДР. Нарастающий саксонский кризис был признаком опасной тенденции: закрыв все выходные пути, Хонеккер увеличил давление внутри ГДР до опасных величин. Как говорится в одном анализе диктатур, люди, живущие под властью диктаторов, имеют, в сущности, три варианта: остаться лояльными, найти некий выход или озвучить свое недовольство. Оставшись без возможности уехать из ГДР, граждане Восточной Германии столкнулись с тем, что их выбор ограничился выражением лояльности или высказыванием недовольства, причем в октябре 1989 года все больше людей склонялись именно к последнему варианту.
Перед Хонеккером стояла еще одна проблема. За непродолжительный период между отправкой первых поездов со сквоттерами 1 октября и закрытием границы 3 октября немало восточных немцев успели добраться до посольства в Праге. В результате было подготовлено еще несколько рейсов опечатанных поездов из Чехословакии через ГДР. Однако в этот раз пражские поезда должны были проезжать через закрытую ГДР. В результате не только те, кто застрял в Саксонии, но и тысячи других восточных немцев устремились к железнодорожным путям и станциям, узнав о приближении «последних поездов на свободу».
Хаотичные и жестокие события начали происходить в разных местах Саксонии, особенно в Дрездене, где поезда должны были проезжать на запад. По оценкам тайной полиции Восточной Германии, к вечеру 4 октября, когда второй блок из восьми поездов выехал из Праги, свыше 2500 человек заблокировали центральный вокзал Дрездена, а еще 20 000 заполонили прилегающие к вокзалу улицы. Сотрудники КГБ в Дрездене, вероятно, тоже внимательно наблюдали за этими событиями, а поскольку Владимир Путин в тот момент был в дрезденском штате, то он мог собственными глазами видеть этот хаос. Люди перекрыли пути, и поездам из Праги пришлось несколько часов простоять южнее Дрездена. Запаниковав, руководство ГДР связалось со своими чешскими товарищами, чтобы узнать, не примут ли они поезда обратно, но чехи отказались, поэтому восточногерманские службы безопасности силой очистили дрезденский вокзал. Лишь к раннему утру 5 октября смогли проехать три поезда. Остальные были перенаправлены через другие города.
Согласно внутреннему отчету, 45 полицейских получили травмы тем вечером (про ранения протестующих ничего не сообщалось) и как минимум один полицейский автомобиль был перевернут и подожжен. Здание центрального железнодорожного вокзала сильно пострадало внутри и снаружи. Западным журналистам удалось сообщить о беспорядках; советник Горбачева Черняев сделал в своем дневнике запись об «ужасных сценах», которые транслировались по всем каналам.
Беспорядки в Саксонии продолжались даже после того, как ушли последние «поезда на свободу». Пятого октября свыше четырехсот солдат народной армии, вооруженных пулеметами, были отправлены в Дрезден, чтобы стоять в резерве в подчинении народной полиции. Протестующие позже рассказывали о многочисленных случаях жестокого обращения полицейских с демонстрантами и задержанными в первую неделю октября, как на улицах, так и в спешно организованных центрах содержания под стражей. Те, кого Карин Геффрой ранее назвала «жестокой четвертью», здесь, в Саксонии, явно давали волю своим самым низменным инстинктам. Восточная Германия – государство на передовой холодной войны, разрезавшей Европу надвое, – кажется, была готова броситься в пучину насилия.
Насилие в Саксонии и предшествовавшая ему грандиозная хаотичная волна эмиграции из Восточной Германии глубоко травмировали жителей ГДР, оставшихся на родине. Целые гектары брошенных автомобилей, ранее принадлежавших эмигрантам, были эвакуированы на склады. Начались распродажи мебели из покинутых квартир. Транслировавшиеся западными телекомпаниями трогательные сюжеты о тысячах и тысячах восточных немцев, бросивших все, чтобы перебраться на Запад, побудили других граждан ГДР переосмыслить ценность жизни в своей стране. Почти каждый знал коллегу, соседа или даже ребенка, который уехал или пытался бежать. Этот исход невозможно было игнорировать, и он требовал реакции миллионов оставшихся в стране людей.
