Бекки Алберталли
Лиа. Жизнь не по нотам
LEAH ON THE OFFBEAT by Becky Albertalli
Copyright © 2018 by Becky Albertalli
Jacket art © 2018 by Chris Bilheimer
© Е. Лозовик, перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2021
Дизайн обложки: Екатерина Климова
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя.
* * *
1
Не хочу излишне драматизировать, но боже упаси нас от сет-листа Морган. Иногда мне кажется, что она – мужик средних лет, запертый в теле школьницы старших классов.
Вот вам доказательство: сейчас она сидит на полу на коленях, используя стул от синтезатора в качестве стола, и весь ее список состоит из набивших оскомину классических роковых композиций. Я человек очень терпимый, но чувство собственного достоинства, принадлежность к американской нации и отличный музыкальный вкус дают мне право – и обязанность! – наложить на эту фигню вето.
Я наклоняюсь вперед, чтобы со своего места заглянуть ей через плечо.
– Никакого Бон Джови. Никакого Journey.
– Погоди, ты шутишь? – возражает Морган. – Народ обожает Don’t stop believing…
– Народ и мет обожает. Начнем гнать мет?
Анна вскидывает брови.
– Лиа, ты что…
– …только что сравнила Don’t stop believing с метом? – Я пожимаю плечами. – Ну да. Сравнила. А что?
Анна и Морган обмениваются Взглядом с большой буквы. Перевод: «Ну все, сейчас она упрется».
– По-моему, это дурацкая песня. Текст идиотский. – Чтобы придать своим словам вес, я выбиваю дробь по барабану.
– А мне текст нравится, – говорит Анна. – В нем столько надежды.
– Дело не в надежде, просто я не верю в полночный поезд, идущий, цитирую, «куда угодно».
Они снова переглядываются, но на этот раз каждая едва заметно пожимает плечами. Перевод: «В чем-то она права».
Перевод перевода: «Лиа Катерина Берк – тайный гений, и мы не должны сомневаться в ее музыкальном вкусе».
– Тогда до возращения Тейлор и Норы не будем больше ничего добавлять, – подытоживает Морган. В этом есть смысл. Нора и Тейлор с января пропадают на репетициях школьного мюзикла. Пускай мы и собираемся, несмотря на это, несколько раз в неделю, репетировать без солиста и ведущего гитариста не круто.
– Хорошо, – кивает Анна. – Получается, мы закончили?
– Закончили репетировать?
Упс. Наверное, мне стоило промолчать насчет Journey. Типа ладно. Я же белая. Мне положено любить дурацкий классический рок. Но я-то думала, спор про музыку и мет всем казался прикольным. Видимо, что-то пошло не так, потому что теперь Морган снимает и прячет клавиатуру, а Анна уже строчит маме сообщение – просит забрать домой. Кажется, игра окончена.
После их ухода я продолжаю торчать в музыкальной комнате: мама приедет только минут через двадцать. Но я не против. Здорово упражняться на ударной установке, когда никто не слышит. Я отдаюсь на волю палочек, и они пролетают по большому барабану, потом по малому, и еще круг, и еще. Россыпь дроби по тому. Бац-ц-ц-бумс – это тарелки. И бадумц.
Бадумц.
Бадумц.
И еще разочек.
Я даже не слышу, что мне кто-то звонит, пока телефон не оповещает о входящей голосовой почте. Само собой, это мама. Она всегда звонит, сообщения пишет, только если другие способы исчерпаны. Вы, может, думаете, что ей лет сто или тысяча, но нет, ей тридцать пять. Мне восемнадцать. Давайте, считайте. Да, я почти Рори Гилмор[1], только толстенькая и со Слизерина.
Голосовое сообщение я слушать не стала, все равно следом придет эсэмэс. И точно, спустя пару секунд:
Прости, котик, у меня завал. Можешь поехать домой на автобусе?
Конечно
, – пишу я в ответ.
Ты лучшая
, – и смайлик с поцелуем.
Мамин начальник – киборг-трудоголик, его ничего не остановит, так что такие случаи не редкость. Либо виноват ее босс, либо она на свидании. Даже грустно как-то: у нее личная жизнь интереснее, чем у меня. У мамы есть парень по имени Уэллс. Пишется как фамилия того самого писателя, только это имя. Он лысый и богатый, а еще у него маленькие уши, и мне кажется, ему лет пятьдесят. Мы виделись всего раз, провели вместе полчаса, и за это время он шесть раз попытался скаламбурить и дважды сказал «вот срань!».
Кстати, раньше у меня была машина, так что все это было не так уж и важно: если я приезжала раньше мамы, то просто проходила в дом через гараж. Но прошлым летом мамина машина приказала долго жить, она забрала мою, так что теперь я иногда возвращаюсь из школы в компании тридцати пяти девятиклашек. Не то чтобы меня это сильно печалило.
К пяти часам музыкальную комнату нужно освободить, поэтому я разбираю установку и по одному переношу барабаны в кладовку. У всех в нашей группе есть свои собственные инструменты, которые стоят в аккуратных подвалах их частных домов. У Ника, моего приятеля, настраиваемая установка Yamaha DTX450K, а он ведь даже не барабанщик. Мне до такой как до луны. Но таковы уж порядки Шейди-Крик.
Последний автобус уходит только через полчаса, поэтому я, пожалуй, присоединюсь к театральной группе. Мои появления на репетициях никого не смущают, даже несмотря на то что премьера уже в пятницу. Честно говоря, я так часто с ними тусуюсь, что никто, наверное, и не подозревает, что я не участвую в постановке. К тому же в ней задействована куча моих друзей, даже Ник, который никогда раньше и на прослушивания-то не ходил. Я уверена, что он решил участвовать только ради того, чтобы проводить больше времени со своей возмутительно милой девушкой. Но поскольку он легенда во плоти, ему тут же отдали главную роль.
Я сворачиваю в боковой коридор, который ведет за кулисы, и просачиваюсь в дверь. Естественно, первым я вижу мелкого: моего главного братюню и поглотителя «Орео» – Саймона Спира.
– Лиа! – Он переодет в костюм наполовину и стоит за кулисами в окружении парней. Не знаю, как мисс Олбрайт это удалось, но в этом году на ее уговоры прийти на пробы поддалось очень много мальчиков. Саймон выскальзывает из их кружка. – Ты как раз вовремя, сейчас мой выход.
– Так и было задумано.
– Правда?
– Нет.
– Ненавижу тебя. – Он пихает меня локтем, потом обнимает. – Хотя нет, все-таки люблю.
– Меня нельзя не любить.
– Не верится, что ты сейчас услышишь, как я пою.
– Давай, звезда, зажигай, – усмехаюсь я.
Шепотом звучит команда, которую мне не удается разобрать, и парни выстраиваются друг за другом в полной готовности. Честно, на них без смеха не взглянешь. Они ставят мюзикл «Иосиф и его удивительный плащ снов»[2], так что всех братьев Иосифа украшают курчавые накладные бороды. Не знаю почему; может, этого требует отдельный раздел Библии, посвященный гриму и костюмам.
– Только удачи мне не желай, – говорит Саймон. – Лучше ни пуха ни пера.
– Тебе не пора ли на сцену?
– Уже ушел, только слушай, не уезжай на автобусе. Мы потом пойдем в «Вафл Хаус».
– Заметано.
Парни выходят на сцену, а я отступаю глубже в тень кулис. Теперь горизонт чист, и я вижу Кэла Прайса, помощника режиссера, – он сидит за столом между занавесей.
– Привет, Рыжик.
Я даже не рыжая, но он всегда меня так называет. Я не против – Кэл такая сладенькая булочка, что ему можно, – просто каждый раз, когда я слышу это обращение, у меня колет в груди.
Папа называл меня Рыжиком. Давным-давно, когда он вообще ко мне обращался.
– Видела этот номер? – спрашивает Кэл, и я качаю головой. Он с улыбкой кивает на сцену, поэтому я делаю пару шагов в том направлении.