Она подняла руку, демонстрируя ему беспомощно висящее вывернутое предплечье.

– Я называю это… успехом.

Тут Маюн засмеялась. Будь Ойру человеком и услышь он этот безумный смех, больше напоминающий завывания по покойнику, он поседел бы от ужаса.

Наконец Маюн снова овладела собой.

– И все равно ты чудовище, – рыкнула она.

– Да, – согласился Ойру. – А теперь и ты тоже.

Он указал жестом на ее искалеченную руку. Маюн отвернулась:

– Пусть так. Но теперь моя слабость стала моей силой.

Ойру что-то проворчал себе под нос. Эта девчонка так быстро учится, что вечно застает его врасплох.

– Рука все еще болит?

– Естественно, кретин, она же сломана!

– Но ты не скулишь. Не стоишь на коленях, уткнувшись лицом в землю и моля о пощаде. Кстати, как плечо? И нога?

– Ах ты, паршивый…

Тут она осеклась. Недоверчиво прищурившись, потрогала рану на бедре, потом быстро ощупала плечо, на котором кое-как держалось разодранное платье. Зеленые глаза расширились от изумления.

– Раны зажили! – произнесла она, скривившись, будто эти слова были неприятны ей на вкус. – Но как?

– Маска любовницы Гевула, – сказал Ойру. – Тебя исцелила ее магия, которую питает боль. Боль тела или души – не важно: пока ты страдаешь – тебе нельзя причинить вред.

– Тогда почему рука…

– …по-прежнему сломана?

Ойру повернулся спиной к Маюн.

– Дай ей время. И помни: магия артефакта не всесильна. Она не вырастит новую конечность и не вернет тебя из мира мертвых. Чем серьезнее увечье – тем выше плата, а ты не можешь отдать больше, чем у тебя есть.

Ойру замолчал, вглядываясь в чащу леса. Сумеречный омут, портал в мир снов, находился в двух милях к востоку. Ойру жаждал как можно скорее добраться до него и погрузиться наконец в благостную пустоту царства теней. Длительное пребывание в материальном мире всегда изматывало ассасина, и причина тому была до невероятного прозаична: Возрожденной Тени требовалось поспать.

Ойру уже давно не испытывал желаний, свойственных людям, но его тело регулярно нуждалось в сне, и с этим он ничего не мог поделать. Как и люди, за ежедневное существование в царстве физических форм Ойру расплачивался частью своей жизненной энергии – субстанции под названием «сомнумбра», восполнить которую он мог, лишь прикоснувшись сознанием к царству сновидений.

Маги тоже использовали сомнумбру, чтобы проникнуть в пространство теней и управлять населяющими его существами, однако Ойру не был обычным магом; он умел накапливать и использовать больше сомнумбры, чем любое существо из материального мира, но и расходовал ее быстрее. Этот мир требовал высокую плату – обитатель плана теней мог пробыть здесь не больше нескольких минут за один раз. Ойру совмещал в себе преимущества и слабости обоих видов: он мог днями находиться в царстве материи, но недостаток сна истощал его тело, разум и магию. В то же время, когда Ойру засыпал, он не просто погружался сознанием в мир сновидений, как это делали маги-люди, – ему приходилось физически перемещаться в мир теней, где он насыщался чистейшей сомнумброй, а насытившись, вновь погружался в глубины реальности. Подобно левиафану, он плыл в толще вод, неспешно расходуя дыхание, чтобы в нужный момент вынырнуть в царство теней и, набрав полную грудь воздуха, вновь погрузиться в этот океан.

«На этот раз я пробыл под водой слишком долго». Ойру потер уставшие глаза. Быть может, в этом причина его раздражения и замедленной реакции? Впрочем, не стоит списывать все промахи на недостаток сомнумбры.

«Я дам ей задание, – решил Ойру, – это займет ее на несколько часов, которые понадобятся мне для восстановления сил».

Этого времени хватит, чтобы исцелить сломанную руку Маюн, а после можно будет заняться и выяснением ее магических способностей. Ассасин снова повернулся к своей ученице:

– Нужно больше боли – тогда рука заживет. Поэтому мне снова придется… причинить тебе страдания.

Он замолчал, приготовившись к лавине гнева, – и, разумеется, она не заставила себя долго ждать.

– Моя рука уже в порядке, ты, мерзкий… – Девчонка запнулась, скривила рот и утробно прорычала: – orspkocugu!

Ойру поразило даже не ее заявление, а ругательство.

– Ты… ты говоришь на южном крозеранском? Bunun benim dil oldunu biliyor mosun?

Маюн фыркнула.

– Отец обучил меня многим языкам, но твоего бесовского наречия среди них нет!

– Но ведь ты поняла мой вопрос.

– Git kendini beyzhar! – с вызовом заявила Маюн.

Тут ассасин открыл рот и впервые за много веков… засмеялся. Смех вышел больше похожим на хриплое кудахтанье; от этого действия, давно забытого и неестественного, перекосило лицо и даже заболело в груди – и в то же время это оказалось приятно. Уже пару мгновений спустя Ойру заставил себя подавить этот внезапный приступ. Загнав эмоции поглубже, он дождался, когда погаснут последние искры веселья, и вернулся к размышлениям.

«Она даже не понимает, что говорит на моем языке. Должно быть, она использует свой люмен и делает это бессознательно… инстинктивно».

Да, несомненно, так и есть. Выходит, девчонка либо аурамант, либо наездница душ, – возможно даже, она сочетает в себе оба магических таланта. Вдобавок на ней маска. Что ж, перспективы намечаются более чем заманчивые.

– Ты сказала, рука больше не болит, – произнес ассасин. – Покажи.

Маюн перекатилась по земле, схватила громадный обломок скалы и швырнула его Ойру в голову. Тот, не отрывая взгляда от ее локтя, без труда уклонился от снаряда.

– Рука цела и невредима.

– Какой ты наблюдательный.

– Не груби, – одернул ее Ойру.

Он был совершенно сбит с толку.

Почему девчонка так быстро исцелилась? Однако с каждой секундой запас сомнумбры истощался с невероятной быстротой: мыслить ясно становилось все труднее, а сам он уже едва держался на ногах от слабости.

«Это она, – озарила Ойру внезапная догадка. – Она вытягивает из меня жизненную силу. Это может означать только одно. Наездница душ – вот кто она такая. Может, есть еще талант, но главный – этот».

О да, его ждет поистине увлекательное приключение, но сначала он должен как следует отдохнуть: если пробудет рядом с ней еще немного – его силой затянет в царство теней.

– Это весьма необычно, – сказал ассасин, с трудом прорываясь через завесу тумана в сознании. – Но нужно кое-что проверить.

В его руке материализовался кинжал. Ойру подобрал с земли обломок, который в него бросила Маюн, и несколькими ударами призрачного клинка обтесал его, превратив в грубый нож без рукояти: одну его половину сплошь покрывали острые, как у пилы, зубцы, вторая – не уступала по тонкости лезвию бритвы. В длину нож был почти что с его предплечье.

– Вот тебе оружие, – сказал Ойру. – Не выпускай его из рук до тех пор, пока я не разрешу. Другого брать не смей.

Он приподнял нож, чтобы Маюн хорошенько его рассмотрела.

– Ты называешь себя воином, однако до сего момента пролила кровь лишь двух монстров. Сегодняшняя ночь это исправит.

Он бросил свое творение Маюн. Девушка ловко поймала нож и крепко сжала, не обращая внимания на капающую с пальцев кровь.

– Кого я должна убить?

– Удиви меня, – ответил Ойру. – Только не пытайся выследить Аннева – охоту на него мы устроим в другой день.

Четкие очертания этого мира начали размываться, приглушенные звуки слились в неразборчивый далекий гул, предвещая переход в мир теней. Но до того, как исчезнуть окончательно, Ойру услышал:

– Когда-нибудь я устрою охоту на тебя, колдун.

Губы ассасина тронула легкая улыбка: он не ошибся с выбором ученицы – у нее есть сила, необычайная воля к жизни и магия.

Он лишь надеялся, что ему не придется ее убивать – как прочих до нее.

Трупы были повсюду: на лестницах, в коридорах, в кладовых. Куда бы Кентон ни посмотрел, повсюду его встречала смерть.

Большинство тел принадлежали мужчинам: служителям, аватарам и древним, которых он знал при жизни. Женщин среди мертвецов почти не оказалось. Лишь в яслях Кентон увидел два трупа: знающую Нейшу, лежавшую в окружении десятков крошечных трупиков, и еще одну женщину, имени которой он не помнил. При виде последней Кентона передернуло. Нижняя челюсть оторвана, грудная клетка разломлена, а внутри – ни одного органа… Кентону потребовалось немало усилий, чтобы изгнать этот страшный образ из памяти.