И капитан на этом судне принимает единственно верное решение в этих форс-мажорных условиях – переводит Степаныча из матросов на должность штурмана, с соответствующим приказом и согласованием с береговым Центром.

По умениям и документам Степаныч изящно «вписался» в регламент. На этой низшей штурманской должности Степаныч пробыл пару месяцев. При очередном форс-мажоре его перевели во вторые штурманы. Именно в этой должности я с ним и встретился на том самом судне.

Следует оговориться, на меня этот человек произвел впечатление. Он обладал значительным личным обаянием, задатками толкового аналитика, политика, был отличным службистом.

Общались мы немного, все-таки он штурман, а я инженер научной группы, немножко разные функции и круги общения. Но если требовалось, в рейсе я обращался именно к Степанычу за советом или помощью.

Больше мы не встречались, но до меня доходили слухи, что Степаныч очень скоро стал старпомом. В этой должности проходил несколько месяцев, и при очередной необходимости контора произвела его в капитаны. Так состоялось его «второе пришествие в капитаны».

Те, кто с ним общались уже позже, отмечали, насколько продуманным и осторожным капитаном он стал. А еще он стал философом, да еще и острословом. Его шутки времен 1988г. я помню до сих пор.

Предполагаю, что без его первого и главного ЧП Степаныч был бы другим, самонадеянным и рискованным. Про таких говорят, что судьба их хоть и испытывает, но любит.

Уместно привести сентенцию: «Потерявший работу грузчик будет искать работу грузчика, разорившийся миллионер будет искать возможности, чтобы снова стать миллионером».

Просто для справки хочу привести варианты форс-мажора, через которые Степаныч за пару-тройку лет снова стал капитаном. Это болезни штурманов, угроза срыва сроков отхода судна в рейс из-за нелетной погоды – очередной штурман не успевал к рейсу. А еще вся верхушка флота знала его историю, и при первом же удобном случае его информировали о появившейся вакансии. При избытке кандидатов на должность предпочтение отдавали именно ему – он уже доказал, что в свое время он быстро дорос до капитана.

А еще, и это я знаю по собственному опыту, у кадровиков существует позитивное отношение к безотказным и малохлопотным персонам. Сказали – и пошел в любое время и в любое место. Так что второе «восшествие» Степаныча – закономерный итог.

Обещанный второй пример из литературы следующий.

Речь пойдет о книге Данила Корецкого «Основная операция». Вкратце, там собирали спецгруппу военных ныряльщиков-диверсантов. Это были люди с боевым опытом подводной войны. Так вот там старшим назначили человека с не самым высоким воинским званием в этой самой группе. Автор особо отметил этот факт.

При боевых операциях крайне редко всё идёт идеально, как планировалось. Неизбежны накладки, недочеты, промахи, неудачи. Да и враг противодействует, по временам весьма успешно. И самый толковый и опытный в группе мог иметь очень большой опыт и несомненные успехи. А наказывали его за недочеты весьма строго, задерживая продвижение по службе. Но боевые задачи вынуждали командование старшим посылать именно его, человека с не самым высоким воинским званием.

Лето 1989 года, борт НИС (научно-исследовательское судно) «Фритьоф Нансен». Мой первый в жизни визированный рейс. Пройдены все инструктажи, давно получена виза. В конце рейса в июле запланирован заход в иностранный порт Рейкьявик, столицу островного государства Исландия. Исландия находится у полярного круга, на севере Атлантического океана.

Перед заходом судно привели в порядок. Вымыли-вычистили, подкрасили, промысловую палубу засыпали хлоркой, чтобы отшибить запах тухлой рыбы и слизи – непременный спутник всех старых судов, на которых ловят рыбу. Заходили с утра, в рабочие часы лоцмана и портовых служб.

Если вы не были в Рейкьявике, то посмотрите фото в интернете – насколько красивый, чистый город с яркими домами. Таким он был и в 1989 году. Только представьте себе шок советского человека, впервые попавшего за рубеж.

Сначала на горизонте была видна полоска суши, затем это всё стало больше в размерах, зеленее, стали видны здания на берегу, суда у причалов. На горизонте неплохо заметна толстая струя пара – в черте города есть гейзер. Само слово Рейкьявик на местном наречии означает «бухта дымов, или гейзеров». Мы прошли молы, ограничивающие бухту Рейкьявика, пришвартовались к причалу. На борт поднялись офицеры порта, прошли в каюту капитана.

Все формальности были улажены очень быстро, нам разрешили выход в город. Накануне судовой комиссар составил список дежурных на борту. Выполнялось негласное правило – 30% экипажа всегда находятся на судне. Мы на территории враждебной страны, члена НАТО, поэтому надо быть всегда готовым к провокациям, недружественным действиям. Именно поэтому всем в город уходить нельзя. Мало ли что, вдруг придется срочно отшвартовываться и уходить в море.

Я эти бредни привожу здесь, чтобы показать уровень паранойи, доминирующей в умах старшего комсостава страны. Кто бы это позволил выйти из порта в случае чрезвычайной ситуации?

В город можно ходить только сформированными группами с назначенным старшим. Борт покидать, записываясь в вахтенный журнал у трапа.

Когда я попал в город, сразу услышал наших коллег. Они громко матерились, не обращая внимания на местных жителей. Всё верно, местные не знают нашего языка. У них свой язык, так называемый «Мидлскандинав». Лингвисты утверждают, что именно он сохранился в первозданном виде со времен Средневековья в 9 веке, когда норвежцы стали продвигаться на запад, через колонии на Фарерских островах, колонии в Исландии, колонии в Гренландии, до самого Лабрадора.

К концу первого дня пеших путешествий по этой столице у меня болели ноги, кончились слёзы и слюна. Ноги болели с непривычки из-за судовой гиподинамии, слезы «выплакал» от обиды, почему это островитяне могут себе позволить такое разнообразие товаров, как продовольственных, так и промышленных. В Советском Союзе в 1989-м как раз было очень бедно на полках магазинов – страна несколько лет уже находилась в эпохе товарного дефицита.

Ну а слюну, образно, размазал по витринам и прилавкам крупных и мелких магазинов. Мучил меня один вопрос: «Почему 300 тысяч исландцев могут устроить товарное изобилие в своей стране, а 250 млн. жителей Советского Союза – нет?». Ведь по базовым показателям промышленности и богатству природными ресурсами мы несопоставимо впереди. Где и когда мы свернули не туда в истории? Можно ли что-то предпринять, чтобы жить так же, как исландцы, а то и лучше, разнообразнее?

Ответов не было, при обсуждении этой ситуации с коллегами все пожимали плечами. Это сейчас мы уже знаем, что именно идеология определяет, будет ли контролируемый рынок в стране, с многообразием и стабильностью.

У нас в стране на тот момент была другая идеология – жесткий командный курс, без возможности быстро перестраивать любую промышленность в сторону запросов общества. И именно в эти годы цинизм общества победил и смёл на свалку истории идеологию страны. А параллельно и саму страну. 70 лет мы двигались к финалу того варианта империи. Слишком искусственным был наш строй.