— В будущем обещаю ни словом не упоминать о его выборе одежды, — пообещал Дарби.

Генриетта с удивлением обнаружила, что на свете существуют люди, обладающие способностью смеяться, не раскрывая рта. Смех явственно ощущался в глазах и голосе.

— А чего вы ожидали, повязав на шею кружева? — съязвила она. Правда, его ни в малейшей степени не тревожили словесные уколы уилтширских джентльменов. Как он может быть таким уверенным, зная, что выглядит здесь белой вороной?

— Мне нравятся кружева! — отрезал Дарби. Значит, она права: он ничуть не взволнован. — В кружевах есть особая симметрия; то совершенство, которое меня восхищает.

— Симметрия? А мне кажется, кружева чересчур женственны, — возразила Генриетта, отлично сознавая, что на нем кружева ни в малейшей степени не казались женственными.

Дарби пожал плечами:

— Мне это нравится. Симметрия — непременный признак красоты, леди Генриетта. Вот хотя бы вы… на мой взгляд, приятно симметричны. Глаза расположены в идеальной пропорции к вашему носу. Сознаете ли вы, что красота неразрывно связана с расстоянием между вашими глазами?

— Не сознаю, — пробормотала Генриетта. К некоторому раздражению Дарби, она даже не подозревала, что он флиртует с ней. И вместо того чтобы восторженно хихикнуть, строго свела брови. — Знаете, мистер Дарби, в нашей деревне есть доярка, у которой один глаз голубой, а другой — зеленый. И она считается едва ли не первой красавицей. Честно говоря, все деревенские парни наперебой добиваются ее внимания. Не доказывает ли этот факт, что вы ошибаетесь насчет определяющего значения симметрии в вопросах красоты?

— Вряд ли. Ваши рассуждения скорее имеют отношение к тому поверью, что удачу, как правило, приносят несимметричные предметы, как, например, стебелек клевера с четырьмя листиками.

— Четырехлистный стебелек клевера абсолютно симметричен, — подчеркнула Генриетта.

— Как и трилистник. Просто четырехлистный стебель труднее найти. Это и делает его асимметричным.

— Ваши доводы весьма шатки. Моя разноглазая девица красива именно своей асимметричностью, только здесь больше подойдет определение «необычная».

— Лучше вернемся к вашей личной симметрии, — вкрадчиво пропел он.

Но Генриетта, словно не слыша, сменила тему:

— Мистер Дарби, я хотела извиниться. Ошибочно предположив, что Джози и Аннабел — ваши дети, я повела себя непростительно. Мне не следовало говорить с вами так резко.

— Прошу вас, не думайте об этом. Зато вы дали мне прекрасный совет. Контора по найму в Бате завтра же присылает мне двух нянь на предварительное собеседование, и я обязательно узнаю их взгляды на воспитание маленьких детей посредством мокрой одежды.

Генриетта подалась вперед. Глаза наконец-то зажглись интересом.

— Джози нуждается в бесконечной доброте, мистер Дарби. Вы, конечно, понимаете это, но, может, сумеете найти кого-то, кто сам перенес потерю.

— Джози… Дарби осекся.

— Она безумно страдает по матери.

— Джози едва знала мать. И если виделась с ней, то разве что на Рождество и в свой день рождения… хотя в последнем я сильно сомневаюсь, поскольку ее день рождения приходится на самое неподходящее время года.

И, заметив вопросительный взгляд Генриетты, пояснил:

— Шестнадцатое апреля, как раз начало сезона. Смею заверить, Джози встречалась с ней три-четыре раза в жизни, причем была слишком мала, чтобы осознать всю важность таких моментов.

— Почему же она так безутешна?

— Черт его знает. Возможно, все дело во внезапном переезде в Лондон после смерти моей мачехи. Девочка слишком потрясена или что-то в этом роде.

Дарби опустил глаза и заметил, что барабанит пальцами по столу. Ему действительно необходимо найти жену. Возможно, вдову с детьми, которая точно поймет, почему Джози ведет себя, как дикий звереныш. Леди Генриетта, похоже, знала о детях не больше его самого.

— Полагаю, вполне возможно, что Джози просто реагирует на перемены в жизни. Позвольте мне еще раз выразить свои сожаления по поводу моего возмутительного поведения. Надеюсь только, что я не слишком расстроила Джози.

— О, можете не беспокоиться, — ухмыльнулся Дарби. — Джози наконец-то нашла свое призвание и прекрасно проводит время, повествуя слугам о своем новом знакомстве. К счастью, она не совсем расслышала ваше имя и описывает вас, как леди Гебби, так что злые языки оставят вас в покое.

Больше всего Саймона раздражала поразительная чувственность губ Генриетты, красивым темно-розового цветом которых они были обязаны природе. Более того, они были полными, мягкими и созданными для поцелуев. А он только и мечтал о том, чтобы поцеловать ее. Перегнуться через стол и забыть о своих надоедливых сестрах, отведав вкус губ леди Генриетты.

Ему действительно нужна жена, так почему бы не Генриетта? Похоже, она искренне любит детей, даже если не слишком разбирается в их воспитании, и, кроме того, ослепительно прекрасна.

По какой-то причине он нашел эти мысли пугающими. Да, жена ему необходима. Но он всегда думал о супруге как о некоем декоративном украшении дома, который неплохо бы приобрести в будущем. Она, разумеется, должна быть красивой. Благородного происхождения. И главное, сдержанной, спокойной и покорной. В годы детства и юности он навидался достаточно, чтобы остерегаться визгливых женщин.

Нельзя отрицать, что характер у Генриетты еще тот! Стоит вспомнить изумленное лицо Джози, когда ей на голову вылили воду! Собственно говоря, нечто в этом роде проделала бы и его мать.

— Очень скоро Джози повзрослеет и присоединится к остальной части человечества, — заметил он. — Полагаю, деревенский воздух уже идет ей на пользу. Принести вам что-нибудь поесть?

— Но, мистер Дарби…

— Леди Генриетта, я был непростительно груб. И в большом долгу перед вами за спасение Джози и Аннабел сегодня утром. Не стоило утомлять вас своими семейными проблемами.

Генриетта слегка удивилась резкому отказу продолжать их разговор, однако совсем не оскорбилась. Обычно женщины выходили из себя, если собеседник отказывался говорить на избранную ими тему. Но Генриетта Маклеллан смотрела на него все так же дружелюбно.

Заслышав шаги за спиной, она оглянулась и тихо охнула:

— О Боже, сюда идет миссис Кейбл. Мы организуем церковный благотворительный базар, сэр, и должны многое обсудить. И мне не пристало злоупотреблять вашим обществом.

Снова эта ангельская улыбка, зажегшая ее глаза. Генриетта тут же отвернулась и поздоровалась с миссис Кейбл. Саймону ничего не оставалось, как встать и уйти.

Юные лондонские дамы, наверное, в обморок бы попадали, если бы он удостоил их комплиментом. Там все знали, что он считал симметрию в природе величайшим даром небес. Тут дело не в тщеславии. Просто он ее не привлекает.

Коренастая квадратная матрона, претендующая на дружбу с леди Пантон, снова возникла сбоку.

— Мистер Дарби! — взвизгнула она. — Я умираю от желания представить вас моей дорогой, дорогой племяннице мисс Эйкен. — С этим многообещающим заявлением миссис Баррет-Дакрорк подхватила Дарби под руку и повлекла прочь, шепча: — Моя сестра вышла замуж по любви, сэр. По любви.

Очевидно, ее сестра совершила мезальянс, из тех, о которых не принято говорить в обществе.

— Моя дорогая сестра скончалась только в прошлом году, и счастливая обязанность ввести ее дочь в общество пала на мои плечи. Она самая милая, самая послушная, самая добрая девушка на свете. Вы просто не представляете, до чего же она хороша. А ее отец… — Она понизила голос: — Видите ли, он занимался торговлей, хотя теперь оставил дела на партнеров. Но он стоит почти миллион в движимом… вернее, плавучем имуществе.

Дарби поклонился молодой женщине. Все, как обычно: светлая кожа, бледно-желтые пятнышки веснушек. Волосы цвета ржавчины, уложенные в толстые букли явно при помощи щипцов для завивки. Так или иначе, мисс Эйкен казалась особой, делавшей все возможное, чтобы выглядеть товаром, достойным сбыта. И смотрела она на Дарби подобающе кокетливым взглядом. Но за трепещущим веером и подрагивающими ресницами он успел заметить чисто женский оценивающий взгляд, мгновенно определивший, чего и сколько он стоит.