Если эльфийка права, и дед болен не физически, а духовно – во что я легко могла поверить, так как внешне дед и выглядел, и чувствовал себя неплохо – то в чём причина его страданий? Я знаю только один факт из истории их семьи, который вполне мог подорвать душевное здоровье кого угодно – это гибель его сына с женой и их младшей дочери. Если уж смерть мамы меня сильно подкосила в своё время – как и смерть мужа – то, что говорить о том, что чувствует человек, теряя своих детей? Тех, кто гораздо моложе, кому еще жить и жить бы? Да, тяжело это всё… Поговорить бы по душам с дедом, поделиться опытом, да вот только я – пятилетняя малявка, или десятилетняя – если по местным меркам. Интересно, есть ли в этом мире психотерапевты? По правде сказать, я и врачей тут не видела: у каждой семьи просто есть дома лечебный артефакт – что-то вроде нашей аптечки – на все случаи жизни. Он же проводит диагностику, он же устраняет причину недомоганий. Но от плохих мыслей такая штука вряд ли поможет, тем более, что Эни наверняка пробовала. Но наверняка должна быть какая-то больница для тяжелых случаев?

Эни подтвердила, что больница есть в городе, но на вопрос о враче, который помогает людям разобраться в себе, только недоуменно покачала головой. Психические заболевания лечили здесь весьма кардинальным образом, а именно – путём стирания личности. Человек становился после такого «лечения» беспомощным младенцем, поэтому применяли его только к преступникам, чьи проблемы с психикой были очевидны. Обычные преступники просто сидели в тюрьмах или отрабатывали провинности – и каждый из них боялся больше смерти попасть под такое вот «лечение». Потому как это и была смерть – смерть личности. Но для больного человека – это было спасение и шанс прожить жизнь заново, уже без болезненных видений и тяжести совершенных под их влиянием преступлений.

Что же, исходя из этой информации, я понимала, почему Эни скрывала болезнь деда и не спешила обращаться к врачам. Пусть уж лучше дедушка будет со странностями – но это будет именно её дед, а не незнакомый младенец в теле взрослого человека. Да, хмыкнула я, вот мы тогда были бы странной семьёй: дед, который внутри ребёнок, и внучка, которая внутри – взрослая тётка. И бедняжка Эни, которая не знает, за кем в первую очередь следить надо. Такое и в страшном сне не приснится.

***

Сиделок мы всех забраковали. Кто-то не устроил Эни – то по рекомендациям, то по запрашиваемой сумме, а кого-то не одобрили мы с дедом. И вот однажды, после обеда, радостная Эни влетела в гостиную, помахивая письмом:

– Грас Бониза приедет! Нам больше не надо искать сиделку!

Я непонимающе на неё смотрела: что за грас Бониза? «Грас» – это обращение к девушкам и женщинам, а «эдо» – обращение к мужчинам. То есть, наш дедушка – эдо Яков, или эдо Ладкас, а Эни – грас Эниза или грас Ладкас. Обращение к замужним и незамужним девушкам тут было одинаковое. Более того, эти вежливые приставки перед именем использовали даже в отношении детей. Но использовали их не всегда, а при официальных встречах, или если хотели подчеркнуть уважительное отношение. Ко всем посторонним, как правило, тоже обращались с приставками.

– Грас Бониза – наша прошлая сиделка! – пояснила Эни, видя моё замешательство. – У неё получилось разобраться со всеми делами, и она готова вновь приступить к своим обязанностям. Это так замечательно! Я не могла на такое и рассчитывать. Ведь грас Бониза у нас давно работает, а чего ждать от новой сиделки – неизвестно. На неё я вас оставлю со спокойной душой.

Я, однако, не спешила разделять восторг Энизы: посмотрим мы еще на эту почтенную грас – тогда и решим. Впрочем, по оживившемуся деду я поняла, что он тоже рад этой новости. Меня же она немного взволновала: как отнесётся к моему присутствию женщина, которая проработала на эту семью много лет и была в курсе многих их тайн. Поверит ли она в то, что я – та самая Эли? Кроме того, я намеревалась сразу дать понять, что я – не ребёнок, и что за старшего тут именно я, а не она. Но грас Бониза, видимо, привыкла за столько времени, что все решения в отсутствии Эни – на ней. Как бы не было у нас проблем и конфликтов на этой почве.

Грас Бониза оказалась чуть полноватой женщиной возраста дедушки Якова – то есть, лет шестидесяти по земным меркам и лет ста с небольшим – по местным. Седые пряди в рыжеватых волосах дамы смотрелись как мелирование – что выглядело очень даже неплохо. И сама женщина казалась какой-то тёплой, уютной, домашней – и удивительно доброй. Этакая всеобщая бабушка. Мне она сразу заулыбалась, а после отправилась прямиком на кухню с твёрдым намерением «откормить худышку» – меня, то есть.

Словом, мои опасения по поводу этой женщины были беспочвенными: если уж у нас и будут какие-то конфликты, то исключительно из-за непомерной заботы грас Бонизы об окружающих. Вот уже и дедушка сидит, укрытый пледом, в руках у него дымится чашка с «очень полезным отваром», а на губах играет мечтательная улыбка. Э-э-э? Или я чего-то не понимаю, или деду грас Бониза нравится не только как человек, но и как женщина. Ну, в принципе, почему бы и нет? Мужчина он еще не старый, да и болезнь его в последнее время чуть отступила, а если верить Фиоле, то и не болезнь это вовсе.

Кстати, Фиола улетела, но обещала вернуться: они с сородичами отравилась на свою поляну – к остальным, затем им надо будет искать дом для зимовки, а после она вернётся к нам – и проведёт у нас всю зиму. Зимы здесь тёплые, как я уже говорила, но мы с ней договорились, что я на всякий случай несколько цветов в горшках поставлю внутри дома – чтобы ей было, где спать и чем питаться, если вдруг ударят морозы.

А для нас, тем временем, настала пора прощаться с Энизой – она теперь приедет только на зимние каникулы. И то ненадолго. Расставание всем нам далось тяжело: я видела, что девушка искренне привязалась ко мне, как и я к ней, и что она переживает за нас с дедом. Мы же, в свою очередь, уверяли её, что всё будет хорошо, и просили быть осторожнее в дороге, не ходить в холодную погоду без шапки (в столице всё же холоднее, чем у нас), и обязательно писать письма. Эни еще раз по очереди всех нас обняла и расцеловала – включая грас Бонизу – и, подхватив чемодан, отправилась к стоянке дилижанса, на котором мы с ней ездили оба раза в город. Этот дилижанс, кстати, тоже был безлошадный – как и городские кареты. В Ставрови же работал портал, благодаря которому сестрёнка переместится в столицу. А там до Академии рукой подать. Но мы всё равно ждём от неё письма, как только она доберется и разложит вещи. Письма тут перемещались порталами с почты на почту, а уж от почты их развозили почтальоны. Так что сегодня-завтра должны доставить.

Проводив Эни, мы вернулись в дом, в котором сейчас остро чувствовалось её отсутствие. Но ничего, времени грустить особо нет: завтра я сама отправляюсь в школу. Дедушка настроил мне самокат по росту, грас Бониза отправилась готовить мне на завтра обед с собой, так как питание для учеников в местной школе было не предусмотрено. А я пошла собирать сумку – такую же волшебную, как и та, с которой я в магазин бегала, но более девчачью и красивую. Конечно, на Земле считается, что для осанки лучше носить рюкзак, но эта сумка практически не имела веса, а рюкзаков здесь просто не было: по крайней мере, на школьном базаре мы ничего такого не видели, а вот сумок таких – было полно. Ну, что же, в первый класс, но не в первый раз!

Утром следующего дня я проснулась с рассветом. Грас Бониза уже приготовила завтрак, а дедушка пока спал. Быстро перекусив яичницей, залпом выпив стакан молока и сунув в сумку тёплую булочку, чтобы съесть её перед занятиями, я спешно попрощалась с нашей сиделкой-кухаркой-домработницей, и вывела на дорогу свой самокат. Опаздывать в самый первый день мне совсем не хотелось, а сколько времени займёт дорога, я пока не знала. Пешком мы с Эни шли больше часа, а на самокате, я так полагаю, будет как минимум в два раза быстрее.