Она и присоединившаяся к ним молодая блондинистая медсестра — дежурная по второму этажу — отконвоировали его к месту заключения. Девушка была красивая, что заставило Володю бросить на нее пару откровенных взглядов.

Как очень ценного и важного гостя его поместили в отдельный бокс. На единственном окне стояла решетка, что сразу настроило его на дурной лад, напомнив о «добровольном» обследовании.

— Тюрьма, что ли? — угрюмо спросил он у красотки.

— Тебе-то что, — не стала она разбираться в тонкостях его настроения, — поселили, лежи.

— Я не хочу здесь оставаться, — решительно заявил Володя и вышел из бокса. Пожилая медсестра от удивления разинула рот. Она стояла, хватая ртом воздух, и Володя уже готовился прийти на помощь, когда женщина торопливо отправилась прочь, на ходу бросив: «Вызову врача. Пусть убирают его отсюда».

Володя посмотрел на дежурную. Та поджала губы.

— У вас здесь обязательная традиция — поджимать губы? — вежливо спросил он.

Медсестра попыталась нахмуриться, но не смогла и прыснула.

— Полежишь недельку, тоже будешь поджимать, — пообещала она.

Володе уверенный тон не понравился.

— Я дольше двух дней лежать не собираюсь, — встревожился он.

Дежурная снисходительно посмотрела на него.

— В инфекционном меньше недели не держат. А вообще-то лежать тебе с десяток дней.

Володя поджал губы.

— Вот видишь, — сказала она торжествующе, — уже поджал губы.

Он недоуменно покосился на девушку, ощутил ее правоту, и мысленно застонал. Отсюда надо удирать как можно скорее. Иначе станешь мегерой, как старуха, или занудой, как эта обесцвеченная кукла.

Больничное начальство было осведомлено о строптивом больном куда лучше медсестры и поспешило ликвидировать конфликт. Через несколько минут к нему явился тяжело дышащий от одышки медицинский чин — зав. отделением или кто там еще — и профессионально любезно спросил:

— Какие жалобы, больной?

Пожилая медсестра, которая лично привела его, зло сказала, не стесняясь Володи:

— Ферт какой-то. Откуда его откопали. Вон в четвертой кровать свободная, пусть с шестью мужиками полежит. Отдельно его селить.

Она посмотрела на Володю как докучливую животину, требующую непонятно какого ухода. Дежурная, присевшая за свой столик, помалкивала, лишь с насмешкой поглядывала в сторону Володи. Она знала, чем обычно заканчивались такие восстания.

Однако чин не присоединился к женскому хору.

— Что вам не понравилось? — участливо спросил он Володю.

— Решетка, — сквозь зубы сказал студент, решив стоять до последнего. «Будет настаивать, уйду, — окончательно ожесточился он, — пусть попробуют удержать. Я не заразный, а это не тюрьма».

Страдающий одышкой медик оказался куда умнее, чем мог предположить Володя. Умудренный жизнью, он примирительно предложил:

— Пойдемте, посмотрим.

Ничего оскорбительного или обязывающего в его словах не было, и Володя отправился следом за ним.

— Так, — сказал медик, оглядев бокс, — решетка.

Он подошел к окну, посмотрел на решетку. Лицо выразило недоумение.

— Э-э, решетка, — медик повернулся к возмутителю спокойствия, — покрашена летом. Вам цвет не нравится?

— Мне не нравится решетка, — отрезал Володя. — Здесь у вас тюрьма?

— Ах, это, — понял чин, — ну что вы, молодой человек, в тюрьме есть свой медицинский бокс. Будут к нам заключенных возить, как же. Вот в хирургическое отделение возят. Но у меня-то инфекционное. Вы как не в России живете. Посмотрите сюда.

Володя без всякого желания посмотрел. Его уговаривали остаться. И все шло к тому, что уговорят.

— Посмотрите, видите, какой карниз окна. Так и манит зацепиться и подняться.

— Вижу, — вздохнул Володя.

— Решетка поставлена от воров, больных мы все равно насильно удержать не можем. Не тюрьма же, — повторил он мысль студента, укоризненно посмотрев на него.

Володе, которому уже стало стыдно за порыв, потупился. Какого лешего он взвился, в самом деле? У них в общаге такие окна тоже решетили.

В общем, своего медчин добился. Буянивший студент успокоился и сел на выделенную кровать.

— В палате не курить и не безобразничать, — сурово предупредила пожилая медсестра, прежде чем оставить Володю одного. Тот устал настолько, что был не в силах ответить.

«Собака лает — ветер носит», — вспомнил он восточную поговорку. Ничего, вот он немного отдохнет, устроит мегере сладкую жизнь. Она надолго запомнит, как бросаться на студентов. Если не успеет смениться. Они же, кажется, работают по сменам?

Время подходило к обеду. Желудок напомнил о необходимости закинуть в него что-нибудь съедобное. Двигаться, однако, совершенно не хотелось. Хотелось лечь и бездумно смотреть в потолок.

«Откуда я возьму жратву?» — поинтересовался у желудка Володя. Раньше положенного все равно не позовут. Желудок ответа не знал и поэтому, приказав ему дисциплинировано замолчать, он блаженно развалился на кровати.

— Не лежи в верхней одежде на кровати, — тут же нарисовалась дежурная в двери. Подглядывала она, что ли? Что за народ у них. Старуха рычит, еще ладно, но девчонка с какой стати заводится. От воздержания?

Говорить не хотелось. Но спускать оскорбление нельзя. Лучше пойти на скандал. Володя ловко схватил лежащий около кровати ботинок и швырнул в проем двери. Он никогда не сомневался в своей реакции, но медсестра его удивила. Она успела увернуться, ботинок ударил в дверь. Девица что, ожидала его? Визг после броска поднялся такой, словно ее нещадно избили.

— Сволочь, — услышал Володя, — негодяй, мерзавец. Гнать тебя отсюда.

Судя по тону, она собиралась перейти к более крепким выражениям, однако, ее прервали.

— Опять кричишь, Марина? — раздался голос пожилой медсестры.

— Татьяна Валентиновна! — обижено воскликнула пострадавшая, — он в меня ботинком кинул.

Сейчас начнется, — застыл в ожидании очередного ора в его адрес Володя.

— Сама виновата, — безжалостно ответил голос, — постоянно же нарываешься.

Володя поспешил подобрать отвисшую к полу челюсть. Такого он не ожидал.

— Почему вы не защищаете подчиненных? — взвизгнула Марина, — какой же вы после этого руководитель.

— Ты шприцы просмотрела? — спокойно спросила пожилая.

— Не успела, — куда тише ответила Марина.

— Опять не успела, — начал сердиться Татьяна Валентиновна, — ругаться успеваешь, успевай и дело делать.

Марина не ответила, видимо, побежала смотреть эти самые шприцы.

— А вы больной, прекратите издеваться над персоналом, — в дверях появилась его защитница. И опять внезапно. Володя вздрогнул и неожиданно сказал совсем другое:

— Да я не хотел.

— Не хотел он. С Мариной не связывайся, тебе же хуже будет, я ее знаю. Балованная она слишком, а потому капризная. Привыкла, чтобы мужики вокруг табунами вились.

Володя благодарно кивнул, про себя подумав, что он еще не круглый идиот, чтобы бросаться на такую стерву. Студенток полное общежитие. Изумление так ярко отразилось на его лице, что женщина рассмеялась.

— Эх, парнишка, молод ты, зелен, хотя и считаешь себя взрослым.

Володя хотел в очередной раз возмутиться, но женщина захлопнула дверь. Вот больница! Если здесь лечение состоит из оскорблений, его можно считать выздоровевшим. Он повернулся лицом к стене, сладко потянулся и решил поспать. Глаза сами слипались. Тело требовало передышки после бурного утра.

Отдых оказался кратковременным. Не успел он по-настоящему задремать, как в двери показалась бесцеремонная Марина:

— Больной, обедать.

— Я не пойду, — сонно сказал Володя. Спать хотелось так, что шевелиться не было никаких сил, не то, что куда-то идти. Даже желудок признал необходимость отдыха и примолк.

— Больной, вы обязаны отправиться на обед, — безжалостно заявила Марина.

— Да что б тебя… — выразил свое отношение Володя к ней.

Ругань на барышню никак не подействовала.

— Оскорбление персонала во время работы уголовно наказуемое. Вставайте.