Если только это не было ошибкой.
Может быть, это было своеобразной проверкой.
И, возможно, эту проверку мне устроил тот, кто гораздо умнее Александра.
Мой взгляд леденеет, а тон смертельно мягкий, когда я говорю:
— На колени.
Александр не колеблется.
В шелковом костюме за пять тысяч долларов, туфлях ручной работы и пальто, сшитом из шерсти детенышей тибетских антилоп, он молча опускается на колени на холодный цементный пол склада.
Затем Александр ждет вместе со всеми остальными. Облака пара от его дыхания белеют в холодном ночном воздухе.
— Выверни карманы.
Александр сглатывает. Порывшись в карманах пальто, он достает сотовый телефон и сложенную пачку стодолларовых купюр. Он бросает их на пол, затем лезет в карман пиджака. Вскоре пистолет, складной нож, шариковая ручка и маленькая расческа летят вслед за деньгами и телефоном на пол.
Последнее, что Александр достает, – это плоскогубцы.
Он собирается бросить и их в импровизированную кучу вещей, но я останавливаю его:
— Постой.
Александр замирает. Он бросает на меня горящий взгляд.
Я вижу страх в его глазах, но также и смирение.
Он уже знает, о чем я его попрошу.
— Один из передних. И не вздумай его реставрировать. Я хочу, чтобы твое неуважение к Максиму видели все.
Александр выдыхает. Он смотрит на плоскогубцы в своей руке, затем зажимает металлические зубцы вокруг одного из своих передних коренных зубов и вырывает его.
Это длительный, кровавый процесс. Остальные парни наблюдают за происходящим с разной степенью скуки и интереса. Павел смотрит на часы. Олег облизывает губы. Когда все закончилось, Александр тяжело дышал, а костюм у него на груди был пропитан кровью.
Я жестом приказываю ему встать.
Он так и делает, сплевывая кровь на пол.
— Как я и говорил. Через два дня в порт Хьюстона прибудет грузовое судно, набитое АК и боеприпасами нашего армянского друга, господина Курдяна. Оружие отправится на поезд, направляющийся в Бойсе. Пустить поезд под откос. Чем сильнее будет взрыв, тем лучше.
Александр кивает: Его лицо бледное, и он весь в поту, но он не издает ни звука боли или каким-либо образом не проявляет неповиновения.
Обычно это доставляло бы мне удовольствие. Сейчас это просто утомляет меня.
После того, как я провел неделю в объятиях Натали, жизнь, которую я здесь веду, кажется мне кислой.
Я раздаю оставшимся инструкции. Когда с этим покончено, я их распускаю. Они исчезают в тени склада, возвращаясь к своим семьям и территориям, разбросанным по США.
Я распускаю всех, но оставляю подле себя одного.
Михаил – самый молодой член руководства Братвы, а также один из самых агрессивных и амбициозных ее представителей. Он был заместителем главы семьи Бостона, но был повышен в должности в прошлом году, когда его босса убили.
Положив руку на плечо Михаила, я говорю:
— Мне нужна твоя помощь.
Я вижу удивление в его глазах. Удивление же быстро сменяется гордостью.
— Благодарю за доверие. Что угодно.
— Я обнаружил несанкционированную операцию по онлайн-казино на Озере Тахо. Они – одни из наших, но не платят десятину.
— Что я должен сделать?
Я жестом приглашаю Ставроса выйти оттуда, где он ждал возле двери. Он нерешительно подходит, заламывая руки.
— Получи отчет об общей выручке, начиная с тех пор, как они начали работать. Они должны половину Максиму. Пусть пришлют мне ее не позднее понедельника на следующей неделе. Затем поставь их в ежемесячный график в двадцать процентов вперед.
— А если они не смогут найти деньги?
Я колеблюсь. Все было бы намного проще, если бы Ставрос не был связан с подругой Натали.
Если бы это было так, и он не смог бы предъявить деньги, я бы отрезал ему пальцы на руках и ногах за каждый день задержки, пока он этого не сделает.
А если это продлится десять дней, я начну отсекать другие вещи.
— Не волнуйся об этом сейчас. Просто убедись, что он понимает, каковы будут последствия, если он снова облажается.
Не то чтобы он уже не знал, но никогда не помешает подчеркнуть эти вещи.
Я отправляю Михаила на встречу со Ставросом. Затем я выхожу со склада к машине, ожидающей меня снаружи. Как только я сажусь в «бентли», я достаю свой сотовый телефон.
«Уже скучаю по тебе. Целую, обнимаю».
Мое желание исполнилось: сообщение от Натали.
В моей голове мелькает образ ее улыбающегося лица. Затем всплывает другой образ, воспоминание о ней, обнаженной и раскрасневшейся подо мной, с закрытыми глазами и приоткрытыми губами, синяк от моего жадного рта темнеет пятном на ее стройной шее.
Стальная лента обвивается вокруг моего сердца. Тяжело вздохнув, я бормочу:
— Я тоже скучаю по тебе, детка.
Пока мой водитель выводит машину с пустынной парковки на главную улицу, я набираю ее номер, нетерпеливо ожидая, когда Натали возьмет трубку.
На третьем гудке она ее берет.
— Привет!
Похоже, она рада меня слышать. Удавка затягивается.
— Слышал, ты скучаешь по мне.
— Здесь странно скучно без властного русского, выкрикивающего мне приказы. Предлагаю тебе разобраться с этим.
— Тебе нравится, когда я отдаю тебе приказы.
— Только когда мы в постели.
Я представляю Натали с завязанными глазами и руками, сосущей мой член и покачивающей бедрами, когда я скольжу вибратором в ее мокрую киску и выхожу из нее, и почти издаю стон вслух от желания.
Мой голос падает.
— Готов отдать вам несколько приказов прямо сейчас. Ложись в постель.
Она смеется, затаив дыхание.
— Я бы так и сделала, но Слоан здесь. Это может быть неловко.
— Она вернулась из поездки.
— Ага. Она порвала со Ставросом… но ты, наверное, уже в курсе.
Я этого не знал, но теперь рад, что знаю. Все станет проще, если он не найдет денег для Макса.
— У тебя девичник?
— Мы заказали пиццу. Откупорили пару бутылок вина. Так что да, я думаю, это означает, что у нас будет девичник. Что ты собираешься делать сегодня вечером?
Я провожу рукой по волосам, откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Мой голос мягок, я говорю:
— Жаль, что я не зарылся лицом между твоих сладких бедер.
Натали, должно быть, слышит тоску в моем тоне, всю тоску и отчаянную потребность, потому что ее голос становится обеспокоенным.
— Ты в порядке?
Я отвечаю честно.
— Нет.
Натали повышает голос.
— Что стряслось?
— Я кое-что оставил в Калифорнии.
— Что?
— Мое сердце, детка. Мое холодное, мертвое, никчемное сердце, которое даже не билось до того, как я встретил тебя.
Наступает пауза, затем Натали шепчет:
— Я влюблена в тебя.
Теперь я действительно издаю стон вслух.
Она только что выпустила стрелу мне прямо в грудь. Я, блядь, убит.
— Я не говорила этого, когда ты был здесь, потому что… ну, в основном потому, что ты мне так сказал. Требовательно, на самом деле. Ты же в курсе, как ты добиваешься…
— Повтори еще раз.
Ее смех мягкий и теплый.
— Видишь? Такой требовательный.
— Пожалуйста. Пожалуйста, повтори это еще раз.
Натали, должно быть, слышит боль в моем голосе, потому что весь смех и поддразнивание исчезают, когда она говорит дальше. Ее голос торжественен и тих.
— Я люблю тебя, Кейдж. Я люблю тебя. Безнадежно. Я думала, что раньше знала, что значит быть влюбленной, но до тебя я этого точно никогда не знала. Как будто свет гаснет, когда ты выходишь из дома. Как будто мои легкие работают только тогда, когда ты со мной. Вообще-то, я… немного растеряна. Я не знаю, как с этим справиться. Все, чего я хочу, - это быть с тобой все время… — После короткой паузы Натали снова берет трубку, в ее голосе слышится раскаяние. — Прости. Все дело в вине. Клянусь, я не хотела, чтобы это было так... так…
— Отлично, — рычу я, мое горло сжимается так же, как и грудь.
Это никогда не сработает.
Я не могу быть вдали от Натали. Я не могу сосредоточиться. В моей голове нет ничего, кроме Натали, когда она должна быть сосредоточена на всем остальном. Я веду своих людей на войну, и мне все равно, что произойдет.