– Мэттью, пора вставать. Проснись!

Глубокий вздох.

Что со мной? Я вырубился. Это хорошо, отличное было лекарство. Нужно вставать. Мать девочки, всё это время стоящая на коленях возле кровати, не понимала, что произошло. Друг Джоуи забился в угол и с ужасом смотрел в мои чёрные глаза. А Джоуи… Он всё понимал, молча сидел у стены на стуле с пустым взглядом, не прикуренной сигаретой в губах и опущенными руками.

Мэттью медленно встал, забрал у Джоуи сигарету, из обездвиженных рук спички и, прикурив немного трясущимися руками, пошёл на выход.

– Что ты сделал? А?! Моя дочка! Нет!

Мать трясла бездыханное тело дочери. Отказывалась верить, что она больше не вернётся. Увидев, что Мэтт уходит, она вскочила, неуклюже бросилась к нему и перегородила ему путь.

– Где моя дочь?! Верни мне её обратно! Слышишь! Чудовище! – лупив Мэтта по лицу, кричала женщина.

Она рыдает, но мне её не жаль, она сама выбрала такую судьбу и наградила такой же мерзкой жизнью и свою дочь.

Мэтт молча стоял и принимал удары.

Хочется схватить её за волосы на затылке и с размаху уебать зубами о чугунную батарею. Как думаешь, после этого она наконец заткнётся? Я устал.

Он схватил женщину за лицо и, отшвырнув её к кровати, пошёл дальше.

…

Мэтт вышел на улицу и глубоко вдохнул вечерний воздух.

Давно я не видел Джоуи.

– Пора навестить и второго. – девочка стояла сбоку и смотрела на Мэттью.

– Ага. – не взглянув на неё, согласился Мэтт и пошёл к машине.

Из-за плотного трафика дорога до места длилась около часа. Мэтт с закрытыми глазами, развалившись поудобнее, неподвижно сидел на заднем сиденье.

Такси остановилось. Мэттью вышел из машины и, чуть вздрогнув от прохладного ветра, направился к десятиэтажному дому.

Как описать безысходность? Мои глаза видели столько насилия и жестокости, но ничто не смогло вызвать у меня столько страха, как безысходность. Безысходность порождает отчаяние. Бесконечное и холодное отчаяние. Я шел по тёмному, забитому людьми коридору и чувствовал, как этих существ пожирает отчаянье. Ещё я чувствовал запах мочи, рвоты и пота. Мои силы вновь возвращаются. Голоса… они становятся всё громче. Как же их тут много. И что же может помочь этим людям? Наркотики? Насилие? Злость? Это не поможет. Любовь? Какая ещё нахуй любовь? Это проклятое место, здесь только те, кто проебал своё прошлое и настоящее. А будущее… Какое нахуй будущее? Вся жизнь этих людей заключается в том, чтобы найти что пожрать, с кем потрахаться и чем убиться.

– Ты сам ничуть не лучше этой грязи.

Но у меня же есть оправдание…

– У всех есть оправдание, Мэттью. Но проблема в том, что от него не становится лучше.

1.7

Серые мешки под красными глазами, роняющими на пол грустный взгляд. Глубокие морщины, больше походившие на загрубевшие порезы. Серая потасканная мешковатая одежда. Существо с дырой вместо сердца вернулось домой в надежде поспать хотя бы пару часов.

– Здравствуй, Авраам. – негромко, будто боясь спугнуть мягкую тишину, прозвучал из темного угла уставший голос Мэтта. Он затушил бычок в переполненной пепельнице, вытащил из полупустой пачки новую сигарету и продолжил, – Я у тебя сигарет взял, ты не против? – Мэтт чиркнул спичкой и прикурил.

– Угощайся. Выпить хочешь? – ответил Авраам, не особо удивившись незваному гостю.

– Я уже, – Мэтт стряхнул пепел и указал на пустую бутылку. – Ты постарел. Сколько мы не виделись, лет пять?

– Пять. – усмехнулся Авраам. – Всё также сидишь на жёстких препаратах? Мэтт промолчал.

– Вспоминаешь детский лагерь?

– Не особо.

– А ты постарайся, и вспомнишь, когда мы виделись в последний раз.

Мэтт никак не отреагировал.

– Что? Нет? А я всё ещё помню. Особенно запахи. Почему именно там, Мэттью? Почему их было так много? И среди всех этих тварей… были же даже дети.

– Не было там детей. Лишь их тела.

– Вот так просто? Как ты мог такое допустить? Та секта, она не по щелчку же пальца появилась.

– Я не знаю.

– И ты меня бросил, с тем мёртвым ребёнком у меня на руках. – из его красных глаз потекли слёзы.

– Это вы меня оставили.

– Не оставляли, ты сам решил остаться. Мы же были друзьями.

– Ты не был один.

– Что?! Джеймс?! Этот бессердечный пидр?! Или Джоуи?! Который нахуй

помешался на своей выдуманной хуйне!

– Почему ты меня не нашёл?

– Серьезно? Да тебя невозможно найти! Ты вообще реален?! – Авраам резко вытащил револьвер и наставил его на Мэтта. – А?!

– Что ты сделал, Авраам.

– Хватит! К чему это всё?! А?! Что, ёбаная прелюдия?! Решил меня успокоить?! По старой дружбе? Эта вся сраная система! Добро! Зло! Свет и тьма! Белое, сука, и, нахуй, чёрное! Мир так не работает! – прокричал Авраам и робко опустил оружие. – Мэттью, ты же должен меня понять. Пожалуйста.

– Что ты сделал? – привстав со стула, прорычал Мэтт

– Я же спасал их. И этот мир, я спасу его. – тихо произнес Авраам. – И ты не в праве мешать мне.

Прогремели выстрелы, Авраам разрядил барабан в его грудь. Мэтт опустил голову, свесил руки и выронил изо рта сигарету. Тишина вновь окутала темную комнату.

Авраам, не веря в то, что Мэттью отключился так быстро, всё ещё продолжал целиться разряженным револьвером и периодически спускал курок, в надежде произвести ещё один выстрел. Вдруг в тишине послышался хрип, переходящий в нарастающий смех. Пара секунд и смех превратился в дикий хриплый хохот. Авраам оцепенел от ужаса и замер, как бетонная статуя. Мэтт сделал рывок и уже через долю секунды Авраам со сдавленной глоткой был прижат к стене.

– Открой глаза! – прокричал Мэтт, все сильнее сдавливая горло. – Посмотри на меня! Этот мир, он проклят! Слышишь! Он проклят! И ты не сможешь его спасти!

Мэтт разжал пальцы, Авраам глубоко вздохнул, опустился к его ногам и через кашель и слёзы начал жадно глотать воздух.

– Никто не сможет его спасти. – тихо произнес Мэтт.

– Но как же, Мэттью. Тогда почему мы здесь? За что с нами так? – твердил Авраам сквозь слёзы.

– Я не знаю.

– Я устал, Мэттью. О, Мэттью, как же я устал! Вся эта боль, все эти крики. Ты же тоже их слышишь, я знаю, ты всегда их слышал. Так ты их ищешь. Раньше мы думали, что ты просто компас. Но ты слышишь их боль и мольбы о помощи. Как же ты держишься, Мэттью? – немного приподнявшись, сказал Авраам.

– Никак.

– Я не хочу больше страдать. Меня же не отправят обратно. Прошу, Мэттью, не дай им забрать меня.

– Почему ты решил, что я позволю причинить тебе боль?

– А что, что-то поменялось?

Мэтт опустился на колени и прижал ладонь к его груди.

– Ты всегда был сильнее всех нас. Как долго они тебя терзали, Мэттью?

– Не знаю. А порой мне кажется, что я всё ещё там. А у тебя?

– Тихо. Ты же ещё никогда не приходил за такими как я?

– Нет.

– Ну вот и узнаешь, как там.

Его глаза поглотила чернота. Авраам не кричал, лишь негромко хрипел, выдыхая искры и дым. Мёртвое тело неспешно опустилось на бок. Окаменевший Мэттью повалился рядом на спину и задыхаясь начал биться конвульсиях.

– Мэттью! – прозвучал плаксивый детский голос, – Найди нас, Мэттью, пожалуйста! Тут страшно, и он скоро вернётся Пусть он ответит! Заставь его! Сделай ему больно! Он не заслужил пощады! Мэттью!

Мэтт покрасневшими глазами смотрел на стоящую рядом маленькую девочку в белом платье.

Нет, это не она. Такое я слышу постоянно. Их очень много, и все они знают, что я слышу и могу помочь. Как же хочется выстрелить себе в висок, чтобы вновь, хотя бы на мгновение, услышать тишину.

Мэттью неохотно поднялся на ноги. Глубокий вдох, захрипели простреленные лёгкие, он резко согнулся, схватился за колени и залился кровавым кашлем. Сплюнув сгустки крови, Мэтт осторожно коснулся ран – тёплая кровь медленно поползла по холодным пальцам и, скатываясь по запястью, забралась под чёрный рукав. Он посмотрел на остывшее тело, опустился на колени, закрыл его глаза окровавленной ладонью и осмотрел карманы. Найдя шприц и пузырёк с морфином, Мэтт встал, фыркая носом, аккуратно открутил пузырёк и, прикусив зубами, стащил с иглы колпачок. Твёрдая, холодная и острая сталь погрузилась в тёплый раствор, большим пальцем он оттянул поршень до отметки в три миллилитра. Вытащив иглу, Мэттью осторожно закрутил пузырёк, убрал его в карман и закрыл глаза. Игла проникла в вену, поршень немного сдал назад, добавив немного красок в прозрачную радость. Мэтт пошатнулся и пустил препарат по вене. Тепло и приятная дрожь разбежались по уставшему телу. Он вытащил иглу из шеи, надел на неё колпачок, убрал шприц в карман и, достав телефон, нажал на вызов.