Меня родители «вытащили» из театра в десятом классе, когда пришла пора готовиться к экзаменам (а богемная театральная жизнь этому сильно мешала, прямо очень сильно), а Олег так и дозанимался до самого выпускного. И до такой степени увлекся «этим делом» (думаю, что не театром, а именно «этим делом» в комплексе), что поехал поступать в Москву – в Щепкинское, Щукинское и Школу-студию при МХАТ. Разумеется, не поступил. Вернулся в Волгоград, год отработал на заводе электриком и ушел служить одновременно со мной. Но на два года (это важно). Служил он, кстати, неподалеку, в КапЯре / Знаменске (хотя вот это уже, как раз, не важно).
Что за комиссия, Создатель!
При чем здесь социология, спросите вы? «Это присказка, не сказка, сказка будет впереди», – отвечу я вам.
В общем, так или иначе, попал я служить на дважды Краснознаменный Балтийский флот, Латвия, город Лиепая, 16-я дивизия ракетных подводных лодок. Девять (могу ошибаться, больше 30 лет прошло) старых дизельных лодок и один новый надводный корабль. ПМ-30. Плавучая мастерская. Построенный в Польше три года назад прекрасный корабль, объединяющий в себе две функции: с одной стороны, это очень комфортабельный плавучий отель для офицеров штаба; с другой стороны, под палубой этого корабля расположен целый завод, способный обслуживать, ремонтировать, восстанавливать работоспособность и боеспособность всего остального подводного железа. Корпусной, электрический, механический цеха, станки, прессы, сварочные агрегаты, гидролизные ванны. Полный набор.
Идет дивизия на учения. Идут в море лодки. Идет в море наш корабль. В каютах на верхних палубах – командиры-адмиралы, организуют все это дело и наблюдают за происходящим из-под козырьков с дубовыми листьями (нет, они не лесники). Внизу, под палубой, – мотористы («маслопупы»), трюмные машинисты («мазута»), много кого еще, и я – старший дозиметрист радиационной и химической разведки («химоза»).
Так или иначе, прошло два года. И вот весной, в конце второго года моей службы, на корабле появляется группа странных, непривычных людей. В костюмах, с галстуками. Давно таких не видел. Два года примерно. Нас собирают в Ленинской комнате, и гости нам говорят:
– Дорогие друзья! Мы – выездная приемная комиссия Московского государственного университета. На философском факультете МГУ создается новое отделение – отделение социологии. Так как мало кто знает, что это за зверь такой – социология, да и народец на философском факультете, в целом, слабоват, – одни барышни, мы решили разбавить это благолепие свежей матросской кровью. Мы понимаем, что вы тут давно книжек не читали, все это мы учтем. В общем, у нас есть полномочия провести сейчас с вами собеседование, а вот когда вы уволитесь через месяцдругой, – вы приедете в Москву и по результатам этого собеседования будете зачислены на социологическое отделение философского факультета МГУ. Соглашайтесь, ребята! Ну, совсем никак без вас советской социологии!
Насчет книжек, кстати, – это неправда. Читали мы тогда, как и вся страна, взахлеб. На нашу каюту (14 человек), впрочем, как и почти на любую другую, мы выписывали журналы «Огонек», «Нева», «Москва», «Новый мир», «Звезда» и что-то еще. А я лично, как особо выпендрявистый, еще выписывал журнал «Театр». Именно на службе я впервые прочел «Самшитовый лес» М. Анчарова. Позже эту книжку у меня выменял на «Мастера и Маргариту» полковник медслужбы, писавший прекрасные стихи и делавший чудесные модели конных воинов. Он шел с нами на учения, а мне приказали делать приборку в его каюте. А модели он делал, потому что был увлечен изучением истории военного костюма. Красота невероятная!
Ну вот, и на нашем корабле в Ленинской комнате устроили эту выездную приемную комиссию (на лодках, очевидно, невозможно ее организовать в принципе, а в казарме, где живут экипажи лодок, видимо, неудобно). И потянулся народ – и наши, и с лодок. Уж не знаю, у кого там какие результаты получились по итогам собеседования. Не узнавал я, потому что расстроился. Подошел я к этой комиссии и говорю:
– Дорогие товарищи! А вот мне еще год служить осталось! А можно я с вами сейчас пособеседуюсь, еще годик послужу, а потом уволюсь, и к вам в МГУ приеду?
– Нельзя, – отвечают дорогие товарищи, – не в нашей это власти!
– Ладно, понимаю, – говорю я, – но вы же к нам на следующий год снова весной приедете?
– Это сильно вряд ли, – говорят товарищи, – не думаем…
И, вы знаете, не обманули! Действительно – на следующий год не приехали!
Ну, что же делать? Я собрал все бумажки, которые были у этой комиссии при себе (программы, вопросы к собеседованию / экзамену, какие-то буклеты, методички), сформировал посылку и отправил ее Олегу в Капустин Яр.
И Олег, уволившись из армии через месяц, проштудировал эти программы-методички, поехал в Москву и поступил в МГУ. На философский факультет. На социологическое отделение.
А я отслужил еще год, уволился и вернулся в политех к своему сопромату, теории механизмов и машин и режущему инструменту.
И даже сессию после возвращения сдал неплохо. Что совсем уж ни на что не похоже…
Учиться, учиться и еще раз учиться!
И вот на протяжении последующих четырех лет наши встречи с Олегом выглядели примерно так. Пару раз в год (как правило, на каникулах) Олег появлялся в Волгограде с очередной (иногда – внеочередной) компанией друзей и поклонниц (как правило, тоже студентов университета), мой график летел к чертям (хотя какой у меня тогда был график?), и в веселом беззаботном трепе я выхватывал какие-то интересные мне темы. Тост «За Бэконов – Роджера и Френсиса!» (надо почитать), спор о системе наук по Конту (а кто такой Конт?), обсуждение оснований стратификации по Сорокину (а что такое стратификация?).
В общем, Олег уезжал, а я шел в библиотеку. За Бэконами (обоими), Контом (не так-то это было просто) и Сорокиным (тем более). Но что – то все же находилось. Уж Платон-то с Аристотелем всегда были доступны.
А потом произошло еще два события. Называю их по порядку, а не по значению.
Во-первых, на излете советской власти, когда деньги у партии еще были, а силы уже кончались, в волгоградских газетах появилось объявление. Примерно такое: «Объявляется набор слушателей в открытую философскую школу. Принимаются все желающие».
Я был желающий и пошел. И на протяжении трех, наверное, лет (ну да, с 1989 по 1991 примерно) дважды в неделю десятка три странных людей собирались в Доме политического просвещения, и (как потом оказалось) лучшие преподаватели философии Волгограда читали им лекции. Эльвира Григорьевна Баландина и Николай Васильевич Омельченко. Безо всякой цензуры и партийного влияния. Моими конспектами тех лет жена до сих пор пользуется. А еще, кроме философии, были психология и латынь. Поговаривали о греческом, но тут и партия кончилась, и философская школа тоже.
Во-вторых, в институте отменили всякие курсы вроде «Истории КПСС» и «Научного коммунизма» и вместо них ввели новую дисциплину, которая, по-моему, называлась «История социально-политических учений» (возможно, «Теория социально-политических движений», что, в общем, одно и то же). И вела этот курс молодая преподавательница, недавно защитившая диссертацию по специальности «Прикладная социология» в Институте социологии у В. Г. Бритвина. Натуральный живой социолог, представляете?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
