Но затем, в процессе размышления о том, что и как писать (и попыток это сделать), стали возникать разные проблемы. Ну вот, скажем, некоторые из них:

1. Во многих случаях истории неотделимы от их персонажей. Ну, невозможно рассказать историю, в которой участвовал, допустим, Сергей Проценко, не упоминая Сергея Проценко. А как его упоминать, когда вопрос с ним не согласован? А без него история разваливается. Как можно пересказать «Танец с саблями» Михаила Веллера[1], не упоминая Сальвадора Дали и Арама Хачатуряна? Я бы не смог. Однако одно дело – рассказать какую-то байку с участием, допустим, Алексея Макарова или Михаила Тарусина за столом, в кругу друзей, и совсем другое – вытащить ее напоказ «неограниченному кругу лиц». Хотелось бы избежать возможных обид и иных последствий.

2. То же самое и с проектами-клиентами. Конкретные байки «встроены» в проекты, проекты принадлежат клиентам. В очень многих случаях клиентов и их проекты мы разглашать не имеем права. Как рассказать байку про проект по тестированию подгузников «Памперс», не упоминая ни «Памперс», ни подгузники? У меня такое не очень получается.

3. Сам я уже довольно давно в поля не хожу и наблюдаю за ними несколько со стороны. Мои собственные истории – как минимум десятилетней давности. А барышни наши, с которыми сейчас эти истории происходят, записывать их не очень хотят. Хотя рассказать под хорошее настроение готовы. Я попытался записать их истории (рассказанные ими), – получается плохо. Нужно ситуацию чувствовать изнутри, а не просто о ней знать / слышать. Иначе получается пресно, скучно и вообще неправда.

В общем, писать абсолютно не хочется, писать лень, писать почти невозможно, да и, с моей точки зрения, – незачем.

Однако без баек нас не отпустят. Поэтому что-то делать нужно. Нужно писать. Что получится – то и получится.

Но прежде, чем начать излагать собственно байки – несколько дисклеймеров:

1. Абсолютное большинство приведенных ниже историй произошло много лет назад. В первое поле я вышел, по-моему, году в 1993-м, с первой для себя исследовательской организацией познакомился в 1998-м. Вот после этого, в общем, все и началось.

2. Практически все истории связаны с «традиционным полем» (PAPI[2]). Конечно, всякие Big Data[3] и CAWI[4] – это прекрасно с точки зрения технологий. Но с точки зрения «плотности ткани жизни» едва ли они сравнятся с опытом маршрутного опроса в астраханском селе Икряное в пору, когда еще в Волге оставалась «рыба»[5], а в ней (в «рыбе», то есть) была икра. Джеймс Хэрриотт[6] писал о работе ветеринара: «…наша профессия во многом утратила ее <увлекательность> с появлением множества новых медикаментов и способов лечения. В ветеринарной практике всегда отыщется что-нибудь забавное, потому что животные непредсказуемы и нередко ставят своих врачей в дурацкое положение, но все же не так, как в былые дни черной магии, редкостных и в основном бесполезных снадобий, от которых попахивало знахарством. Они канули в вечность, и хотя я радуюсь их исчезновению как ветеринар, как писатель я его оплакиваю». Примерно так же и с нашей профессией.

3. Хотя все истории «основаны на реальных событиях», считать их «документальными» – большая натяжка. Это не протоколы наблюдений, а воспоминания, зачастую записанные через много лет после того, как события произошли. И в реальном-то времени участники событий «врут как очевидцы», а уж через 10 лет – тем более.

4. Во всех случаях, когда история «инвариантна к участникам» (имена участников роли не играют), мы будем эти имена скрывать. В тех случаях, когда личность героя играет роль, мы будем вынуждены указать ее «как есть». Во-первых, потому что без этого история развалится. А во-вторых, потому что страна и профессиональное сообщество должны знать своих героев.

Ну, вперед!

Вы спросите, а почему байки-то «нетолерантные»? Немодно это и опасно по нынешним временам… Но перед нами не стояло задачи угодить конъюнктуре книжного рынка и выпустить книжку, приятную во всех отношениях.

Перед нами стояла задача зафиксировать процесс становления социологии как полевой науки на территории постперестроечной России. Становления, роста и превращения в одну из самых наукоемких, профессиональных, человеко-ориентированных и честных наук.

В нашем контексте «нетолерантные» – значит живые, честные, без ханжества и желания кому бы то ни было угодить. А понравится это стороннему читателю или нет – дело второе.

История не терпит подтасовок.

Так получилось, что значительная часть авторов этих новелл попала в профессиональную прикладную социологию почти случайно. Среди нас есть инженеры (самые разные – от электромехаников до экологов), физики (даже двое), экономисты, педагоги, врачи, военные, много кто еще. Хотя есть, конечно, и маркетологи, и преподаватели социологии.

Кто-то из нас стал социологом по второму-третьему-четвертому образованию, кто-то защитил кандидатскую или докторскую, а кто-то так и остался, с академической точки зрения, «рядовым необученным».

Но все мы, так или иначе, правдами или неправдами оказались «в одно время в одном месте», в общей для нас профессиональной среде. Оказались по разным и, подчас, весьма экстравагантным причинам.

В первом разделе мы приводим несколько историй о том, «откуда есть пошла»… ну… не «российская социология», конечно, но, по крайней мере, откуда пошел современный региональный рынок социологических и маркетинговых исследований.

Нелли Романович, ИОМ «Квалитас» (Воронеж)

Моя дорога в социологию началась с того, что я влюбилась в философию, будучи студенткой инженерно-технического вуза. Сам предмет в сочетании с талантливым преподавателем произвел впечатление неизгладимое. Помню фамилию преподавателя – Королев. Его лекции собирали всех: здесь мы встречали студентов нашего факультета, которых не видели на прочих лекциях; сюда приходили студенты других факультетов. Походы на лекции по философии были неизмеримо интереснее, чем походы в кино, в театр или на концерт. На занятиях возникало ощущение счастья и эстетического наслаждения от красоты и глубины человеческой мысли, формировалось твердое желание быть к этому предмету причастной. С изумлением открыла для себя, что есть такая специальность – философ.

Тогда мы с подругой, которая была со мной солидарна, решили забрать документы из института и пойти искать по свету, где могут научить такой специальности. Подошли к преподавателю философии – спросить, куда пойти учиться. Оказывается, он закончил философский факультет МГУ. Он стоял в коридоре института и орал так, что студенты оборачивались: «Дуры! Какие вы дуры! Зачем бросать институт?! Доведите до конца, закончите хотя бы одно образование! Потом, если захотите, можно будет получить второе». Советский закон тогда еще позволял получить второе образование бесплатно. Его эмоциональный напор поколебал наши намерения, мы забрали из ректората заявления, в которых просили вернуть нам документы, и продолжили учебу.