Аманда отключила терминал, прижала ноги к груди и поморщилась. На всех стрессах последних дней цикл сбился напрочь, и теперь месячные нагрянули внезапно, без предупреждения и болезненно, заодно принеся с собой плохое настроение и грусть. В аптечке, конечно, лежал гипо, устраняющий все симптомы, но у Аманды была на препарат специфическая реакция. Обниматься с унитазом совершенно не хотелось, даже если бы это значило скорейшее избавление от боли и дурного настроения, так что она предпочла набрать на репликаторе код горячего шоколада.
Шурак пару дней назад сбросил ей обещанную первую книгу из серии «Лжецы в космосе», и чтение оказалось увлекательным. Инопланетная литература, конечно, воспринималась, как всегда, странно — даже при переводе на стандарт оставалось множество непонятных моментов, сюжет развивался по непривычным законам. Не говоря уже о том, что андорианцы в последние лет тридцать увлеклись аллитерацией и тавтограммами: воспринимать текст, где в каждом предложении слова начинались с одной и той же буквы, было временами мучительно. Но автор как-то очень неожиданно показывал людей — в его глазах они были загадочной и опасной расой. Один из главных конфликтов романа строился как раз на том, что андорианец полностью верит словам своей подруги-землянки, а она ловко использует свою способность скрывать эмоции, чтобы манипулировать им.
За чтением пролетело несколько часов, и Аманда с удивлением увидела, что уже девять, когда подняла глаза от падда. Уже девять — а значит, время собираться и идти на прогулку. Впервые эта идея не обрадовала. Выходить из дома, двигаться, говорить — всё это казалось невыносимым. Аманда с радостью осталась бы на диване с пледом, шоколадом и паддом. Но посол Сарек был не тем, кому можно позвонить по коммуникатору и сказать, что она плохо себя чувствует. Собственно, у неё не было никакой возможность связаться с ним. И, хотя не существовало никаких договорённостей, она не могла позволить себе просто не прийти.
Пришлось откладывать книгу и падд, вылезать из-под пледа и собираться, утешая себя мыслью о том, что ходьба полезна, и вообще, часок на свежем воздухе — и всё пройдёт. Убеждения шли туго. Самой себе в зеркале Аманда показалась неповоротливым бегемотом, и любимый ковроподобный шарф только усугубил ситуацию.
Надо было воспользоваться лекарством. Подумаешь, пара минут тошноты — зато потом никаких проблем. Но лекарства не хотелось, хотелось солёного сыра. И убивать.
Дождя не было, даже облака почти развеялись, и в небе висел узкий серп убывающей луны. Посол Сарек ждал на уже привычном месте, на другой стороне дороги, неподвижный и незаметный в полутьме. Когда Аманда закрыла дверь, он сделал шаг вперёд, поднял ладонь в приветственном жесте и спросил:
— Желаете ли вы сегодня также изменить маршрут нашей прогулки?
Логично. В прошлые дни шёл дождь, поэтому они наблюдали его молча и почти неподвижно, а сегодня осадков нет — значит, время куда-то идти. И в последний раз Аманда сказала, что гулять по дипкварталу ей надоело.
— Если вы не возражаете… — сказала она нетвёрдо. На разговоры тоже не тянуло, а уж на чёткий выверенный обмен информации с вулканцем — тем более.
Посол выразительно поднял бровь, обозначая таким образом удивление.
— Давайте дойдём до парка Свободы?
Посол согласился, и они неторопливо пошли к выходу. Аманда спрятала руки в карманы — было холодно, или ей это только казалось. Живот противно и утомительно ныл. Но ходьба действительно улучшала ситуацию, во всяком случае, отвлекала.
Наверное, на полпути к парку Аманда повернула голову и поймала направленный на себя внимательный взгляд. Обычно посол предпочитал смотреть на дорогу или строго на интересующие его объекты. Под его взглядом Аманда поёжилась.
— Ваше состояние удовлетворительно, мисс Грейсон?
Первым порывом было сказать: «Да, конечно», — но вспомнились «Лжецы в космосе». Для человека формальный вежливый ответ на такой вопрос — норма. Для андорианцев — ложь. Для вулканцев, которые считывают эмоциональный фон даже на расстоянии, наверняка, тоже. Не сбавляя шага, Аманда озвучила эти мысли — как есть.
Выслушав их, посол заметил:
— Оценку человеческой расы как лживой я нахожу излишне категоричной и не соответствующей действительности. Однако вы правы в том, что манера пси-нулевых рас искажать информацию для вулканцев непонятна. При этом я понимаю теоретическую концепцию лжи как сокрытия либо искажения информации и в целях эксперимента дважды прибегал к ней в ходе коммуникации с людьми.
— И… как вам? — не удержалась от вопроса Аманда.
— Не понимаю вашего вопроса.
— Вы нашли ложь… полезной? — она успела на ходу придумать аналог вопроса: «Что вы почувствовали?»
— С функциональной точки зрения на кратковременный отрезок времени — утвердительно. В долгосрочной перспективе — отрицательно.
— Всё тайное становится явным. У нас есть такое выражение.
— Полагаю, это утверждение верно с большой вероятностью.
— Можно спросить… о чём вы лгали?
Ничто в выражении лица посла не изменилось. Было невозможно угадать, оказался ли вопрос неприятным или неловким.
— Первый раз: я ответил утвердительно на вопрос вице-адмирала Балены, нахожу ли я вкус земных томатов привлекательным. Это ложь. Второй раз: на вопрос мистера Андресона, одного из представителей министерства культуры Земли, знаком ли я с земной поэзией двадцать второго века, я ответил отрицательно. Это тоже ложь.
Всю тираду посол произнёс ровно и спокойно, словно давал отчёт.
— Во втором случае, — продолжил он после небольшой паузы, — ложь не привела ни к каким последствиям. В первый — на следующей нашей встрече вице-адмирал предложил мне на обед томатный суп, употребление в пищу которого я нашёл отрицательным опытом.
Аманда чуть не хихикнула вслух, вообразив себе вулканца, который с каменным лицом давится помидорами, пожиная последствия первой в своей жизни лжи.
— Также я сделал наблюдение, — продолжил посол, — что многие земляне вместо лжи прибегают к другим способам сокрытия информации, например, к смене темы разговора.
— И я это только что проделала, — виновато призналась Аманда.
Они уже дошли до парка, начавшего облетать, но ещё густого и пышного, и брели по одной из закатанных в полипласт дорожек. Аманда подумала, что стоит прийти сюда ещё раз недели через две, когда листья осыпятся и будут шуршать под ногами.
— Утвердительно, — сказал посол.
— Моё состояние… — на самом деле, стало гораздо лучше. Но всё же не подходило под категорию «удовлетворительно» в вулканском понимании этого слова. — Моё состояние не идеально, но это поправимо. И не стоит внимания.
— Почему вы не прибегли к лечению?
Аманда ответила правду:
— Не захотела.
— Нелогично. Ваш пульс замедлен на двенадцать целых пятнадцать сотых процента по сравнению с обычным при сходной кардиологической нагрузке. Вы получили повреждение, приведшее к слабому кровотечению. Отказ от лечения нелогичен. Мисс Грейсон, я не понимаю причины вашей реакции. Что именно в моих словах вызвало у вас смех?
Аманда не могла остановиться и, к своему стыду, должна была признать, что удивление посла только делает ситуацию ещё смешнее.
