— А вас мама не наругает, детишки? — спросил брат Гришани, Дима, приобнимая Насвай, которая сразу присосалась к кальяну. К ней он относился как к сестрёнке.

— Очень умно, вот так самоутверждаться, — презрительно кинула Вера, и парни засмеялись. Она смотрела на них с ненавистью. Обычно она молчит, с иронией наблюдая за происходящим, но иногда находит на неё. Особое настроение.

— Зачем парни ходят в клуб? — вдруг спросила я, не замечая, что голос у меня был пришибленный.

— Глупый вопрос, — фыркнул Дима. — Если не компанией, как мы, то найти кого-нибудь… на вечер.

Мне резко захотелось с ним потанцевать, но спросить я не решилась. Так что я начала просто накидываться шотами и слишком громко смеяться.

Уже очень скоро я была довольно пьяна — мне это было привычно. А через какое-то время мы вышли танцевать. Я так хотела, мечтала, чтобы ко мне прицепился какой-нибудь парень, но танцевали мы с девочками в кругу.

Было невероятно душно и тесно, и мне нравилось. Если бы не чувство, что у меня из груди вырвали сердце. Но ни Вера, ни Насвай ничего не заметили. Ведь эта дыра была прикрыта чёрной блузкой.

— Как вам тут, девки? — захлёбываясь восторгом, заорала Насвай.

И вдруг меня обдало запахом сигарет и знакомой дрожью, когда мимо меня проскользнули. Прикосновение к лопаткам словно невзначай.

Я обернулась.

В темноте у него были обострённые черты лица, а мальчишеская ухмылка казалась галлюцинацией. Как и слегка завитые от влажности волосы. В них даже застряло пару снежинок, и я бы стряхнула их, если бы мы были одни.

Наверное, он выходил покурить.

Я не знаю, что он думал обо мне. Но он ничего не сказал — снова вернулся к барной стойке.

Девочки его не увидели.

— Я пойду куплю коктейль, — пробормотала я и пошла за ним. Он усмехнулся, когда я села за стул рядом с его. — Секс на пляже, — заказала я единственное, что знала. Его усмешка стала шире. Я резко повернулась к нему. — Давай сыграем в алкогольную игру? Задаём друг другу вопросы по очереди, честно отвечаем, а потом пьём.

Дурацкая, тупая игра.

В тот момент, когда он кивнул, в очередной раз поддаваясь мне («Ну и чего ты опять придумала?»), я не была боящейся его ученицей, которую надо было оберегать, ограничивать, ставить ей правила и рамки. Я была девушкой, с которой ему нравится вести игру — я видела это по его расслабленной ухмылке и полным любопытства глазам. Я чувствовала это в вольтах между нами, в его взгляде, застревающем на моей шее, на моих волосах, на скулах, отскакивающем от них к глазам, будто он боялся спуститься ниже.

Но я не была его девушкой. Я не знаю, кем я была — мы всегда где-то между. В воздухе между абзацами и пространством между вдохом и выдохом.

Тогда он казался таким близким. Снежинки были лишь в его небрежно разбросанных по лбу волосах, но не в голосе. Мне нравились такие иллюзии.

— Тогда я начинаю, — заявила я, когда мой коктейль был готов. Прохлада бокала приятно ощущалась в ладони. Я сразу же съела дольку апельсина, чувствуя, как он наблюдает за мной. И мне это нравилось. — Вопрос первый. Ты пришёл сюда кого-то найти… на вечер?

Он приподнял брови. И покачал головой, смеясь про себя.

— Я пришёл с Антоном, моим приятелем. Это ему надо кого-то найти. А мне тащить его пьяным до дома, — я опустила глаза, чувствуя, как пружина внутри расслабилась. Это так похоже на него — следить за всеми и всем. А я просто дурочка. Он сделал глоток своего коктейля. — Мой вопрос. Зачем сюда пришла ты?

Все наши разговоры, даже если казались абсолютно пустыми, всегда были с двойным дном. Словно у нас обоих был общий секрет. Словно у этой игры были какие-то правила, но ни мы, ни я о них не знали.

Здесь всегда было что-то.

Воздух погустел.

— Чтобы меня тащили до дома. Может, найти кого-то, — я сделала глоток. Ещё один. — Мой вопрос. Что ты обо мне думаешь? Любая мысль.

Мне так интересно, как ты меня видишь.

Он засмеялся. А потом задумчиво намотал локон моих волос на палец. Я замерла, чувствуя, как электрический ток проходит сквозь мои мышцы, кости, сжигая их к чертям.

— Что у тебя нет головы на плечах, и это не связано с возрастом. Что ты невыносимая и всё делаешь наоборот, что бы тебе ни сказали. Что ты злая стервочка, — он издал смешок. Я вспомнила, как говорила ему, что хочу поджечь волосы Сюзанны, и покраснела. Он тогда точно так же засмеялся. — Что это не для меня. Но, — он поднял на меня взгляд, — красивая.

Это могло бы прозвучать мило, как в фильмах. Даже несмотря на то, что он говорил это расслабленно и небрежно, несмотря на то, что он был слегка пьян — это мило не звучало. Это звучало как тяжесть, лёгшая мне на плечи, и камни в лёгких. Как невозможность. Как «это не для меня».

Как то, что всегда будет биться в стену между нами и колебаться перед чертой.

— Спасибо, — саркастически произнесла я. — За «красивую».

— Я думал, женщинам нравится, когда их считают стервами? — изогнул он правую бровь.

— Когда они на самом деле бесхребетные мямли.

Я вернулась к Вере и Насвай. Они смотрели на меня круглыми глазами.

— Это был Ильич?

Сердце пропустило удар. Ещё одно правило — никто не должен знать. Видели ли они, как он касался моих волос?

— Удивительно, — дёрнула я плечом. — Пришлось поздороваться.

И мы сразу же снова начали пить, будто этого случая и не было. Я выдохнула. Не заметили.

После его пламенной, полной комплиментов речи мне захотелось танцевать с парнями ещё больше. Мне хотелось, чтобы он, искря фейерверками, исходя злостью и ревностью, избил этих парней, а потом бы мы долго и страстно целовались.

Но я знала, что как и тогда, реальность вцепится мне в горло, когда я буду трахаться с другим, а он будет наблюдать — молчаливо и бесстрастно.

Но я всё равно, упрямая и «без башки на плечах», кокетливо поглядывала на других парней, изгибаясь в танце.

И один из них таки подошёл. Подплыл, тут же касаясь моих плеч, тут же притягивая меня за бёдра. Это так и работает — ты просто смотришь на парня, а он, даже не знакомясь, лезет к тебе танцевать?

Я кинула взгляд на барную стойку. Он разговаривал, видимо, со своим приятелем, и даже не смотрел на меня.

Это не было больно, это не было горько — это была другая галактика, а ты без скафандра. Это всегда прекрасная поэма, написанная на другом языке.

Так что я повернулась к этому парню. Он был не настолько симпатичный, но вполне обычный. За тем исключением, что пьяный в дрова. И его мутные глаза, как и руки на бёдрах разом вызвали ненужные воспоминания. Сердце толкалось сквозь рёбра, и мне хотелось выблевать его, как и все остальные внутренности.

Я оттолкнула его, чувствуя, как меня саму ведёт, но как дрожит что-то внутри. И испуганно посмотрела на Александра Ильича — видел ли?

Меня вдруг охватил тот же самый мандраж и та же тошнота, та же дрожь, как перед нашим первым поцелуем. И я отчётливо поняла, почему я тогда, после конференции, призналась ему в любви.

Потому что точно знала, что он посчитает меня сумасшедшей. Потому что точно знала, что оттолкнёт.

В клубе долбила музыка, в клубе танцевали люди, а я стояла посреди толпы, обнимая себя за плечи, и думала, что на самом деле никогда не хотела, чтобы меня любили. Это же я и получила.

Я посмотрела на него, вытирая слёзы со щёк. Я могла бы сказать ему про того мужчину на вечеринке. Могла бы сказать про этого парня. Могла бы сказать, что это для меня значит. Но реальность, придавившая каблуком к асфальту, говорила: это только твоя проблема. Во взрослом мире люди несут ответственность. Никто их не изобьёт и не прижмёт тебя к груди.

Мне захотелось уйти.

Я подошла к нему, притворяясь гораздо более пьяной, чем я была на самом деле. Он поддержал меня за талию. Мы вышли из клуба вместе, и я не замечала, как Вера наблюдает за нами.

— Пожалуйста, — вдыхая дым от его сигареты на улице, пропищала я. — Я могу у тебя переночевать? У меня дома… Ира. Она меня убьёт, если узнает, насколько я пьяная.