– Я научилась изменять масштаб, – похвасталась мама. – То делаю карту маленькой…
Мама кликнула мышкой. На экране появился план поселка – такой сжатый, что виден и Петергоф, и залив, и даже уголок Кронштадта. Точка полностью слилась с квадратиком.
– …то большой, – продолжила мама.
Теперь на экране был только участок с планом домика. На этот раз красная точка оказалась чуть-чуть в стороне от квадратика. Лёшка положил руку на ноутбук – точка и квадрат слились.
– Хватит играть, – улыбнулась мама, – мой руки и обедать.
– Лёша, ты почему на том углу задержался? Там была собачка? – спросила Катюша.
Катюшка совсем не боялась собак. Если встречала на улице собаку, то старалась ее погладить и потискать. Если собака гавкала за забором, Катюшка никогда не позволяла брату себя увести, пока он не скажет, что это за порода.
– Нет, просто дом прикольный. Как будто восточный дворец. Это…
– Мавританский стиль, – подсказал МИК.
– Мавританский стиль. Башенки высокие, с окнами, будто в них принцессы живут.
Катюшка вздохнула. Дворцы с принцессами она видела в книжках и мультиках. Собака – куда интереснее.
Лёшка заторопился в ванную. Еще дождется, что мама начнет допытываться, почему он так долго глазел на мавританский стиль. Придется врать и дальше, а правду говорить нельзя: мама очень боится военных находок, оставшихся с войны. Ее брат в школе бросил с ребятами мину в костер, хорошо, лишь оглох.
«Еще и Катюшка будет подглядывать», – печально подумал Лёшка, споласкивая руки под бьющей струей. Потянулся к полотенцу…
– В раковину утекло двадцать процентов вредоносных бактерий, угнездившихся на твоих ладонях и запястьях, – вежливым, но издевательским голосом сообщил МИК. – Ты лапал мяч, когда бил штрафной, ты хватался руками за траву, а сейчас почему-то решил только смочить пальчики.
– Ты проанализировал мои руки? – изумился Лёшка. – Точно осталось восемьдесят процентов бактерий, а не семьдесят семь?
– Нет, я предположил. Если я скажу, что ты смыл четверть бактерий, тебе станет легче? – столь же ехидно спросил МИК.
– Может, ты рекламируешь жидкое мыло? – проворчал Лёшка.
МИК проигнорировал такое обидное предположение. Поэтому Лёшка вздохнул, мысленно похвалил папу за настоящий водопровод в загородном домике, выдавил на ладони увесистую пригоршню жидкого мыла, ожесточенно растер, смыл грязноватые струйки и лишь после этого потянулся к полотенцу. Но тут же передумал и заодно вымыл лицо, сняв очки.
– Молодчина! – одобрил МИК. – Сейчас все твои ручные бактерии плывут на очистную станцию и стонут: «Что за Всемирный потоп?!»
– Молчи, пока я их жалеть не начал… – вздохнул Лёшка.
* * *
После обеда Лёшка остался дома. Из-за пробежки побаливали ноги, идти никуда не надо, да и стемнеет скоро. Мама наконец-то включила телевизор. Перед этим сказала: «Хорошо, что ты рядом, можно не наблюдать».
«Она что, так и будет десять дней сидеть с планшетом, пока эксперимент не окончится? – подумал Лёшка. – Еще ей понравится за мной подсматривать. Потратит все деньги, которые получила, чтобы купить мне обычный родительский браслет. Впрочем, зачем? Я и прежде почти не гулял».
По привычке прилег на диван, взял планшет, стал строить пирамидки…
– Ты знаешь, что прокрастина́ция является хронической и неизлечимой болезнью? – с искренним сочувствием спросил МИК.
– Про… Прокра… Кто кого прокрал? – шепотом спросил удивленный Лёшка.
– Прокрастинация, – пояснил МИК, – откладывание важных дел на пото́м, воровство собственного времени. Тебе задали «домашку»?
Лёшка кивнул, но продолжил. И тут на экране планшета поверх игры закачалась надпись: КОНЧИЛ ДЕЛО – ИГРАЙ СМЕЛО!
Очередная пирамидка пролетела мимо цели и распалась на облако разноцветных шариков, а те растворились мыльными пузырями.
– Ну вот!.. – с энтузиазмом сказал МИК. – А знаешь ли ты, как это здо́рово – играть, когда «домашка» уже сделана? Честное слово, это удовольствие совсем другого вкуса!
– Ты что, к моему планшету подключился? – спросил Лёшка.
– Ну да, – чуть виноватым тоном признался МИК. – Зато потом сможем как следует прогуляться в Интернете. А сначала лекция про прокрастинацию.
– Ты к принцу тоже будешь приставать с этой прокрой в его колледже?.. – вздохнул Лёшка.
– Еще не решил, – ответил МИК и добавил добрым, наивным тоном: – Я на тебе потренируюсь. В общем, слушай. Прокрастинация – это…
«На ком тренироваться, если не на подопытном кролике?» – печально подумал Лёшка.
Что такое прокрастинация, он уже понял, попросил МИКа замолчать и взялся за «домашку».
Иногда спрашивал подсказки. Думал, прибор начнет занудствовать: мол, шевели мозгами, вспоминай! Нет, МИК был и калькулятором, и словарем и даже в примерах помогал.
Лёшка окончил «домашку» и задумался. Надо было сделать что-то еще. Что? И вспомнил авиабомбу. Он же хотел написать письмо в полицию.
– МИК, ты чего не напомнил? – упрекнул Лёшка электронного друга.
– Так ты же не просил, – беспечно ответил МИК.
Лёшка неодобрительно покачал головой. Про «домашку» напомнил. Про пробежку – тоже.
А тут – забыл. Видимо, ему эта идея не нравилась.
Стал сочинять и мучиться. С первой строчкой воевал чуть не полчаса. «Уважаемая полиция…» «Уважаемая полиция Мартышки…» «Уважаемый дежурный…» МИК не помогал, напротив, хихикал, подсказывал шутилки. «Уважаемая полиция и вся королевская рать». «Уважаемая полиция – вы мартышки». «Уважаемый дежурный, недавно контуженный урной». Уж на что Лёшка был тихоней, но если бы так мешал приятель, давно шарахнул бы его подушкой. А может, и табуретом. Пару раз хватал себя за уши – вырвать динамики.
МИК тотчас же извинялся, да таким искренним тоном, что Лёшка махал рукой и возвращался к письму.
Наконец просто написал: «Здравствуйте».
Дальше стало еще труднее. Надо было объяснить, как он узнал, что в земле – бомба.
«Я много изучал историю Великой Отечественной войны и знаю, как выглядят следы неразорвавшихся авиабомб».
– Правда, много изучал? – спросил МИК.
«Он что, стал читать мысли?» – испугался Лёшка. Но тут же сообразил: эти слова написаны на листе бумаги, МИК прочел их через очки.
– Вообще-то мало, – признался Лёшка. – Расскажи, какие тут были сражения?
МИК без всяких шуточек, а, напротив, дельным тоном начал рассказ. Лёшка узнал, что, оказывается, Ораниенбаум немцы не захватили.
И Мартышкино тоже. Территорию, примыкавшую к Финскому заливу, обороняли батареи форта Красная горка и корабельные пушки Балтийского флота. Три года враг не мог ничего поделать с этим клочком земли, несмотря на превосходство в самолетах и танках. Как в старину, все решили пушки, потому что они были очень больших калибров. Потом, в 1944 году, с Ораниенбаумского плацдарма наши войска ударили в тыл фашистам и окончательно прорвали блокаду.
МИК рассказывал и показывал. На экране появлялись черно-белые фото кораблей и огромных береговых орудий. Снаряды, которыми они стреляли, руками было не поднять, можно было только подкатить к орудию на специальной тележке. МИК показал карту линии фронта. Оказывается, передний край проходил недалеко, между Мартышкином и Старым Петергофом. Понятно, почему здесь падали бомбы.
– И все же, как я смог догадаться? – подумал вслух Лёшка.
На планшете появились новые фото, уже современные, цветные. На них работали саперы, выкапывали из земли боеприпасы. Были и рисунки-схемы: мины и снаряды в глубине, техника для разминирования.
– Здо́рово! – сказал Лёшка. – Ты это все в Интернете нашел?
– Конечно, – ответил МИК и добавил без всякой скромности: – Я не просто супер-консультант – я супер-хакер. Для меня закрытых ресурсов не существует.
– Здо́рово! – повторил Лёшка. – Только я ничего не понял.
– Напиши просто: «Судя по почве, в ней авиабомба». Будешь писать подробней – запутаешься. И не надо подписываться. Анонимку про взрывчатку проверят обязательно.