Хейли словно не взглядом одаривает, а фак мне показывает.
– Я тоже люблю тебя, чертовка!
Взлетев по лестнице в свою комнату, я погружаюсь в эсэмэски.
Сердце екает дико и судорожно. Себастьян прислал пять эсэмэсок. Пять!
Уезжаю в среду после обеда.
В четверг встречаюсь с редактором и с издателем.
Издателя я еще не видел. Жутко нервничаю, честно говоря.
Вдруг сообразил, что ты, наверное, ужинаешь с родителями.
Прости, Таннер!
Деревянными пальцами я набираю ответ.
Это ты прости, родители заставили отложить телефон.
Я рад за тебя.
Я набираю то, что приходит в голову следом, и, затаив дыхание, нажимаю «Отправить»:
Надеюсь, поездка пройдет удачно.
Буду скучать на семинаре.
Ответа нет минуту.
Пять.
Десять.
Себастьян не идиот. Он знает, что я бисексуален. Он наверняка догадался, что я на него запал.
Чтобы отвлечься, я пролистываю снэпчат Осени. Вот ее нога в тапочке. Вот раковина, полная немытой посуды. Вот крупный план ее сердитого лица, а ниже подпись «Настроение сейчас». В итоге я выхожу из снэпчата и открываю ноутбук.
Нужно разобраться, с чем я имею дело. Вырос я в Калифорнии, разумеется зная, что мама из мормонов. Просто ее рассказы, которые я слышал нечасто, наводили на мысль, что СПД – это какая-то секта. Лишь после того как переехал и пожил здесь немного, я почувствовал, усвоил лишь набор стереотипов. Меня очень удивило, что мормоны считают себя христианами, хотя представители других направлений этой веры могут не согласиться. Еще выяснилось, что СПД уделяют много времени служению, то есть помощи другим. Впрочем, помимо запрета на кофеин, выпивку, сквернословие и внебрачный секс, мормонизм для меня по-прежнему – темный лес.
Как обычно, выручает гугл.
Вопреки всем моим приколам о храмовом белье, выясняется, что это не просто исподнее повышенной скромности, а физическое напоминание о заветах, заключенных в храме. Кстати, слово «завет» у них буквально через одно. Такое ощущение, что у СПД собственный язык.
Верхушка СПД – сплошь мужчины.
В одном мама попала в точку – у мормонок жизнь дерьмовая. Разумеется, они рожают детей (согласно их Церкви, это неотъемлемая часть Божьего замысла) и при желании могут служить на миссии, но большой властью в традиционном ее понимании не обладают. Женщины не могут иметь чинов и принимать решения, существенные для церковной политики.
Единственная в мире тема, которая доведет мою маму до бешенства, – именно то, что с недавних пор интересует меня больше всего (если не считать Себастьянова белья). Итак, у мормонской церкви богатая история нападок на геев.
Сейчас СПД осуждают конверсионную терапию, но из этого не следует, что она не применялась и не разрушила много-много жизней. С маминых слов, общая ситуация такова: мормон открывался своим близким, и те быстренько отправляли его «на переделку». «Переделка» означала помещение в психиатрическую клинику и электросудорожную терапию. Еще применяли аверсивную терапию, которая напугала меня, лишь когда я сообразил, что людей одновременно пичкали рвотными препаратами и гомоэротическими материалами. Если верить интернету, более «гуманные» виды терапии включали пристыжение, реформирование стереотипных моделей мужского и женского поведения, свидания, гипноз, какую-то оргазменную коррекцию – в общем, полный атас.
Двадцать восемь лет назад, когда тетя Эмили совершила каминг-аут, родители поставили ее перед выбором: конверсионная терапия или анафема. Нынешнюю позицию СПД по отношению к квирам без бутылки не разберешь.
Во всех заявлениях СПД на эту тему красной нитью проходит, что секс допустим только между мужем и женой. Но, как ни странно, мормоны разделяют влечение к представителям своего пола и так называемое гомосексуальное поведение. Грубо говоря: парень западает на парней = нам по барабану; парень целует парня = грех.
Самое смешное, что после категоричных высказываний о том, что гомосексуальному мормону надлежит поджать хвост и страдать до конца дней своих во имя Бога, большинство СПД официально заверяют, что Господь одинаково любит всех детей Своих, поэтому каждый человек заслуживает любви и уважения. В заявлениях подчеркивается, что семьи ни в коем случае не должны отторгать избравших иной образ жизни; что должны… напоминать таким людям о последствиях их выбора.
И, разумеется, все местные слышали сенсационную новость, пару лет назад облетевшую выпуски новостей, – меняются установки, согласно которым заключившие однополый брак считаются апостатами (или вероотступниками, спасибо, гугл!), а детям, живущим в таких семьях, запрещено участвовать в церковных таинствах до тех пор, пока они, повзрослев, не осудят гомосексуальные отношения и не обратятся в веру.
Резюме: любовь и уважение только тем, кто живет по правилам, остальные идите вон.
Понимаете, о чем я? Без бутылки не разберешь.
Где-то в постели вибрирует сотовый. В комнате я один, поэтому, как ныряю под одеяло, никто не видит.
Завтра я целый день в Бригаме Янге.
Не успевает экран погаснуть после первого сообщения, как прилетает новое:
Между нами что-то происходит. Что-то происходит с тех самых пор, как наши взгляды встретились на первом семинаре.
Хочу увидеть Себастьяна, пока он не уехал. Мне все равно, что скажет мама. Мне все равно, чего требуют догмы СПД.
В конце концов, это не моя религия.
Во время ланча за территорию школы выходить запрещено, только это правило никто не соблюдает. Кампус окружен ресторанами быстрого обслуживания, вроде «Дель Тако»[20], «Панды-Экспресс»[21] и «Питы-Пита»[22]. За пять учебных дней в неделю мы четырежды бегаем перехватить что-то нехитрое.
Если честно, я в курсе, что основной предмет у Себастьяна – английская литература (тут индукции с дедукцией особо не требуется), а еще знаю – он сказал мне в библиотеке, – что ему нравится бывать в университетском Центре искусств Харриса[23], потому что там тихо.
Сегодня во время ланча я заказываю в «Панде-Экспресс» две порции еды.
До переезда в Юту я слышал о СПД от людей, которые, похоже, никогда не имели с этой церковью ничего общего. «Они выдают дочерей замуж в двенадцать! Они многоженцы!»
И первое, и второе – ерунда, полигамию, кстати, запретили в 1890 году. Благодаря маме я понимал, что мормоны – просто люди, и думал, что мормонские подростки ничем не отличаются от своих сверстников из Пало-Альто. Самое невероятное то, что они отличаются. Еще как! В плане лоска они похожи на верх кривой Гаусса: чистенькие, одежда скромная – такие опрятные-преопрятные.
На мне джинсы, дранные лишь местами, и старенькая футболка фаната «Соушл дисторшн»[24] поверх синей термомайки. Понятно, что появиться в таком прикиде в кампусе Университета Бригама Янга – все равно что натянуть пурпурный костюм цыпленка и лунной походкой пройтись по двору. Семестр только начался, и у главного студенческого центра проходит какая-то молодежная программа. Вокруг много длинных юбок, скромных рубашек, гладких, аккуратно постриженных волос и искренних улыбок.
Несколько парней играют с фрисби, один роняет тарелку и беззлобно орет: «Черт тебя дери!»
Три девчонки играют в ладушки и сами себе подпевают.
Университет Бригама Янга именно такой, каким представлял его я, и, наверное, такой, каким надеялись увидеть его основатели сто сорок лет назад. Он через дорогу от средней школы Прово, а кажется, что в другой вселенной.
В Центре искусств Харриса на удивление темно и тихо. Современная архитектура создает обстановку, больше подходящую суровым технарям, чем любителям изящных искусств. С верхних этажей, как в прямоугольной раме, открывается вид на первый этаж. Каждый звук – мои шаги по мраморному полу, ропот голосов – эхом разносится по всему атриуму.
