Совсем окончательно она удостоверилась в своем решении относительно его, когда однажды увидела, как он заигрывал с пациенткой, а после этого на следующий день имел наглость Наде напевать о любви. Надя, для себя тогда решила – интуиция ее была права, каким был он бабником – таким и останется. Нет, Леонид Анатольевич определенно не ее вариант.

– Ну что, милые дамы и леди, пусть новый год нам принесет любовь! – под звон бокалов улыбнулся Лалетин, – скользя взглядом по губам, пригубившим бокал, тонкой шее и приоткрытой на верхнюю пуговицу белой блузочке, надетой под распахнутым медицинским халатом.

– За любовь в самом широком и глубоком смысле этого слова, – согласилась Вера Андреевна.

– За любовь, – согласилась Надя, стараясь не пересекаться взглядами с пожиравшим ее глазами хирургом. Ей хотелось иной любви. Героя, который спасет, укроет, убаюкает, защитит – от всех этих пошлых даже слов и взглядов. На такую и она отзовется всем своим сердцем. И она укроет своего принца от всякого в мире зла, зависти и лести, сделает все, что будет в ее силах. Силе любви. Именно за такую – чистую и светлую, настоящую – она допила до дна бокал в новогоднюю ночь.

Вдруг дверь кабинета скрипнула и распахнулась. Взгляды трех коллег устремились на непрошенного гостя.

На пороге стояла Света.

– Я тоже хочу отметить с вами Новый год, – впилась в бутылку роженица жадными глазами.

Умаявшись после новогодней ночной смены, Майоров проспал до обеда. Проснулся от запаха свежей выпечки, сочившегося из кухни сквозь неплотно прикрытую дверь.

«Все-таки хорошо в чем-то с маманей жить даже если тебе уже за тридцать…», – подумал он, нарочито втягивая носом воздух. Мороз стекла деревянного дома разрисовал узорами, а по комнате от печи разлилось тепло. Тепло и нега разошлись по всему телу Майорова. «Вот бы женушку такую встретить, как мать – хозяюшку», подумал он, сладко зевнув. – «И конечно, красавицу».

Тут он вспомнил, что загадал на ночь сон, в котором хотел увидеть невесту, судьбой нареченную, чтобы интереснее было к девушкам приглядываться. Но ничего припомнить не смог, сколько ни старался. Видимо, слишком накануне перенапрягся, вымотался.

Пока пытался припомнить незаметно для себя снова оказался в объятиях морфея. Идет он по зеленой лужайке, а впереди холм зеленый, а на том холме девушка, юная симпатичная. Стоит вся в белом, и словно в золотом свете, исходящем на нее откуда-то сверху, видимо, от солнца. Продолжает навстречу идти, а она руки тянет, словно просит о помощи. Слов, правда, не слышит. Только наблюдает. Милая такая, русоволосая, светлоглазая… Хотел поспешить на помощь, ускориться. Да только споткнулся, будто на ровном месте, и сидит, как вкопанный. Пытается подняться, прикладывая усилия. Взглянул на гору, а образ девушки становится менее четким.

«Надо же что под утро привиделось», – провел по щетине Майоров, слегка похлопав себя по щекам, желая убедиться, что проснулся, и то был сон, а не явь. Уж очень ему по душе пришелся образ девушки.

– Саша, мне показалось, или ты проснулся, – заглянула мать, предварительно постучав в дверь комнаты Майорова.

– Да, мам. Запах пряжеников долго спать не велит…

– Давай вставай, чай горячий наливай… – заботливо проговорила Мария Павловна. – доставая с печи недавно испеченный пряженик.

– Мам, а я во сне невесту увидел, – захотелось поделить Майорову с матерью на ее излюбленную тему.

– Ну и как она? Надеюсь, деваха работящая, сможет о тебе позаботиться.

– Юная совсем девочка такая приятная… Самому о ней захотелось позаботиться… – мечтательно протянул Майоров, усевшись за стол и отломив ломоть пряженика.

– Сны-то, сынок, может, и от лукавого. Запорошат тебе мечтами голову. Лучше бы ты на реальных девушек заглядывался. Вон за тобой сколько девок бегает, – принялась назидать своего взрослого сына Мария Павловна.

– Это кто же? – Александр выжидательно посмотрел на мать, произнеся вопрос с нарочитым удивлением, мол, кого же предложит ему мать из невестушек.

– Да хотя бы Тоня, с кем ворковали на чердаке по выходным…

– Нуу… это уже дела минувших дней, я слышал Тонька уже замужем, вроде даже ребенок есть, – отмахнулся от предложения матери мужчина.

– Я думала. У вас серьезно все, любовь…

– Что и было, то прошло, – подытожил Майоров отношение к бывшей пассии.

– А как тебе Лена?

– Это какая такая Лена???

– Норышкина.

– Ма, ты че – мы же типа родственники, вроде брат я ей там троюродный.

– Смею напомнить некровные – ваши дед и бабушка были сводными. Очень порядочная девушка.

– Ма, ты че, какая девушка, – еще больше набычился Майоров, да она лет на семь старше меня. – Нее, мне приснилась совсем другая девушка…

– Да, кто там тебе приснился, Саша. Вон какой взрослый, серьезный милиционер, а все вверишь в сны да сказочки, – всплеснула руками от досады за сына Мария Павловна. – Норышкина была бы верная и заботливая.

– Мама, это ты у меня заботливая, такими вкусными пряжениками сына порадовала.

Мария Павловна расплылась в улыбке.

– А жена мне нужна любимая, – продолжил Майоров, желая поставить точку в разговоре, принимавшем докучливый разворот.

– На работе у тебя коллега работает? Женщина в погонах, по-моему, это серьезно.

– Ма, вот мне и нужна жена, милая любимая, а не начальник в юбке, не домоправительница.

– Любимая – это, сынок, хорошо. Только, знай, что любить ее всю жизнь придется. Каждый день, а вместе с этим и прощать, и заботиться.

– Смотря что прощать.

– Если не все, то многое, – вздохнула Мария Павловна.

– Ма, да ты у меня будешь золотая теща.

– Не теща, а свекровь. Даже не разобрался в родственных узах.

– Придет время – разберусь.

– А твои подружки Зинка с Иринкой не любятся?

– Не, не любятся. Пустышки-болтушки, – снова отмахнулся Майоров.

– Ну тебе, сынок, не угодишь, – улыбнулась Мария Павловна. – Теперь понятно, почему ты до сих пор не подобрал себе невесточку. Пророешься, Саша, разберут всех путевых девушек.

– Мая судьба от меня не уйдет. Как ты сама говорила, от нее не спрячешься.

– Ну смотри, сынок, не плошай…

– Мам, я же сыщик! Разыщу свою любимую.

– Та что приснилась в фееричном сне после новогодней ночи. Ну что ж, сын, в жизни всякое случает, – согласилась с блажью сына Мария Павловна, очередной кусок пряженика.

Надя проснулась ни свет ни заря. Отчего-то на работу сегодня ей очень хотелось. Хотелось узнать, что случилось все-таки с малышкой – вдруг эта все же передумала. Вдруг объявился отец девочки или Светины родители, или, наконец, у нее взыграло природное чувство материнства. Ведь даже волчица не бросит своих детенышей! Ну да, трудно… А как же девочке? Разве малышке расти без матери будет не трудно? Переживала за ребенка девятнадцатилетняя Надя, уже, подумывая, не взять ли себе ребеночка, если Света все-таки в своем отказе не передумала, и муж не разрешит удочерить малышку Вере Андреевне.

Хорошо сказать, взять, а растить-то как собралась – тут же атаковала она себя противоречивыми мыслями. У самой-то, как говорится, ни дома, ни улицы. Живешь на зарплату медсестры. Одна мама, да сестренка младшенькая за многие километры сами как-то перебиваются. Да уж… вся надежда на спокойную судьбу девочки теперь в руках Веры Андреевны, а точнее ее мужа, за которым последнее слово. Помоги Господи им принять верное решение! – в сердцах воззвала Надежда, подивившись своему искреннему восклику.

Чтобы как-то отвлечься от переживаний, Надя решила заплести себе колосок, благо время перед выходом на работу позволяло. Плетение косичек с детства доставляло ей особенное удовольствие. Вот и сейчас, стоя перед зеркалом, она периодически смотрелась в него через плечо, чтобы проследить прическу сзади. Перекинув русую косу через правое плече, девушка провела помадой по губам, взмахнула кисточкой туши по ресницам. Накинула шубку.