– Послушайте, а его сознание еще в этом теле? – встревоженно поинтересовалась "внучка".
– Возможно. Но это ненадолго, скоро оно отправиться туда куда ему положено. Мы в этом ему никоим образом не мешаем. Вы же сами понимаете, мы не какие-нибудь злодеи…
– Значит он нас может слышать? – не унималась она.
– Возможно.
– А можно глянуть ему в глаза? – последнее было произнесено одновременно и с любопытством, и со страхом.
– Как хотите.
Мои веки кто-то приподнял. В поле зрения появились знакомые лица: хозяин квартиры, Леночка и я. Все трое внимательно смотрели на меня.
– Ой! Его глаза немного двигаются. Какой ужас! – заверещала девушка.
Веки вновь опустили.
– А вот и наши архаровцы!
Раздалось шуршание. Я почувствовал, как на тело что-то надевают. Стало совсем темно.
"Это же черный целлофановый мешок".
Тело, покачиваясь поплыло ногами вперед.
"Несут к грузовому лифту, как вчерашнюю бабку"
Чувство тошнотворного страха душило меня, но сделать я ничего не мог.
Абстракционизм
– Глянь, Вер! Ну и мура здесь по навешена! Я сразу даже не обратил внимание!
– Где?
– Да вон, вон и вон… И вон еще одна… – я стал указывать пальцем на картины, развешанные на стенах ресторана, в котором мы сидели уже часа два.
Жена, всматриваясь немного сощурила глаза.
– Аб-страк-ци-о-низм, какой-то – выговорила она с трудом уже заплетающимся языком.
– Ага! Абстр… – мой язык заплетался еще больше – Тьфу ты! Без ста граммов и не выговоришь!
– Сереж, да ты уже грамм четыреста выпил.
– Тем более… В общем одним словом – мазня!
Ресторан при нашей гостинице был довольно симпатичным, даже я сказал бы, пафосным. В темных тонах. С колоннами. Пышными люстрами. Большими сервированными столами в окружении кресел и диванов с важно изогнутыми ножками и подлокотниками. На стенах драпировка из бардовой ткани. Пол под мрамор. При входе в зал пара рыцарей с длиннющими мечами. Белоснежная каменная или гипсовая (не понятно) голая дама в античном стиле. Напольные вазы с пластмассовыми цветами. И еще много всякого разнообразного декора, так что в глазах рябило.
Официанты тоже были, под стать интерьеру, очень важные… Но угодливые. В белых рубашках с черными бабочками. Без конца подходили и спрашивали: "все ли у вас хорошо?", или "хотите еще что-нибудь заказать?", или "может еще водочки?" А когда что-то ставили на стол или убирали с него наклонялись, не сгибая спины, как будто вместо позвоночника им какую палку вставили.
Из многочисленных динамиков постоянно звучал однообразный шансон. Нет, не совсем, конечно, однообразный: пел то мужской, то женский голос, то хриплый, то немного сиплый… Всякие там припевчики… И надо сказать честно, неплохо гармонировал с беленькой, точнее с ее туманящим эффектом.
Во всем этом калейдоскопе поначалу я даже не приметил этих живописных творений. Точнее заметил, что висят какие-то картины, но какие сразу не разглядел. Уж очень много было всего и сразу. Но постепенно после борща со сметанкой, свиной отбивной, жаренной картошечки с грибами и луком, сальцем, солеными огурчиками и главное после окончания графинчика с водкой, когда взгляд, вслед за телом, отяготился и стал по долгу задерживаться на всевозможных окружающих объектах… Вот тогда я их и разглядел! И вот они-то мне очень не понравились. Все компоненты окружавшего "салата" как-то вполне уживались друг с другом, но эти художества из разноцветных пятен… Будь я здесь хозяин – убрал бы их к чертовой матери.
– С-сереж – моя икнула – Ой! Сереж. Ты просто не понимаешь этого искусства. Тут надо… – она задумалась – тут подготовка нужна, чтобы понять их скрытый смысл. О!
– Ну какой, Вер, смысл? Ты чего? Вот иди сюда – я с трудом встал из-за стола, толкнув его своим не маленьким, а за время трапезы ставшим еще больше, животом.
– Ну чего тебе не сидится, Сереж?
– Вот объясни мне, дураку, какой здесь тайный смысл? – я расположился напротив ближайшего от нас произведения изобразительного искусства, висевшего над декоративным камином – кляксы, кляксы, кляксы…
Выдернув свой зад, из тесноватого для него кресла, Вера подползла ко мне, заранее приняв вид проницательного эксперта.
– Что ты здесь видишь? Лично я, кроме разноцветной грязи в рамке, ничего!
Сложив руки на объемистой груди, она принялась внимательно рассматривать пятнистое творение. Я же с не меньшим вниманием стал рассматривать ее лицо. К моему удивлению, его выражение стало быстро меняться. Деланная важность исчезла, а на ее месте возникло недоумение, стремительно сменившееся ужасом. Руки перекочевали на пухлые щеки, сплющив их пальцами.
– Ой! Какой ужас!
– Ты о чем!
– А ты, что не видишь, что здесь нарисовано?!
– Конечно вижу. Какие-то пятна.
– Да ты что?! Здесь же такое изображено… Смотреть страшно!
Я уставился на картину, но хоть убей, кроме кучи каких-то пятен, ничего не видел.
– Да чего ты здесь увидела?
Можно было подумать, что она решила меня разыграть, но я-то хорошо знал ее чахлые артистические возможности. Так правдоподобно изобразить испуг она не смогла бы. Натурально испугалась, в этом сомнения не было.
– Боже мой, какая жуть!
– Да какая?! – я начал раздражаться.
– Кого-то раздавила огромная машина… Прямо в месиво… Кажется женщину…
Я вытянул вперед голову, напряженно вглядываясь.
– Где женщина?
– Да вот же – Верка ткнула пальцем в направлении какой-то разноцветной кляксы.
– Хоть убей не вижу!
– Ну вон, у нее еще волосы коричневые, видишь?
На самом деле на одном конце кляксы было немного коричневого.
– Цвет прямо как у твоих…
– Тьфу на тебя, зараза!
– Да ладно, ладно, успокойся. А где машина?
Она показала на какое-то пятно гораздо большего размера, вытянутое, оранжевое с черными включениями.
– Ну у тебя и фантазия, Вер! Не ожидал!
– Какая к черту фантазия… Еще вот видишь две собаки – одна черная, другая рыжая.
Где она указала и вправду были два мазка черного и рыжего цвета. Но чтобы назвать их собаками? Нет столько я не выпью!
– А вот еще какой-то странный мужик стоит. Похоже чокнутый…
Я посмотрел на супругу изобразив на своем лице максимум доступного мне сарказма.
– Так Вер, тебе сегодня больше не наливаем!
– Ой, юморист! – она пошла назад к столу – Все, хватит эту гадость смотреть.
Вся эта ситуация меня завела. Мне очень захотелось разобраться, правда ли тут нарисовано что-то конкретное, а я, совсем тупой не вижу или это у моей слишком бурно разыгралось воображение.
Как раз к нашему столику в очередной раз направлялся официант.
– Послушай, любезный – я схватил его за руку и притянул к себе, прежде чем он успел открыть рот – вот только честно… Хорошо?
– Конечно – опешив, сходу согласился тот, даже не поняв, о чем идет речь.
– Вот что ты видишь на этой… – я прочертил в воздухе пару кругов свободной рукой – так сказать, картине. Только не ври!
– Да я, по правде, ее никогда и не рассматривал…
– А ты рассмотри… Ну попробуй. Ну же!
Он на самом деле внимательно на нее посмотрел, наклонил голову немного в одну сторону, потом в другую.
– Ну чего?
На его лице изобразилось недоумение.
– Честно говоря… – начал он протяжно.
– Конечно честно! – перебил я его в нетерпении.
– … ничего определенного.
– Вот! Вот и я об этом! Дай пять – я крепко сжал его руку и начал трясти так, что вместе с ней в движение пришла и добрая половина остальных частей его тела – слышала Вер, человек на ней ничего не видит!
– Слышу, слышу… Иди уже за стол – в голосе звучало нескрываемое раздражение.
Я заказал еще сто грамм, жена же перешла уже на кофе и "сладенькое" (только сладенького этой стройняшке не хватало!). Тортика ей захотелось… Птичьего молока.
