После последнего приёма пищи мы с Валекианом думали, как же обезвредить доктора. Поскольку он значительно больше каждого из нас, мы сначала хотели подговорить пять старших мальчишек, и всем вместе наброситься на него в лаборатории. Но нет, нужно идти уже без ошейников, а незаметно днём это не сделать. Ночью он спал в своей каюте, вход в которую осуществлялся только по паролю. А раскодировать дверь без лишнего шума у нас точно не получилось бы. И тут меня осенило! Если дети умирали от сыворотки, сделанной из моей крови, то что будет если доктору ввести мою кровь?

Старый вариант сыворотки мне точно не получилось бы достать, а от новой он мог не умереть. Я не стал обсуждать этот вариант с Валекианом, а только сказал, что мне нужно проверить одну теорию. В моём сознании снова всплыла картина «фокуса с жабой», и последствия осознавались чётко. Друг мог испугаться, чего я опасался больше всего.

Доктор всегда испытывал свои препараты сначала на мышах разных видов. Мыши находились в отдельной комнате, за ними ухаживала девочка по имени Сарин, самая младшая из нас, ей было около семи стандартных лет. За завтраком я подсел к ней и попросился сходить с ней к мышам во время её дежурства. Она удивилась, но после объясния, что это нужно для прекращения исследований, она согласилась.

Я пришёл к Сарин после обеда, когда было время кормёжки животных. Она насыпала им корма, меняла воду в автоматических поилках. Пришлось попросить девочку посторожить у двери, чтобы она сама не увидела, что я делаю. Мне попалась на глаза клетка с самой большой мышью, уплетавшей корм. Несколько дней назад, я стащил из столовой маленький нож и прятал его за резинкой штанов. Сделав себе небольшой надрез на пальце и отодвинув защёлку на дверце клетки, я со скрипом открыл её, и протянул руку с порезом внутрь. Несколько капель моей крови упали на гранулы мышиной еды. Я убрал оттуда руку и быстро закрыл клетку. Кровь на пальце свернулась за считанные секунды и больше не текла. Оставалось только наблюдать.

Мышь поедала все гранулы подряд и очень быстро дошла до политых кровью. Она их съела, как ни в чём ни бывало, и продолжила с остальными. Я уже подумал, что глупее идеи придумать не мог, и пронаблюдав ещё, разочарованно пошёл к Сарин. Мы уже выходили из комнаты, как мышь резко завизжала. Я бросился к ней, чуть не забыв закрыть дверь. Мышь визжала, перевернувшись на спинку. Изо рта у неё потекла красная пена, она побрыкалась немного и умерла. Я радостно вскрикнул:

— Сработало!

— Что ты ей дал? — спросила Сарин, дёрнув меня за край рубахи.

— То, что убьёт доктора, — уверенно ответил я.

— А если доктор захочет проверить от чего умерла мышь? — Сарин смотрела на меня большими умными глазами.

— Об этом я не подумал…

Я стал перебирать в голове варианты, куда деть труп грызуна.

— Может, засунем её в измельчитель отходов на кухне? — предложила девочка.

— А ты умнее, чем семилетка, — я похлопал её по плечу и одобрительно улыбнулся.

Сарин сияла от гордости за свою идею. Мы сунули мышь в пакет, чтобы нигде не оставить крови, и быстро прокрались по коридору в столовую, где как раз убирались дежурные. Одному из них пришлось объяснить проблему с отравленной мышью. И мальчик брезгливо забрал у нас пакет и отнёс в измельчитель.

Этим же вечером я рассказал Валекиану про гениальный план решения нашей проблемы. Снова опасаясь последствий правды, пришлось соврать, что нашёл яд в подсобных помещениях корабля и немного припрятал. Мы долго думали, как его использовать.

Валекиан предложил подсыпать в еду, если особого привкуса не будет. А есть ли привкус у моей крови? Ответа на этот вопрос я не знал, но предполагал, что если это будет мясо с кровью, то он может и не заметить. Гемилион примерно раз в месяц баловал себя такими стейками, а их тоже готовили дети. Для него делали отдельную еду, получше, чем давали нам. Но как во время такого ужина снять со всех ошейники, чтобы он не успел никого убить?

За завтраком следующего дня я нашёл Катрин, которая каждый день готовила еду только для доктора. Больше никому он не доверял столь важную работу: безопасность всегда находилась на первом месте для Гемилиона. Но он и не подозревал, — доверие детей давно утрачено. Катрин шёпотом рассказала, что доктор ужинает ещё раз перед сном, и она лично приносит ему еду каждый вечер. Обычно он ест в это время не мясо с кровью, а лёгкие смузи из овощей, иногда немного ягод или фруктов.

— А существует смузи красного или розового цвета? — поинтересовался я.

— Да, из листьев маракских томатов и лепестков цверии, — подумав, ответила Катрин.

— Когда ты будешь делать ему такой? Какой он на вкус?

— Сладковатый. У доктора нет чёткого расписания, поэтому я делаю любой, главное, чтоб не повторялись каждый день.

— А ты сможешь сделать его завтра и добавить то, что я тебе принесу?

Я глядел прямо в глаза девочке, которая была старше меня на пару стандартных лет.

— А если он заметит, что с напитком что-то не так? Он же убьёт меня! — шептала она, а в глазах читался ужас.

— Не заметит. — твёрдо сказал я. — Если что, я буду стоять рядом и сразу сниму с тебя ошейник!

— Хорошо, — неуверенно ответила испуганная девочка, но видимо понимала, что это наш единственный шанс.

После завтрака я нашёл Валекиана за уборкой в коридоре и прошептал на ухо: «Действуем завтра после ужина, оповести всех, чтобы пришли снять ошейники». Дети находили друг друга и перешептывались вплоть до ужина следующего дня. Они ходили воодушевлённые появившейся надеждой на освобождение.

После ужина я пошёл в комнату для мальчиков и закрылся в уборной. Я разрезал левую ладонь тем же маленьким ножом и сжал кулак, поставив под руку небольшую ёмкость, которую мне выдавали для анализов. Мои расчеты были таковы: чтобы убить человека, нужно в двадцать раз больше капель, чем для мыши. Рана затягивалась раньше, чем набиралось нужное количество, и я резал ладонь снова и снова. Минут через десять мне удалось набрать примерно сорок миллилитров, что ровнялось половине ёмкости. Кровь была густая и тёмная. Выйдя из уборной, я тщательно смыл кровь с руки в умывальнике. Моя регенерация работала хорошо, и рана больше не кровоточила. Я мог не бояться оставить следы на белой одежде.

Ёмкость с кровью удалось спрятать за резинкой штанов сзади, рядом с ножиком. После этих манипуляций я направился в каюту к Катрин. Она сразу открыла мне дверь, как только я постучал. Я передал ей ёмкость со своей кровью.

— Что это? — спросила она, хмурясь и разглядывая баночку.

— Это яд, я смешал кое-что, — ответил я почти шёпотом, держа порезанную руку за спиной.

— Смузи получится более насыщенного красного цвета, чем обычно, — говорила она с опаской.

— Скажи, что розовых лепестков было мало, и ты добавила больше томатов, — я пожал плечами.

— Попробую. Ты бы знал, как мне страшно! — её глаза говорили о том же самом: глубокий, ни с чем не сравнимый страх, скрывать который не осталось сил.

— Я буду рядом, и, если что, у меня припрятан ножик. Мы убьём его в любом случае, как только он выйдет из своей каюты.

— Хорошо, а теперь тебе пора идти, я выйду на кухню чуть позже.

Я быстро вернулся в свою каюту и достал из комода две отвертки, которыми можно был открутить болтики на ошейниках, и двое кусачек для проводков. Всё это я взял уже из новых наборов для электрика, которые доктор принёс с Домирона. Первым делом я хотел снять ошейник Валекиана, но мой сосед безумно нервничал. Я старался его успокоить и делать все очень быстро.

— Всё получится, обещаю! — говорил я, глотая слова.

— Лукас тебе также говорил! — возразил Валекиан, тяжело дыша.

— Доверься мне, Валекиан, прошу! — я протянул ему свою руку.

— Хорошо, — неуверенно ответил он.

Валекиан ни на шутку разнервничался. Он повернулся ко мне спиной и присел, а с головы его уже ручьём стекал пот. Буквально минута ушла у меня на то, чтобы выкрутить болты, открыть отсек с проводками и перерезать зелёный. Ошейник раскрылся на три части, и упал на пол, лампочка на нём погасла. Мой сосед тяжело выдохнул и застыл на мгновение. А после радости Валекиана не было предела, он обнимал меня, наверно, ещё минут пять, пока к нам не постучались.