Так у них и появлялись новые члены семейства. Приемные дети с усами и хвостами.

В прошлом году к материнству Фокси оказалась не готова: родив троих котят, отказалась их кормить. Нимало не переживая по этому поводу, она жила дальше. За год еще выросла, окрепла, расцвела пепельно-рыжим цветом и накануне новогодних праздников осчастливила хозяев новым двухголовым прибавлением. Его, в отличие от предыдущего, она старательно кормила, вылизывала и обихаживала. Вот эти два новогодних подарка теперь и расшатывали мирные устои всей семьи, с топотом носясь ночами по комнатам и категорически игнорируя лоток.

– Как прошел ваш день?

Надежда Николаевна вздохнула, махнув рукой.

– Ужасно! Это невыносимо! Опять из-за нее все переругались. Поехали в магазин, я оставила их на пять минут в машине. Старшая говорит: Катя отстегнулась, перелезла через переднее сиденье, достала конфеты из бардачка и все съела. Остальные пытались ее остановить – так она начала кусаться. Это зверек дикий! Как Маугли. Ей нужно отделить уголок в комнате, отгородить его, и пусть она там живет! Меня все раздражает. Стала срываться на других детей, на мужа. Вчера он купил продукты и забыл овсяную крупу. Так я на него кричала – аж голос сорвала. И ведь понимаю, что мелочь, а сдержаться не могу…

«Ребенок-Маугли», – записала в блокнот Вера Никитична и незаметно вздохнула. В Надежде было что-то такое, что обезоруживало и заставляло кожей чувствовать безысходность, которая холодным сквозняком летала в кабинете во время их консультаций. Вера сама пока не могла понять, что именно испытывает: сочувствие к женщине, взявшей на воспитание троих детей и не справляющейся с четвертой, или к самой Кате – маленькому, озлобленному на весь мир человеку.

Непрофессионально, да. Этому еще первокурсников учат: терапевт должен сохранять нейтралитет по отношению к клиенту и не принимать на себя его переживания. Но все системы иногда дают сбой. И Вера Никитична старательно пыталась восстановить работоспособность своей.

– У вас очень много переживаний, – сказала она, глядя на седые корни волос Надежды Николаевны. – Вы рассказываете, и я слышу, как один маленький ребенок терроризирует всю семью. Сюжет, достойный пера Стивена Кинга! Давайте представим: как он описал бы вашу историю?

Посмотреть на ситуацию со стороны – прием, полезный для всех.

– Жила-была семья, спокойно и радостно, даже где-то скучновато, – с сарказмом в голосе начала Надежда Николаевна. – И вот взяли в дом девочку, и закончилась эта спокойная жизнь. Все стали ходить покусанные, поцарапанные, не могли расслабиться ни на минуту. Выросла раздражительность, нервозность, напряженность.

Она замолчала. Вера немного подождала, а потом спросила:

– А что было дальше?

– Ситуация стала накаляться, и они решили отдать ее в другую семью. Нашли энтузиастов, уговорили, отвезли. Радостные и спокойные провели этот день в эйфории, любви и счастье, но к вечеру раздался стук в дверь – и на пороге снова стояла она. Другая семья отказалась от нее быстрее первой.

И снова пауза.

– И что потом?

– Им осталось только смириться. Они отгородили для нее загончик в комнате, как для собачки, чтобы она там делала, что хотела – ходила в туалет, показывала половые органы, как животное, – но не трогала других.

Надежда Николаевна едко усмехнулась и, поставив руку на подлокотник, закрыла лицо ладонью.

«Вся семья объединилась против одной-единственной пятилетней девочки, – подумала Вера Никитична и поежилась, невольно вспомнив свою Ксюшу. – Ребенок против целого мира. Она воспринимает ее не как ребенка, которому нужна помощь, а как неизбежное зло, от которого надо оградить семью».

Ей вдруг стало тоскливо.

– То есть в вашем сценарии семья смирилась, но по-прежнему отвергает этого ребенка, не принимает его? – быстро уточнила она, стараясь не дать этой тоске захватить пространство внутри нее.

– Да, – со вздохом кивнула Надежда. – А что еще остается?

На ум Вере опять пришла утренняя история с котятами, сходившими мимо лотка. Смириться, но не принять – путь в никуда. Жить, мечтая, чтобы это когда-нибудь закончилось, – значит медленно, но верно портить себе здоровье, отношения, психику.

– Хорошо, – немного помолчав, сказала она. – Я бы хотела попросить вас прочесть дома небольшой рассказ Урсулы Ле Гуин «Уходящие из Омеласа».

Надежда Николаевна беспокойно завозилась в кресле.

– Не знаю, будет ли у меня время… – неуверенно начала она.

– Урсула родилась в семье писательницы Теодоры и ученого-антрополога Альфреда Крёбера, – продолжила Вера, словно не замечая этих сомнений. – В ее произведениях есть опыт проживания одиночества и инаковости. Рассказ совсем маленький, минут на десять. Нам будет что обсудить в нем.

И закрыла блокнот. Возможно, стоит подумать о супервизии. Но не сейчас, попозже. Пока еще ничего не понятно.

За высокой полукруглой стойкой виднелась белесая макушка медсестры. Не поднимая головы от телефона, она протянула ключ от шкафчика и банное полотенце салатового оттенка.

В раздевалке от прохлады свело лопатки. Да уж, долго здесь не побудешь. Вдоль позвоночника по направлению к затылку побежали мурашки. Вера спрятала их вместе с волосами в купальную шапочку.

Впервые она пришла сюда в новогодние каникулы, когда затянувшаяся нега и ничегонеделание (точнее, ничегонедумание) побуждали искать новые стимулы встать с дивана. Ощутить телом ласковую воду и погрузиться в нее с головой казалось хорошей идеей. И первое посещение оставило энергию, бодрость и приятное ощущение заботы: медсестра из другой смены приветливо порхала рядом, показывая и рассказывая. Настойчивость и доброжелательность лилась потоками, как вода, плескавшаяся в бассейне через край. Гостеприимно появились одноразовая шапочка для купания (в первый раз Вера, конечно же, не подумала ее взять), экскурсия по спа-зоне, вопросы о температуре воды – достаточно ли она теплая, – и даже инфракрасная сауна, которая сначала в планы Веры Никитичны не входила, а потом оказалась самой приятной частью визита: уставшее от праздничной суеты тело, расслабившись после энергичного заплыва на горячем деревянном лежаке, наконец задышало спокойствием.

Сам бассейн в тот день был пуст. Абсолютно. Ни одного человека. В полном распоряжении все пространство. «Какое счастье, – подумала тогда Вера, – ни с кем не надо говорить, улыбаться, никто не задает дурацких вопросов!» Хранитель бассейна сидел на белом пластмассовом стуле за таким же белым пластмассовым столом и каждые несколько минут обозревал вверенные ему владения с величавой вальяжностью Посейдона. Убедившись, что помощь никому не нужна, он возвращался в мир соцсетей – видимо, более интересный, чем водное царство.

Потом было по-разному: и много народу, и постоянно меняющиеся медсестры с нестабильным уровнем заинтересованности в проблемах посетителей, и снова приятная пустота предпраздничными вечерами. Но жизнь в принципе противоречива, полна несуразностей и взаимоисключающих вещей. Стилизованные под дорический ордер колонны и современные пластиковые панорамные окна. Прозрачные маленькие башенки на крыше – посмотрев в потолок, можно увидеть небо. Если раскинуть навзничь руки, кожей можно ощутить прохладу воды и глазами видеть свет звезд – зимой темнеет рано. Ради этих минут Вера Никитична и полюбила бассейн.

Накинув на плечи полотенце, она вышла из раздевалки в зал. Двое мужчин на соседних дорожках размеренно взмахивали сначала руками, потом ногами. На полпути делали остановку, задумчиво изучая лица вновь вошедших, морщили лоб. Доплывали до бортика, касались светло-голубых квадратиков кафеля и шумно разворачивались, расплескивая воду.

«Наверное, два друга, – мелькнуло в голове у Веры. – Решили поплавать вместо пробежки».

Сегодня она пришла утром, а не вечером, как обычно. Вечер будет занят – консультация. Снова Надежда Николаевна. Интересно, прочитала она рассказ Урсулы? Хорошо, если да, – там есть за что зацепиться. А если нет, придется на ходу решать, в какую сторону двигаться дальше. Прощупывать отношения с мужем? С Катей? Уходить в детство?..