Ее, Верина, Вселенная профессиональной отстраненности и непринятия на себя чужой боли.

Пронзительный звонок будильника в телефоне имитировал крик петуха.

«Какая же все-таки это гнусная птица!» – вяло думала Вера Никитична, с закрытыми глазами хлопая ладонью по компьютерному столу, стоящему рядом с кроватью. За остатками сна еще теплилась надежда, что сейчас снова наступит тишина и можно будет провалиться обратно в тепло. Но противный вопль появлялся вновь и вновь. Дурацкие смартфоны: чтобы отключить будильник, недостаточно нащупать телефон – нужно открыть глаза, поставить палец на крестик и провести вправо.

Яркий свет экрана – и прощайте, последние клочья грез. Заставка телефона настойчиво предлагала улыбнуться этому дню. И неважно, что температура в спальне не выше 15 градусов по Цельсию. И неважно, что спала ты не больше четырех часов.

Не давать себе поблажек. Иначе разленишься и весь день проваляешься в кровати.

Вера Никитична села на кровати и откинула два одеяла. Верхнее – с яркими всполохами солнца и луны по ультрамариновому фону пододеяльника – дежурное: его доставали только в холода. Нижнее – белое, потертое, родное. Оно-то и не отпускало, маня снова нырнуть в тепло.

Вдохнув в себя решимость, она вытащила из-под одеял ноги и спустила их с кровати. Розовые ступни коснулись холодного дощатого пола, выкрашенного кленовой морилкой и покрытого яхтным лаком для износостойкости. При столкновении тепла и холода сознание окончательно вернулось из бескрайних духовных миров в ее сорокалетнее неидеальное тело.

Физиология требовала поторопиться. Вера начала шлепать ступнями по полу в поисках своих тапочек, и тут вспомнила, что вчера вечером кто-то из детей ушел в них. Отлично! При мысли, что идти в туалет по холодному кафельному полу придется босиком, заранее бросило в дрожь. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, Вера Никитична перегнулась через кровать, двумя пальцами подцепила его тапочки и, опираясь на левый локоть, перенесла на свою сторону. Сорок третий размер против ее тридцать седьмого.

Бесшумно поставив тапки на пол, она оглянулась и посмотрела на мужа. Похоже, не проснулся. Григорий Фёдорович обладал уникальным свойством совершенно не слышать будильник, но при этом просыпаться от каждого шороха. В сумерках начинающегося утра казалось, что этот спящий великан, которому явно коротка их двухметровая кровать, чего-то боится. Шлепая губами, он словно с присвистом отгонял невидимых монстров. Мелко вздрагивала при похрапывании его окладистая шкиперская бородка. Борода для мужа была фетишем, тайной страстью, идеалом настоящего мужчины, как он любил повторять (на этих словах Вера всегда хмыкала: кто, интересно, видел этого настоящего?). Каждое утро он доставал помазок, бритву и старый дедовский ремень. Вешал на спинку стула полотенце, взбивал плотную, густую, похожую на гоголь-моголь мыльную пену, открывал складной станок и начинал священнодействие. Домочадцы ходили на цыпочках. Принесение в жертву своей щетины требовало тишины, сосредоточенности и уважения: голова-то одна, а бритва опасная.

Вера поплотнее укрыла мужа одеялами и, засунув ноги в тапки, наконец встала с кровати.

На выходе из комнаты ее поджидал сюрприз: открыв дверь в коридор, она поскользнулась и с трудом удержала равновесие. Правая нога уехала куда-то вбок, чуть не потащив за собой левую. Под тапкой чувствовалось что-то мягкое и склизкое.

– Ёпрст! – в сердцах воскликнула она шепотом, поймав устойчивость и поднимая ногу с пострадавшей тапкой вверх. – Лотка вам мало, что ли?!

Щелкнула выключателем. Так и есть: темно-коричневая, размазанная по кафелю субстанция. На ум невольно пришли Надежда Николаевна и ее отчаяние по поводу приемной дочери, отказывающейся ходить на горшок. Да уж, приятного мало.

Перед батареей в углу коридора тесно прижались друг к другу два котенка. Сверху лежал пепельно-серый с коротким подшерстком. Он сонно уткнулся носом в хвост рыже-бело-черной сестры, Мама-кошка обвила их пушистым хвостом, всем своим видом показывая, что к происхождению кучи они не имеют ни малейшего отношения. Просто святое семейство на отдыхе. Ага, как же! На самом деле это наглое, беспринципное, делающее все назло воплощение зла на земле. Нет, во всей вселенной…

Так, стоп! Сначала туалет, а после можно будет продумывать планы мести.

Оставив лежать в центре коридора тапок с тянущимся грязным следом, Вера Никитична на одной ноге попрыгала в сторону ванной. «Наверное, со стороны это похоже на кенгуру», – подумала она. Еще и тапок на ноге равномерно хлопает о кафель болтающимся задником – как хвост у сумчатого. Джунгли, да и только!

Прыжки, видимо, оказались слишком громкими. Не успела Вера Никитична добраться до ванной, как позади заскрипела дверь спальни и из-за нее выглянула взъерошенная бородка мужа.

– Вер, ты чего? – Щурясь от желтого света свисающего с потолка фонаря, Григорий Фёдорович недовольно смотрел на жену.

Вера Никитична вздохнула. Интересно, как пройдет этот день, начавшийся холодом и неприятностями?..

Котят было двое. Приблудившись, обратно отблуживаться они категорически отказывались. Несовершеннолетняя общественность регулярно втихаря утаскивала их наверх, в детские, прятала у себя в кроватях, прикрывая одеялами. Их грели, ласкали, мыли, кормили из своей тарелки. И все бы ничего, если бы не одно большое «но»: приучаться к лотку они отказывались категорически. Дикие животные окрестных полей.

И это не считая двух своих котов и кошечки. Первого – черного длинношерстного красавца с белой манишкой – Полина принесла домой два года назад. В тот период она увлекалась аниме, поэтому новобранца назвала Тадаши. Деликатный и обстоятельный, он никогда не набрасывался на еду, а терпеливо ждал, спрашивая глазами: можно? В доме занял два места – из расчета, чтобы быть подальше от надоедливых малышей, унижавших его достоинство. Первое место оказалось на кухонном шкафу, под самым потолком. Второе – на крышке мусорного ведра. Когда крышка неплотно прикрывала содержимое, кот проваливался вовнутрь. Выскочив, обиженно отряхивался и укоряюще смотрел на хозяев: «Почему такой непорядок?» Терпеливо ждал водворения крышки на место, а потом с достоинством сфинкса садился обратно.

Второй кот был Лилин. Черный как смоль, короткошерстный дворовый разбойник. В качестве значимого субъекта признавал одну только Лилю. Днями гулял по окрестностям, приручая хозяев коттеджей: перед его уверенностью, что накормить хвостатого странника – дело жизни каждого, устоять не мог никто. При этом он никогда ничего не выпрашивал и не мяукал – просто прыгал на руки и терся головой о человеческую щеку с радостью друга, которого тот давно потерял.

Харизма была обратной стороной его несладкой жизни: эпические войны с окрестными котами никогда не заканчивались и не проходили бесследно. Рваные нагноения, переломы, абсцессы случались как по расписанию, раз в месяц. После очередного ранения Лиля везла питомца в ветеринарную клинику. Администраторы клиники, видимо, обладали иммунитетом к обаянию кошачьих личностей и ремонтировать его бесплатно не собирались. Зарплата Григория Фёдоровича от этих визитов таяла, как лед в весенней лужице, но на семейном совете каждый раз принималось решение: если не это главное, на что нужно тратить деньги, то что же тогда вообще считать главным? Григорий Фёдорович на таких советах, правда, всегда выглядел угрюмым и часто вздыхал.

Кошку-мать звали Фокси. Имя выбрали за большое сходство с рыжей лисой. Ее появление совпало с Ксюшиным хождением к репетитору по английскому, и поэтому в процессе выбора имени был тщательно исследован толстый англо-русский словарь. Приключилось это в позапрошлом году, в январские морозы, когда Григорий Фёдорович темным утром услышал во дворе чей-то тонюсенький писк. Откинув деревянные поддоны, которые летом использовались для разных огородных нужд, он и увидел эту усатую крошку. Скорее всего, ее кто-то выкинул: их дом, как говорили дети, находился на самом краю вселенной, и случайные пришельцы сюда забредали нечасто. Пятнадцать лет назад вокруг росли виноградники, потом их вырубили, а земли распродали. Место солнечное, нежное: с одной стороны ширь полей позволяет увидеть рассветы, встающие из-за холмов Кавказских гор, а с другой – закат погружает раскаленное пламя в море, окрашивая небо и воду алым цветом. Участки разлетелись, как птицы от выстрела. Бизнесмены из столиц и холодных северных краев стали возводить гостиницы и коттеджи. И довольно регулярно вывозили надоедавшую живность в перепутье четырех дорог.