Нити Мои строчки сплетаются в нити, Образуя узоры души. Кто-то грезит красавчиком Витей, Кто-то к Любке-соседке спешит. Кто-то любит дворнягу хромую, Каждый день принося с собой кость. Кто-то слышит глазами немую. Кто-то поднял упавшую трость. В каждом сердце без тени сомненья Оживает искусство любить. Я пишу для других ощущенья, Чтоб самой не совсем их забыть. И сплетаю по-прежнему нити. Предложений и строчек и букв. Ведь стихи, даже если вы спите, Обнимают вас множеством рук… Химия любви. Незачет
Слово – взвесь в химическом процессе, Взгляд – катализатор смеси оной… Как же разрешить себе увлечься, Создавая в химии Ренову… Как не лимитировать флюиды? Как не беспокоиться за самость? Как позволить усмирить планиду, Что в ответе за души усталость? Что добавить? Замесить? Накапать? Что подлить? Насыпать? Подогреть? Я – трусливый экспериментатор. Я пока – губитель всех идей. Любопытство Интересно, как тебе спится Под кричащий на крыше дождь? Я боялась с тобою спиться От запойных болей и нош. Интересно, ты также любишь Солнцепека укусы в нос? Привязался, что не забудешь. Странной песенкой не всерьез… Интересно, бывает больно, Что, сложившийся пополам, Ты отчаянно молишь: «Довольно. За покой даже душу продам»? Интересно, как утро проводишь? После ночи. Один. Или с ней. Любопытство. Ведь больше не сводишь Ни с ума, ни с привычных путей. Вы упрекаете Вы упрекаете в инфантильности? Что ж – имеете полное право… Я не кичусь иллюзорной всесильностью… И часто по-детски рыдаю от раны… Вы упрекаете в мечтательности? Да, проживаю я в розовом сне… И часто летаю столь бессознательно В небе, где вы отдаетесь войне… Вы упрекаете в откровенности? Пожалуй, открыта больше, чем книга… Но прочитать мои смыслы усердности Вам не хватает ни года, ни мига… Вы упрекаете в графомании? Да уж, писать нынче дело нехитрое… Но отчего ж тогда в вашем сознании Все изувечено колкими рифмами?… Семейная пустошь… Семейные традиции, как в лучших книгах Бронте… Она, слегка уставшая, а он навеселе… Пьют кофе, обсуждая непостоянство фронта, В котором виноват пролив Лавуазье… Попьют и посудачат о детях непослушных, Налоговых препонах и роскоши Гоа… Затем расскажет он о хлипкости несущих, О том, что ремонтировать давно уж их пора… Она, слегка зевнув и сделав три затяжки, Решает намекнуть о шубе мисс Бурбон… Увы, но мысль его все занимают ляжки Хорошенькой прислуги с огромным красным ртом… «Еще по кофе?» «Можно… а можно и с ликером…» «О чем поговорить?» – ее типичный страх… «О чем поговорить?» – он словно эхо вторит, Но произносят оба: «Как ветрено в горах…» И светит им в окно искусственное солнце, И освещает луч иллюзию семьи… К чему же только вам такое благородство, Коль лжете вы себе, немые старики?.. Семейные традиции, как в лучших книгах Бронте, Их двадцать лет уже совместно стерегут… Но нет души семьи и нет живого солнца… И их сердца давно им песни не поют… Моя подруга – муза Муза пьет ром и курит кальян… В сердце – и дождь, и следы… Знаешь, наверно, мой главный изъян — Что перешли мы на «ты»… Не было флирта, кокетства и ласк — Тех пресловутых шагов, Что популярны у питерских масс — Словно разводка мостов… Муза в депрессии – что ж говорить… Музы часты́ в этом «вне»… Мне так вольготно с тобой говорить… Мне так уютно в тебе… Знаешь, хороший, я буду собой — В свете, в депрессии, в сне… Как же хочу я обняться с тобой В сером бессмысленном дне… Чужие мысли Чужие стихи набили ватную голову. Нас научили не думать самим, А запоминать чужое. Чтобы мы однажды, но поздно поняли, Как достаточно было то, изначально пустое. Чужие истории будоражат зависть — Каждому кажется, что у соседа трава сочнее. Какая религия нами правит, Когда представляем себя в чужой постели. Чужие книги вкладываем в свою голову. Байты и биты кривой неприглядной речи. Они рассказали, что в человеке всего поровну — Дерьма и мыслей о чем-то сакрально-вечном… Полжизни учимся выполнять правила. Сначала скулим и притворно ищем свободу. А когда нам предлагают чуть заглянуть за грани, Говорим, что быть правильным – это сегодня модно. Когда я смотрю сейчас на еще младенцев, Я хочу всех спасти от взрослого этого бреда. Но матрица крепко их держит в ажурных че́пцах, А тех, кто пытается спрыгнуть – просто зовет поэтом… |