После лёгкого ужина дети побежали играть в детскую комнату. Мы с Эммой остались на кухне. И вот тут она мне призналась, почему пригласила нас к себе. Оказалось, что у Эммы сегодня праздник — она всё-таки решилась подать на развод, и теперь у неё начался отсчёт так называемого года разлуки.

Между тем в Германии развод — удовольствие недешёвое, а ещё сама процедура занимает немало времени. К ней обязательно подключают адвоката, вносят авансовый платёж в суд, платят госпошлину. Время рассмотрения — от года до трёх (недаром этот период называют “год разлуки”). Может, поэтому у немцев не очень высокий процент разводов — где-то около 33 % от общего числа заключённых браков.

Конечно, Эмма была счастлива, что она дала делу ход. Долго собиралась с духом, а потом поняла, что подаёт своим девочкам плохой пример, и решилась. К тому же Герман Сафаров, с которым у неё сложились доверительные отношения, сказал Эмме, что год разлуки можно будет уменьшить и получить развод раньше, если удастся доказать факт насилия со стороны её, фактически уже бывшего мужа.

Есть ещё один неплохой вариант — забеременеть от другого мужчины. В обоих случаях суд стремится рассмотреть дело о разводе быстрее.

Сестра Анна Кляйн помогла деньгами, и Эмма развила бурную деятельность. А ещё, как я догадываюсь, не последнюю роль в том, что моя соседка твёрдо решила получить развод, сыграла её встреча с Германом. Она увидела в нём мужчину, на которого можно опереться, и не стала упускать шанс устроить свою личную жизнь.

Разумеется, я не могла не порадоваться за Эмму. Она предложила выпить по бокалу вина и уже откупорила бутылку, как мне вдруг стало нехорошо. Извинившись, я бросилась к себе домой. Очистив желудок с помощью рвоты, вернулась назад. Конечно, от вина отказалась. Я, вообще, не могла спокойно смотреть ни на питьё, ни на еду, да и пришла обратно только за тем, чтобы забрать детей. И тут Эмма выдала:

— Марта, а вы случайно не беременны?

— От кого?! — у меня глаза полезли на лоб.

— Ну, наверное, не от святого духа, — Эмма улыбнулась.

Я смотрела на неё и хлопала глазами, мысленно удивляясь, какую ерунду может нести с виду вполне адекватная женщина. Понятно, что каждый меряет по себе или, как мы шутили в детстве: “У кого что болит, тот о том и говорит”. А я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что беременна моя соседка. У Эммы отношения с Германом. Понятно, я свечку не держала, но люди взрослые, всякое может быть. А ещё беременность позволяет убыстрить развод.

Эмма сама мне всё объяснила на пальцах. И я прекрасно её понимаю. Потому что, когда ты не любишь человека, единственное, о чём ты думаешь, — поскорее разорвать отношения.

В общем, у кого-кого, а у Эммы есть внятные причины для беременности. Но я?! Мы же с Даром ничем таким не занимались, конечно, если не считать нашего виртуального секса. Но, извините меня, в виртуальной реальности, при всей её реальности, детей не бывает!

Внезапно в памяти всплыла наша упоительная близость в больнице. Тогда на ночь глядя меня попросила приехать моя коллега. Как показалось фрау Майер, русский пациент после операции чувствовал себя не очень хорошо. Зная, что я родом из России, она понадеялась, что мне удастся разговорить Эльдара и выяснить, что не так.

Я приехала, оставив малышей на попечение своей соседки Ольги Петровны. А у Дара, как уже позднее пояснила мне фрау Майер, было временное помутнение сознания. Поэтому он меня не узнал, в том смысле, что не признал во мне медсестру фрау Вебер.

Метаясь в постели, Дар звал Марту и, когда я наклонилась над ним, он, не открывая глаз, притянул меня к себе. Сначала я попыталась вырваться, ведь после того, как я узнала, что Сафаров оставил беременную от него девушку, чтоб жениться на мне, я его возненавидела.

Да и разве могло быть иначе? Лицо Лейлы с огромными чёрными глазами, исполненными страданием, в первое время мне часто снилось. Я понимала, что тоже могла оказаться на её месте. Но мне “повезло”. Миллиардер Сафаров влюбился в меня — обычную медсестру из сибирской глубинки, и захотел меня “осчастливить” своей женитьбой.

Но я очень хорошо помню многие вещи, которые мне приходилось слышать от бабушки. Одна из них — “на чужом несчастье счастья не построишь”. Внезапно узнав ужасную правду о своём женихе, я сбежала и запретила себе о нём думать.

Однако судьбе было угодно свести нас снова. В затемнённых очках, с короткой стрижкой и перекрашенным в другой цвет волосом Сафаров меня не узнал. Я же, со своей стороны, постаралась сделать всё, чтобы он не выносил меня на дух. И мне это, в принципе, удалось.

Но только сердцу не прикажешь. С самой первой встречи на чужбине я чуть не била себя по рукам, когда входила в палату Дара. Почему-то руки сами тянулись к его непослушным чёрным волосам. Мне очень хотелось их пригладить, хотелось (что уж теперь греха таить) приласкать Дара, поцеловать его в губы, вновь пережив те упоительные ощущения, которые я испытывала несправедливо мало.

Иногда я вспоминала о Лейле, корила себя за то, что меня, к моему ужасу, по-прежнему безумно тянет к чужому мужу. В том, что Эльдар женился на ней, я ничуть не сомневалась. На Востоке, как я успела понять, детей не бросают. И даже, если Сафаров будет упираться, его родные вынудят жениться на бедняжке.

Мне удавалось держать себя в руках, но, как оказалось, ровно до того момента, пока Дар не заключил меня в свои крепкие надёжные объятия. И я вдруг потерялась в пространстве и во времени. Выбросив из головы все мысли о том, что Эльдар женат, я отдалась великому инстинкту любви.

Отчасти мою совесть успокаивало, что Дар, находясь в таком состоянии, был уверен, что он любит Марту (не Лейлу, или ещё какую-нибудь женщину, меня!). А, с другой стороны, говорила я себе, от Лейлы или другой женщины не убудет, если я хоть на какие-то минуты тоже почувствую себя счастливой. Ведь я столько лет совсем одна!

Потом события так закрутились-завертелись, что я совершенно позабыла про Лейлу. Вряд ли и она обо мне помнит. Так что всё по-честному. Ведь Лейла хотя бы замужем, думала я, так почему бы мне не позволить себе одну ночь любви?

Правда, теперь я не уверена, что Дар женат, во всяком случае, сейчас. Может, развёлся? Мы с ним толком не успели поговорить из-за неожиданной встречи с Анной Кляйн, которая оказалась его единокровной сестрой. А потом ему пришлось срочно лететь на родину. Но из того, что я поняла, Дар любит меня и очень счастлив, что у нас растут тройняшки. Я тоже счастлива, очень. Единственное, чего я никак не ожидала, — это беременность.

— У меня есть тест, — внезапно сказала Эмма, — сейчас принесу, — и вышла из кухни.

Узнав результаты теста, я уже не очень удивилась. Ночь была очень жаркой, чтоб можно было думать, что всё обойдётся. Да и к тому же я не предохранялась. Учитывая мой, почти монашеский образ жизни, мне такая мысль в голову не приходила.

В общем, я была очень рада, а вместе с тем немного озадачена. Конечно, дети — это всегда здорово, и Дар, помню, мечтал о большой семье. Просто мне казалось, что я уже выполнила свой план по материнству, и троих детей нам достаточно. Теперь к мысли, что я вновь стану мамой, нужно было ещё привыкнуть. Надеюсь, тройняшки будут счастливы, когда узнают, что у них должен появиться братик или сестрёнка.

А Эмма чуть не хлопала в ладоши от радости и всё время повторяла, как она за меня рада. Я в ответ кивала головой, как китайский болванчик. И тут мне неожиданно позвонил Дар по видеосвязи. Увидев моё растерянное лицо, он испугался.

— Любимая, что случилось? — спросил Эльдар с беспокойством в голосе.

— Всё хорошо, — я постаралась улыбнуться, — просто я жду ребёнка.

В бездонных чёрных глазах Дара я сначала увидела потрясение. Затем его широкие брови сдвинулись к переносице, на скулах заходили желваки. Такая реакция меня обескуражила, и я пожалела, что не рассказала ему эту новость потом, при встрече. Хотя объяснить себе не могла, почему Эльдар не рад ребёнку.