Стало только хуже.

Для безликой оравы интернета это превратилось в игру: посмотреть, кому удастся преодолеть мои «доспехи», кто сможет вонзить мне в глаз отравленное видео, которое заставит меня вздрогнуть и отшатнуться.

Тролли присылали мне сообщения якобы от других родителей, потерявших своих детей при терактах, а когда я заносила их в «белый» список, выплескивали на меня мерзкие видео. Они присылали мне ролики, посвященные памяти Хейли, которые, после того как их пропускали «доспехи», трансформировались в отвратительное порно. Они собирали деньги и нанимали курьеров и квадрокоптеры службы доставки, чтобы расставлять рядом с нашим домом доверительные маркеры, окружая меня порожденными дополненной реальностью призраками Хейли, корчащимися, хихикающими, стонущими, кричащими, ругающимися, издевающимися.

Хуже всего то, что они оживили изображения окровавленного тела Хейли под аккомпанемент бойкой музыки. Ее смерть стала смешным трендом, подобно «Песенке Хомяка»[20] моей молодости.

ГРЕГГ ФОРТ

Порой я гадаю, правильно ли мы понимаем, что такое свобода. Мы ценим «свободу что-то делать» гораздо больше «свободы от чего-то». Люди должны иметь свободу владеть оружием, поэтому единственное решение в том, чтобы учить детей прятаться в шкафах и носить в ранцах пуленепробиваемые пластины. Люди должны иметь свободу говорить и выкладывать в интернет все, что им вздумается, поэтому единственное решение в том, чтобы посоветовать их жертвам надевать «доспехи».

Эбигейл просто решила делать так, а мы с Эмили просто последовали за ней. Слишком поздно я стал упрашивать, умолять ее остановиться, отступиться. Мы могли бы продать наш дом и перебраться куда-нибудь подальше от соблазна схлестнуться в схватке с остальным человечеством, подальше от океана ненависти, в котором тонули.

Однако предложенные Сарой «доспехи» вселили в Эбигейл ложное ощущение безопасности, подтолкнули ее удвоить свои усилия в борьбе с троллями. «Я должна сражаться за свою дочь! – кричала она мне. – Я не могу допустить, чтобы ее память оскверняли!»

По мере того как тролли усиливали свой натиск, Сара присылала все новые и новые заплаты для «доспехов». Она добавляла такие слои, как «дополнительные средства борьбы», «самомодифицирующие распознаватели кодов» и «автовосстановители изображений».

Снова и снова «доспехи» держались какое-то недолгое время, после чего тролли находили способы их преодолеть. Свободный доступ к искусственному интеллекту означал, что им были известны все технологии, которыми пользовалась Сара, и у них имелись машины, которые также могли обучаться и настраиваться.

Эбигейл не желала меня слышать. Она оставалась глуха к моим мольбам; быть может, ее «доспехи» научились видеть во мне лишь еще один злобный голос, который нужно было заглушить.

ЭМИЛИ ФОРТ

Однажды мама в панике прибежала ко мне.

– Я не знаю, где она! Я ее не вижу!

Она не разговаривала со мной несколько дней, одержимая проектом, в который превратилась Хейли. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что она имела в виду. Я села вместе с ней за компьютер.

Мама ввела адрес мемориального видео Хейли, которое просматривала по несколько раз в день, чтобы набраться сил.

– Его там нет! – воскликнула она.

Мама открыла в облаке наш семейный архив.

– Где фотографии Хейли? – спросила она. – Вместо них одни крестики!

Мама показала мне свой телефон, свой планшет, внешний накопитель с резервными копиями.

– Нигде ничего нет! Ничего! Нас взломали хакеры? – Ее руки беспомощно трепетали перед грудью, словно крылья пойманной птицы. – Она просто исчезла!

Не говоря ни слова, я подошла к шкафу и достала альбом со старыми фотографиями. Раскрыв его, я нашла семейный снимок, на котором Хейли было десять лет, а мне – восемь.

Я показала его маме.

Еще один сдавленный крик. Дрожащие мамины пальцы стучали по лицу Хейли на фотографии, ища то, чего там не было.

Я поняла. Мое сердце наполнилось болью, жалостью, поглотившей любовь. Я мягко сняла с маминого лица очки.

Она уставилась на фотографию.

– Ты ее нашла! – всхлипнув, стиснула меня в объятиях мама. – О, ты ее нашла!

Мне показалось, будто меня обнял чужой человек. Или это я сама стала для мамы чужой.

Тетя Сара объяснила, что тролли проводили свои атаки очень тщательно. Шаг за шагом они обучили «доспехи» моей матери воспринимать «Хейли» как источник горя.

Однако у нас дома произошло и другое обучение. Родители теперь обращали на меня внимание только тогда, когда я делала что-то, связанное с Хейли. Казалось, они больше не видели меня, будто стерта была именно я, а не сестра.

Моя скорбь стала черной, гнойной. Ну как я могла соперничать с призраком? С идеальной дочерью, которая была потеряна даже не один раз, а дважды? С жертвой, требующей постоянного покаяния? Мне было жутко от подобных мыслей, однако остановиться я не могла.

Мы тонули под чувством своей вины, каждый поодиночке.

ГРЕГГ ФОРТ

Я винил во всем Эбигейл. Мне стыдно это признать, но было именно так.

Мы кричали друг на друга и били посуду, воспроизводя полузабытые ссоры между моими родителями, когда я был маленьким. Терзаемые чудовищами, мы сами превращались в чудовищ.

Убийца отнял у Хейли жизнь, а Эбигейл принесла ее образ в жертву бездонному аппетиту интернета. Из-за Эбигейл мои воспоминания о Хейли навсегда будут пропущены через ужасы, последовавшие за ее гибелью. Она привела в действие машину, которую собрали отдельные человеческие существа в один огромный коллективный искаженный взгляд, машину, которая перехватила память о моей дочери и перемолола ее в непрестанный кошмар.

Сломанные ракушки на берегу блестели ядом бушующей пучины.

Конечно, это несправедливо, но все именно так.

«БЕССЕРДЕЧНЫЙ», САМОЗВАНЫЙ ТРОЛЛЬ

Я никак не могу доказать, что я тот, кем себя называю, или хотя бы что делаю то, о чем говорю. Не существует реестра троллей, по которому можно было бы проверить мою личность, нет статьи в «Википедии» со ссылкой на проверенные источники.

Вы можете быть уверены хотя бы в том, что я не троллю вас прямо сейчас?

Я не стану раскрывать вам свой пол, расу или то, с кем я предпочитаю спать, поскольку эти детали не имеют отношения к тому, что я сделал[21]. Может быть, у меня десяток пистолетов. Может быть, я рьяный борец за контроль над оружием.

Я взялся за Фортов, потому что они это заслужили.

У РИП-троллинга[22] долгая и славная история, и нашей целью всегда была фальшь. Горе должно быть личным, сокровенным, скрытым. Разве вы не видите, как это ужасно, когда мать превращает свою погибшую дочь в символ, использует ее как политический инструмент? Жизнь у всех на виду – лживая жизнь. И каждый, кто встает на эту стезю, должен быть готов к последствиям.

Все те, кто посещал в интернете мемориал памяти этой девушки, кто присутствовал на виртуальных бдениях при свечах, приносил свои соболезнования, заявлял о том, что эта трагедия подтолкнула его к действиям, также виновны в лицемерии. Вы не задумывались об изобилии оружия, способного за одну минуту убить сотни человек, до того как вам в лицо не ткнули фото погибшей девушки? С вами что-то не так.

Ну а вы, журналисты, хуже всех. Вы зарабатываете деньги и получаете награды за то, что превращаете смерть в увлекательную историю, за то, что уговариваете оставшихся в живых всхлипывать перед объективами ваших камер, так как это привлекает рекламу, за то, что приглашаете своих читателей найти смысл в своей убогой жизни, смотря на чужие страдания. Мы, тролли, играем с образами мертвых, которым уже все равно, но вы, вонючие упыри, жиреете и богатеете, скармливая смерть живым. У ханжей самая грязная совесть: громче всех кричат о своих страданиях те, кто жаждет внимания.