Такако остановилась. Она убийца? Если она ничего не сделает, умрут люди. Что бы она ни сделала, умрут люди. Закрыв глаза, девушка подумала о своих родных. Она надеялась, что им приходится не слишком тяжело. Конечно, у брата были определенные проблемы. Он очень сильно переживал и постоянно злился. Такако представила себе, как двери лагеря «Тьюл-Лейк» открываются и все выбегают наружу, словно обладающие высокой энергией молекулы. «Война закончилась!»

Такако закончила свой доклад, надеясь, что аналитики в Америке не отнесутся к нему как к бреду сумасшедшего. Она дважды подчеркнула просьбу позволить ее матери работать с Тъаем и Санле, а после окончания работ помочь им вернуться домой.

– Что ты хочешь сказать? Как это бежали? – в голосе Акибы не было ярости. Он был озадачен.

– Я не смогла объяснить им достаточно понятно, чего ожидать, – бессильно промолвила Такако. – Приношу свои извинения. Я пообещала им слишком соблазнительную награду. Они меня обманули; какое-то время мне казалось, что эксперимент проходит успешно, однако в действительности это было лишь плодом моего воображения. Судя по всему, духи сбежали ночью, так как испугались, что я обнаружу их обман. Если хотите, мы найдем в пещере других духов.

– С другими «юта» такого никогда не случалось, – прищурился Акиба.

Такако потупилась, чувствуя, как гулко колотится сердце.

– Пожалуйста, поймите, что эти души не принадлежали верным подданным императора. Это были преступники. Чего можно ожидать от китайцев?

– А вот это уже любопытно. Ты предлагаешь нам попросить верных подданных добровольно вызваться для этой работы? Превратить их тела в души, чтобы они смогли лучше служить императору?

– Вовсе нет! – поспешно произнесла Такако. Во рту у нее пересохло. – Как я уже говорила, гипотеза кажется мне хорошей, однако, на мой взгляд, сложность задачи превосходит способности простых солдат и крестьян, даже если их души горят желанием послужить императору. Пока что нам нужно заняться другими исследованиями.

– Пока что, – протянул Акиба.

Сглотнув ужас, Такако улыбнулась и начала раздеваться.

ИЮНЬ 1945 ГОДА

Деревня ютилась на склоне холма, что в значительной степени защищало ее от бомбежек и артобстрелов. И тем не менее каждые несколько минут земля под маленькой хижиной дрожала от разрывов.

Бежать было некуда. Американские морские пехотинцы высадились на Окинаву два месяца назад. Их продвижение было медленным, но неудержимым. Несколько недель назад комплекс «Подразделения 98» в результате мощной бомбардировки был превращен в руины.

Собравшиеся перед хижиной жители деревни слушали сержанта. Тот снял гимнастерку, обнажая торчащие под грязной кожей ребра. Вот уже несколько месяцев еда выдавалась по карточкам, но, даже несмотря на то что многим мирным жителям приказали покончить с собой, чтобы оставшихся припасов хватило для императорской армии, запасы продовольствия все равно закончились.

Собравшимися были одни женщины да немногие маленькие дети и дряхлые старики. Всем крепким мужчинам, в том числе подросткам, несколько дней назад выдали бамбуковые копья – их бросили в самоубийственную атаку на морских пехотинцев.

Такако попрощалась с ними. Многие подростки накануне сражения были спокойны, даже рвались в бой.

– Мы, мужчины Окинавы, покажем американцам дух Ямато[13]! – дружно кричали они. – Каждый день, который мы будем сражаться здесь, даст еще один день безопасности нашим главным островам!

Назад из них не вернулся никто.

У сержанта на ремне висел самурайский меч. Его хатимаки[14] была грязной и окровавленной. Он расхаживал взад и вперед перед толпой со слезами бессильной ярости на лице. «Что пошло не так? Япония была непобедимой!» Наверное, всему виной нечистые окинавцы, которые, в конце концов, не являются настоящими японцами. Даже несмотря на то что было казнено много изменников, которых поймали перешептывающимися на своем непонятном наречии, все равно осталось слишком много тех, кто тайком помогал американцам.

– Американцы врывались во все дома, в которых были женщины и дети, и открывали стрельбу. Их не останавливал даже детский плач. Это настоящие животные!

Слушая сержанта, Такако мысленно представляла себе случившееся в деревне. Сержант описывал нападение американцев на деревню, расположенную за холмом. Японские солдаты укрылись в домах, используя жителей деревни в качестве живых щитов. Некоторые женщины набрасывались на морских пехотинцев с бамбуковыми копьями. Американцы стреляли в них, после чего врывались в дома. Они не разбирали, где солдаты, а где мирные жители, – для этого было уже слишком поздно.

– Они изнасилуют всех вас и будут истязать ваших детей у вас на глазах, – продолжал сержант. – Но мы лишим их этого удовольствия. Пришло время вам отдать свою жизнь за императора. Сила духа поможет нам одержать победу. Япония никогда не капитулирует!

Кое-кто из детей заплакал, матери принялись их успокаивать. Они смотрели на лихорадочно жестикулирующего сержанта отсутствующими глазами. Слово «изнасиловать» не произвело на них никакого впечатления: несколько дней назад солдаты императорской армии провели с ними последнюю ночь услады накануне самоубийственной атаки. Из женщин мало кто сопротивлялся. Это же война, верно?

Главе каждой семьи выдали по гранате. Какое-то время назад еще можно было раздать всем по две гранаты (одну для врага, другую для семьи), но гранаты заканчивались.

– Пора! – крикнул сержант.

Никто из жителей деревни не пошевелился.

– Пора! – повторил сержант, направляя пистолет на одну из женщин.

Та прижала к себе детей, с криком выдернула из гранаты чеку и прижала ее к груди. Она продолжала кричать до тех пор, пока взрыв резко не оборвал крик. Во все стороны разлетелись куски окровавленной плоти, некоторые из них попали сержанту в лицо.

Другие женщины и старики также начали кричать и плакать, прогремели новые взрывы. Такако крепко заткнула уши, однако души умерших продолжали кричать, и заглушить это было невозможно.

– Пришло и наше время, – сказал Акиба, как всегда, совершенно спокойный. – Я предоставлю тебе возможность выбрать, как уйти из жизни.

Такако молча смотрела на него, не в силах поверить своим ушам. Подняв руку, Акиба потрепал ее по щеке. Девушка вздрогнула, и Акиба, отдернув руку, язвительно усмехнулся.

– Но мы поставим один эксперимент, – сказал он. – Я хочу выяснить, сможет ли твой дух – а ты у нас верная подданная императора, образованная, сведущая в науках – выполнить то, что не удалось другим духам, и стать демоном Максвелла. Я хочу узнать, будет ли работать мой двигатель. – Акиба кивнул на металлический сосуд в углу комнаты.

Такако увидела у него в глазах безумный блеск. Она заставила себя сохранить спокойствие и говорить мягко, словно обращалась к ребенку.

– Может быть, лучше подумать о том, чтобы сдаться в плен. Вы человек важный. Вас не тронут.

– Я всегда подозревал, что ты не та, за кого себя выдаешь, – рассмеялся Акиба. – Долгая жизнь в Америке развратила тебя. Я даю тебе последний шанс доказать свою преданность императору. Воспользуйся им и выбери, как ты умрешь, или решение за тебя приму я.

Девушка молча смотрела на него. Этот человек не видел ничего плохого в том, чтобы истязать старух, с радостью представлял себе большие города, объятые пламенем, бесстрастно собирался убивать людей, чтобы их души питали энергией машины смерти. Но в то же время Акиба был единственным, кто за многие годы проявил по отношению к ней хоть какую-то нежность, хоть что-то, похожее на любовь.

Он вызывал у нее ужас, и ей хотелось кричать. Она его ненавидела – и в то же время жалела. Ей хотелось увидеть, как он умрет, и хотелось его спасти. Но что бы ни случилось с Акибой, больше всего Такако хотела жить. Это ведь война, так?