Вспотевшими руками щелкаю кнопку на папке.

Огромное количество свидетельств на недвижимость: дома, квартиры, дачи, счета — и все на мое имя?

Куча фото молодых девушек. Фото девять на двенадцать.

В голове гудит. Неужели, неужели Ияр был прав?! Нет, нет, не может быть!

Это какая-то ошибка! Но последняя бумажка опровергает все сомнения.

Желтый от времени документ 1997 года. Купля-продажа. Пробегаю, не вникая в суть. Только цепляюсь за фамилии: Беньяминов и Поляков. И так на всех страницах до финальных подписей.

Вибрация телефона приводит меня в чувство — СМС:

«Я на месте».

Акси.

Смотрю еще раз на дисплей, а он не прекращает светиться от входящих СМС. Сжимаю телефон в руке, в другой — проклятые бумаги. Несмотря на то, что кондиционер в комнате работает на всю, кровь прилила к щекам, а в горле образовался тошнотворный комок. Засмердело притворством.

«Как же так, папа? — мечусь по комнате. — Ты учил нас не врать! А сам? А сам создавал уютный мирок для нас или для себя? За чей счет?»

Кидаюсь к папке с документами повторно. Пробегаю глазами еще раз. Листаю содержимое. Мои руки колет тысяча раскаленных игл, через время они горят. От некачественных красных чернил ладони пачкаются, и это больше похоже на кровяные следы. И я слышу, как трещит по швам наш привычный мир, сквозь эти швы просачивается холодный ветерок. И если я не остановлюсь в изучении, наш очаг превратится в труху. Разрушится до основания, как и не бывало его.

Беру еще раз желтый папирус всех наших бед. И рука дрожит непроизвольно. Все тело покрывается гусиными пупырышками. «Ияр был… был…» — даже язык не поворачивается сказать. Зажимаю рот. Чтобы не произнести это вслух.

— Нет, нет! Надо успокоиться. Всему этому есть объяснение. Я не верю! Мой отец, он не преступник.

Телефон снова вибрирует.

СМС.

«Если ты не спустишься, я поднимусь сам!»

И следом:

«Не по пожарке!»

Сгребаю документы в кучу, запихиваю под матрац. Сажусь на кровать, приминая ее.

«Так, нужно успокоиться. Это не может быть правдой. Я сейчас уйду и, когда вернусь, смогу всему найти объяснение. Всему должно быть объяснение».

Наспех влезаю в свое платье изумрудного цвета. Туфли. Осматриваю себя.

«Какой срам! Иду на помолвку к бывшему парню своей лучшей подруги, с первым врагом моей семьи, в которого я влюблена без памяти. За ним готова пройти по тонкому льду, куда бы меня ни поманил.

Приоткрываю дверь в коридор.

— Ма-а-а-ам? — тишина.

Крадусь к выходу. Слава богу, ушла. Наверно. Последние дни наши отношения натянуты самой тонкой нитью. Она обижена. И не хочет принимать мой выбор. Я бы не хотела с ней встречаться. Я просто хочу выйти из этой квартиры быстрей и привести свои мысли в порядок.

— Ма-а-а-ам? — тишина.

— Не ожидала, Акси, что ты будешь таскаться с ним! — голос доносится из кухни.

Попалась. Заглядываю на кухню. Мама в своей манере, стоит около окна, мешая ложкой кофе в кружке.

— Мам… я…

— С членом семьи, — повышает ноты недовольства, — которая отравляет все в округе собой. Постоянно создает проблемы твоему отцу, — с грохотом ставит кофе на подоконник. — А наша Аксинья, наша девочка, наше сокровище изо дня в день таскается с ним. Как последняя… М-м-м… Зла не хватает.

— Не утрируй так.

— Я, конечно, поначалу подумала, что мне кажется или приснилось, когда увидела, что на пожарной лестнице вульгарно облизывается молодежь, но то, что это моя дочь и этот… с малых лет преступник, повергло меня в шок. Это предательство, понимаешь? Предательство!

Разворачивается, хватает меня за плечи.

— Сколько это продолжается? Отвечай! Ты спишь с ним?

— Мне больно.

— Отвечай! Спишь?

— Нет! Я люблю его. Отпусти, мне больно.

— Любишь? — нервная улыбка растягивается. — Да что ты знаешь о любви еще, соплячка? Любит она! — Хватает со всей силы за плечи. — Поиграет с тобой, использует и выкинет как ненужную куклу. Да ты хоть знаешь, кто они? Бандиты самые настоящие! Наркота, оружие — это все они, во всей красе. Конечно, сейчас их знают как бизнесменов. Твой отец лезет под пули каждый день из-за них. А ты лакомый кусочек для них. Надо было этого гаденыша додавить еще тогда, чтобы за твое несостоявшееся изнасилование он сгнил где-нибудь.

— Вранье! Он спас меня недавно. Ты сама выхваляла его, а что теперь? Ты его проклинаешь? И изнасилования не было. Это вы, все вы с папой придумали. Не знаю, за что такая ненависть к ним, что вы решили отыграться на маленьком ребенке!

— Замолчи!

— Не замолчу. Я люблю его. Нравится тебе или нет. Ты когда-нибудь задумывалась, хоть на минуту своей жизни, что испортила жизнь маленькому ребенку? Почти сломала его, — выплевываю слова протеста. Не могу остановить дискуссию. В горле пересыхает. — Хотя вряд ли ты задумывалась. Папа за тебя подумал. За всех нас.

— Замолчи.

— Да нет. Послушай! Этот преступник, как ты говоришь, хлебнул такую горечь, и не каждый ее сможет проглотить. Потерял мать, сестру и брата на том суде, и всю семью. Не надо закрывать уши, мама. Это мы плохие. Мы это сделали.

— Так, значит, заговорила с матерью?

— И что же знаешь о любви ты, мама? Всю жизнь подыгрываешь папе… Да ты для него даже не женщина — очередной солдат, которому отдают приказы. «Твое место» — вот твое воплощение любви. Вот какая любовь между тобой и отцом, как между человеком и собакой.

— Глупая!

— Может, я и глупая, дура, как хочешь назови меня, но я чувствую себя живой. Не в программе вашей. Я больше не в ней.

— Да послушай же ты, не умеют такие люди любить, только пользуются, высасывают жизнь. Они идут дальше, а ты потом будешь собирать себя по кусочкам.

— Пусть так! Согласна на такую цену.

Выбегаю на лестничную клетку, перепрыгивая пролеты.

Толкаю дверь, порыв ветра растрепывает буйные кудри в стороны.

Акси

Стараюсь унять дрожь во всем теле. Сжимаю-разжимаю пальцы, вонзая ногти в кожу. Меня уже сканирует томный взгляд карих глаз. Делает последнюю затяжку, сжимая сигарету фалангами, с полуулыбкой выдыхая голубой клуб дыма. С интересом рассматривает мое лицо, и улыбка его превращается в серьезную гримасу. Подчеркивая скулы, губы вытягиваются в линию, бровь изгибается в тяжелый узор.

Поднимает голову вверх, всматриваясь. И снова на меня.

Отталкивается от капота, открывает двери, приглашая. Забираюсь быстро на сиденье.

Обдумываю выплюнутые слова в адрес дорогого человека.

— Все хорошо?

— Да! — отворачиваюсь к окну.

Нахожу глазами свой этаж. Мама все еще стоит у окна, и я чувствую, как веет презрением.

— Посмотри на меня, — проводит костяшками пальцев по щеке. — Я сказал, посмотри на меня, — обхватывает подбородок, разворачивая. — Что случилось?

Дергаюсь из его рук, отворачиваюсь.

Кнопка зажигания загорается, машина трогается. Плавно двигаемся к выезду из города. Успеваю рассмотреть осенний пейзаж. Желто-красных оттенков. Играет медленная музыка. Никак не могу расслабиться после находки, после маминых слов. Прокручиваю, прокручиваю…

— А если бы я и правда нашла то, что ты от меня хотел? Наше общение прекратилось бы? — не выдерживаю.

— А ты их нашла? Я, вообще-то, не собирался его завязывать, но ты свалилась мне как снег на голову посреди аэропорта, потом я узнал, кто ты, и…

— Ты не ответил на вопрос.

— Возможно! Но теперь…

— Но что теперь?..

— Теперь… теперь… это не имеет значения. Все в прошлом. Ты рядом со мной.

— Но в качестве кого я еду на такое торжество?

— В качестве моей спутницы. Такой ответ тебя устраивает?

— А как же твоя невеста? Бизнес, деньги?

— Да плевать я хотел на все это. Твоя безопасность превыше всего. Что за допрос? Что должен тебе еще сказать, чтоб ты поняла?..

— Люблю, — улыбаюсь.